Заветное желание

Касси усмехнулась. «Всполох» хотя и был неплохим крейсером, но с «Небесным клинком» сравниться не мог. Хотя бы потому, что выучка его команды оставляла желать лучшего. Впрочем, обсуждать приказы короля было не ее делом.

— Отбой тревоги, — сказала она, и команда тут же начала расходиться, а дежурный матрос ударил в гонг один раз. Касси повернулась к гаррам. — Отсылай дирижабль, лорд Оргарт. Твой статус признан посольским.

Гарр только кивнул.

Касси проводила послов глазами, когда их завели в каюты, потом подозвала адъютанта.

— Приставь воинов следить за ними. И пусть кто-нибудь из приставленных для наблюдения хоть немного разбирается в магии.

— Да, госпожа. — Шуол поклонился.

— Я им не доверяю, — сказала Касси. — Гарры не хотят мира, им просто нужна передышка, чтобы перегруппироваться.

— Если ты спрашиваешь моего мнения, капитан, то я полностью согласен. Мне можно идти?

Касси кивнула, думая о своем.

— Курс на Алашом! — вскоре приказала она, и величественный корабль, шевельнув парусами и подвижным килем, заложил поворот и стремительно понесся к островам шуолов.

А через минуту, когда корабль был уже достаточно далеко, одно из облаков приняло форму когтистой руки и потянулось следом. Случайно попавшая в черный шлейф змеемуха вдруг прекратила махать крыльями и упала вниз, в Великую Бездну, хотя тело ее осталось абсолютно здоровым.

Облако с легкостью миновало крейсер «Всполох», на котором оператор магического сканера сладко посапывал в обнимку с хрустальным шаром, который тревожно мигал лиловым и красным — это был сигнал, означающий непосредственную близость магии Тьмы. На «Небесном клинке» уже трубили бы тревогу, а трое магов готовились бы дать отпор до прибытия подкрепления, но экипаж «Всполоха» полностью прошляпил вторжение чужеродного волшебства.

Аргаррон стоял перед черным каменным шаром, вытянув вперед руку и согнув когтистые пальцы. Его пасть шевелилась, когда архидемон шептал заклинания, а в шаре быстро перемещалось изображение каенорского пейзажа. Недавно его магический взор пересек границу с шуолами и направился к столице. Отвлекающий маневр с посольством удался, и засечь магическое вторжение теперь было почти невозможно, если только кто-нибудь не будет искать его специально.

«Я вижу тебя, — подумал Аргаррон. — Не надейся спокойно прожить оставшийся тебе до смерти срок, мальчишка…»

Странное облако в форме руки тянулось через небо, оставляя за собой почти километровый шлейф. Аргаррой позаимствовал основу для этого заклинания в каком-то захолустном мире, где четыре мага, разделившие между собой власть над первичными стихиями, пытались остановить технический прогресс смертных. Вернее, это один хотел остановить смертных, а остальные позорно бежали, укрыв свою страну туманом невидимости. При этом они еще и предали своего брата, не поддержав его в ответственный момент. Более того, всеми силами строили козни, вызвав даже человека из техногенного мира.

Аргаррон поморщился, вспомнив о трех жалких созданиях, пожертвовавших могуществом ради блага смертных. Он успел списать себе наиболее полезные заклинания четвертого брата, немного их изменил для собственных нужд и в результате получил целый арсенал полезной магии.

Облако тем временем продолжало движение. Его могли бы заметить, но оно подлетело к населенным островам, когда уже спустилась ночь и сгусток черной магии было трудно засечь, тем более что направлялось колдовство только на одного индивида, сейчас находящегося в Радужном Городе.

В середине ночи на пути заклятья Аргаррона встала защита Радужного Города. Архидемон не стал пытаться ее пробить — это было не то чтобы бессмысленно, но всполошило бы всех квостров в Каеноре. Облако вытянулось в тончайшую нить и стало просачиваться сквозь узор умело поставленной защиты.

Нить мрака в подсвеченной темноте городской ночи проскользнула в канализацию, потом по трубе поднялась вверх, к покоям на вершине одной из башен…

Аргаррон улыбнулся, когда его заклинание в форме руки, словно гигантская кобра, поднялось над ложем, где лежал Избранник, а в его объятиях сладко дремала ворожея Лия. Архидемон опустил свою руку, и заклинание обрушилось на спящих.

Ростислав, отдыхающий перед ответственным днем, проснулся от холода и не сразу понял, где он. Кругом клубилась черная мгла, а Лия дрожала от холода, сжавшись в комочек. Ростислав, произнеся короткое заклинание, посмотрел на потоки магии волшебным, истинным, как это называли квостры, зрением. В следующий миг он испуганно вскрикнул и затряс ворожею за плечо.

— Проснись, Лия! — закричал он. — Проснись!

Девушка открыла глаза, после чего тут же с криком вскочила. У нее, как у волшебницы Света, магия Аргаррона, казалось пронзала самую душу. Вокруг кружились нити магии Тьмы, непонятно как проникшие в самое сердце Радужного Города, а среди этой круговерти вырисовывались контуры страшной когтистой руки, тянущейся к влюбленным.

Ростислав от ужаса позабыл всё на свете заклинания, а дотянуться до меча Огнекрылого не было никакой возможности — тот остался в соседней комнате висеть на стене. Мирлас тоже был в отдельной комнате, которую делил с Грэгом, заявившим, что он может разделить комнату с лотофагом, так как не нуждается в уединении по ночам. К тому же вряд ли он мог чем-то помочь против самого Аргаррона. В том, что это дело рук Аргаррона, Избранник не сомневался, но эти мысли были у него где-то на заднем плане.

Ворожея случайно дотронулась до потока Тьмы и, ахнув, потеряла сознание, а на ее лицо нахлынула мертвенная бледность. Узор Тьмы дернулся, как от боли, и Ростислава это словно отрезвило. Он протянул вперед руки и начал говорить заклинание, направленное как раз для противодействия чарам Тьмы. Заклинание это не было еще достаточно отработано Ростиславом, не было закреплено практическими упражнениями, но другого выхода он не нашел.

В узоре Тьмы раздался хор голосов, сбивающий сосредоточение Ростислава. Тот не хотел прислушиваться, но хор замогильных голосов вкручивался в мозг, словно мерзкое, грязное и тупое сверло. Заклинание сбилось, и вместо сокрушающего потока света с рук юноши сорвались жалкие искорки, которые даже не сплелись в нити.

А слова продолжали звучать, приобретая смысл:

Умри внутри,

Навек без слез.

Сотри, сорви

Цветы из грез.

Убей скорей,

На части боль

Порви, разбей

На счастье роль.

Ростислав замотал головой, схватившись за виски. Он понимал, что это эмоционально-псионическая атака, что надо бороться, но слова, вдавливаемые в сознание, навевали такую тоску, что не хотелось даже двигаться, не то что с чем-то бороться.