Заветы предательства
Шрифт:
«Расчленитель» также был воином, прославившим себя на аренах Пожирателей Миров. Амит, капитан Кровавых Ангелов, дрался так же свирепо и жестоко, как и хозяева арены. До Исствана Кхарн считал их обоих, Аргела и Амита, своими клятвенными братьями. Когда придет время осаждать Терру и рушить стены дворца, он будет сожалеть об убийстве этих двух воинов больше всего.
— Соберись! — зарычал Аргел Тал. — Ты отвлекаешься, и твое мастерство гаснет вместе с вниманием.
Кхарн высвободился, повернув лезвие топора, и атаковал серией яростных ревущих взмахов. Аргел Тал скользнул назад, предпочтя уклониться и не рисковать, что пропустит удар. Последнюю
— Грядущая Война, — сказал Кхарн. — Тебе не кажется, что она неблагородна? Бесчестна?
— Бесчестна? — весело прохрипел Аргел Тал двойным голосом. — Мне нет дела до чести, кузен, меня волнуют лишь правда и победа.
Кхарн сделал вдох, чтобы ответить, но в этот момент вокс в зале с треском ожил.
— Капитан Кхарн? Капитан Аргел Тал?
Оба воина замерли. Неподвижность Аргела Тала была порождена нечеловеческой способностью контролировать свое тело; Кхарн не шевелился, но не был абсолютно спокоен. Остывающие Гвозди Мясника в затылке заставляли его подрагивать.
— В чем дело, Лотара? — спросил он.
— Мы получаем сообщение от флота. Лорд Аврелиан шлет со всех своих кораблей массовые сигналы, фокусируемые «Лексом». Армада Кора Фаэрона только что атаковала Калт. — Она остановилась, чтобы перевести дыхание. — Война в Ультрамаре началась.
Кхарн деактивировал топор и теперь лишь молча стоял. Аргел Тал засмеялся, и в его двойном голосе зазвучало угрожающее львиное мурлыканье.
— Время пришло, кузен.
Кхарн улыбнулся, но в выражении его лица не было никакого веселья. Гвозди Мясника еще гудели в глубине мозга, испуская волны боли и иррациональной злобы.
— Теперь, когда Калт в огне, Теневой крестовый поход начинается!
ДЖОН ФРЕНЧ
МАГИСТР ВОЙНЫ
Магистр войны…
Сорвавшись с губ Хоруса, слова парили в тишине. За высокими гнуто-кристаллическими окнами болезненными кольцами газа и пыли повис свет далеких звезд. Облаченный в доспехи, примарх Шестнадцатого легиона вглядывался в тени, словно ожидая ответа.
— Титул тяжким грузом висит у меня на шее. Хорус. Луперкаль. Воитель. Отец, сын, друг, враг — все пропало под его тяжестью.
Он повернул голову, скользнув взглядом по черному металлу подлокотников трона. Посмотрел на бронзовую булаву с рукоятью высотой со смертного. Величалась она Разрушителем Миров, и принял ее он из рук отца вместе с титулом магистра войны и правом командовать Великим походом. Взгляд его остановился на навершии в виде головы орла. Чуть заметная улыбка тронула его губы.
— Наш отец никогда не говорил о значении, лишь о пределах власти. Опасно оставлять такое понятие без объяснений. Возможно, он желал, чтобы я сам понял его смысл. Может быть, значение не заботило его, поскольку освобождало его от нас, его сыновей. Допустим, он не догадывался, что это будет значить для его Империи.
Хорус поднял длань, и перед троном возник столб гололитического света. В шероховатой проекции изображения возникли фигуры мужчин и женщин, они корчились, вопили и гибли, их мольбы и крики вторили друг другу, пока грохот выстрелов болтера не пронзил тишину.
— Теперь он знает.
В ответ на собственные мысли Хорус кивнул. Во влажной черноте глаз отражался дрожащий свет гололита.
— Огонь зажжен, все
сущее брошено на волю ветра. Все мы вовлечены — он и я, братья мои и наши легионы. Будущее всего человечества замкнуто в этом кольце крови. Всех нас подхватил этот ураган. Империю ждет падение и взлет по мановению моей руки. Или же ждет ее крах, крах, крах…Он медленно встал, пощелкивали и шипели его доспехи. Он вновь махнул рукой, и вокруг него возникло еще больше холодно-светящихся конусов с размытыми изображениями лиц. Одни кричали, изрыгая слова вперемешку с кровью и дымом, другие гундосили что-то голосами неживыми и монотонными. Хорус склонил голову и прислушался.
— Всё только кровь, кровь и вопли перемен. Сейчас анархия правит миром. Мы распадаемся, эта война ускользает сквозь наши пальцы, чтобы закружить до беспамятства, — проговорил он, и над какофонией возвысился звук его голоса.
Хорус обернулся, глядя, как вокруг флуоресцируют голограммы и тронный зал пляшет в призрачном свете тысяч посланий.
— Исстван должен был сгореть молча, чтобы война была выиграна раньше, чем началась. Предполагалось, что крылья Ангела будут сломлены у моих ног. Но осечки следуют одна за другой. Непрерывно, снова и снова…
Он замер, взгляд был прикован к изображению сморщенного астропата.
— Калт сгорел, и все же наш брат жив. Робаут. Мудрый Робаут. Со всеми своими поскрипывающими перьями, планами и чаяниями. Слишком разумный, очень сильный. Чересчур совершенный, — Хорус глубоко вздохнул и повернулся к пустому трону. — Хотелось бы мне, чтобы он был с нами.
По мановению его похожих на клинки пальцев сонм образов исчез, и снова воцарилась тишина и вернулись тени. Хорус покачал головой, по-прежнему не спуская глаз с трона.
— Можно сказать, что я слишком прислушивался к Альфарию и Лоргару, что лукавые боевые действия с намеренными хитростями заранее обречены на провал. Возможно, так и есть. Гидра не может все предугадать, и теперь эта слепота кинжалом вонзается ей в собственную спину. Коракс бы такой ошибки не допустил.
Он невесело хмыкнул.
— Странно, сколь многие мои чаяния обращаются против меня самого. И идут за мной одни порченые да увечные. Я — повелитель сломленных монстров.
Медленно-медленно двинулся он вокруг огромного гололитического стола, и гулкая тишина поглотила звуки его шагов.
— Не могу я руководить ни ими, ни их сыновьями, и они это знают. Мортарион, Пертурабо и все остальные… чувствуют это. Всем известно, что больше нельзя управлять этой войной, можно лишь выживать под ударом. Но ведь они никогда по-настоящему не понимали меня и с каждой секундой разумеют все меньше. Сомневаются. Думают, будто я сбился с пути. Я вижу в их сердцах низость, гордыню, их подгоняют семена порчи, питая бурю. И с такими должен я заново отстраивать будущее!
Хорус вновь остановился у подножия трона и протянул руку. Пальцы сомкнулись на рукояти Разрушителя Миров, и он легко поднял булаву вверх. В тусклом свете были видны каждая вмятина, каждая выбоина, каждый рубец на отполированном металле.
— Тысяча битв. Десять тысяч. Десятью десять на десять — и все ради того, чтобы наступила новая эра. Отвергнуто все то, что было несомненного в прошлом, все убеждения пошли прахом. Повсюду война, которая тянется во времени, и неведомо, когда настигнет последний удар. Не беда, ибо все напасти мне только на руку. Гроза начинается только для того, чтобы поразила молния.