Зависимость. Трилогия

– Ты что боишься?
– рассмеялась она, обращаясь к дому.

Сегодня она вспомнит ему все: и каждую бессонную ночь, и синяки по всему телу, когда ящики открывались сами собой, и обожженную кожу от душа, грохот мебели на чердаке и крики из подвала.

– Выходи играть, - крикнула она, идя по коридору. Дверь в ее комнату оказалась закрыта, хотя, уходя, она не закрыла ее. Зато из комнаты Кая доносился шорох и приглушенные шаги.

Подойдя ближе, Фиби заглянула внутрь, но в комнате никого не было. Только форточка была открыта, поток ночного ветра колыхал шторы. Девушка потянулась к выключателю, но тот вспыхнул, не успела она даже прикоснуться к нему. Проводка в комнате заискрилась, на обоях вспыхнуло пламя. Ветер снова раздул шторы, а вместе с ними и огонь, который перекинулся на шкаф, шторы и лежащее на кровати покрывало. В такие игры им еще не приходилось играть вместе. До этого момента дом издевался над ней, изматывал, но ни разу не пытался убить, только запугивал.

Сегодня все совсем иначе.

Но у Фиби тоже были свои игрушки. Она выбила ногой дверь, вырвавшись в коридор. Дверь в комнату Кая захлопнулась за ней, вспыхнув, как спичка. Дом был полон дыма. Клинок в ее руках был приятно холодным на ощупь и подпитывал изнутри силой, ледяной и темной, как кровь того мужчины.

– Выходи! Выходи, я жду тебя!

На чердаке хлопнула дверца, и лестница закачалась под чьими-то шагами. Через секунду на верхнюю площадку ступила длинная тощая фигура, а лестница оборвалась вниз. Фиби не видела лица, только сине-фиолетовые вспышки на месте глаз, и чувствовала холод, исходящий от злобного приведения. Фигура взмахнула рукой в ее сторону, поднимая непонятно откуда взявшуюся волу пыли. Фиби не двинулась с места и даже не стала прикрывать лицо руками. Вместо этого она снова рассмеялась. Приведение было ничем по сравнению с тем, что она знала сейчас и чем была в этот миг.

А ничто не может навредить.

Не дожидаясь, пока тварь придет за ней, Фиби сама пошла вперед, выставив вперед острие меча. Края приведения стали нечеткими, но девушка не позволила ему исчезнуть.

– Я запрещаю тебе уходить отсюда. Я запрещаю тебе двигаться.

Жар от стен и густой смог окружил Фиби, но рассеялся, стоило ей поднять меч, сверкавший сейчас, как клинок джедая. Она проткнула им приведение, почувствовав реальное сопротивление, а не пустоту, и тут же закрыла уши, спасая их от невероятной мощи стона, разнесшегося по всему дому.

Уничтожение призрака не спасло дом от пожара. Забежав в свою комнату, Фиби схватила книгу и дорожный рюкзак. Лестница провалилась, значит, единственным путем наружу оставались окна. Огонь сюда еще не добрался, но дышать в комнате было уже нечем. Сорвав занавески вместе с карнизом, чтобы не тратить время, Фиби бросила рюкзак на землю, запихнув книгу внутрь, а затем прыгнула сама, приземлившись на ноги.

Лицо Кая, вернувшегося через три часа, было просто незабываемым, когда он посмотрел на пожарище, оставшееся на месте их дома. Отправив пришедшую с ним девушку восвояси, демон подбежал к Фиби, устроившейся на капоте машины.

– Какого хрена здесь произошло? Зачем ты сожгла дом?

Фиби отложила книгу в сторону, взглянув на него.

– Это не я, а он хотел меня сжечь, - спокойно возразила она.
– И теперь, видимо, мы снова переезжаем.
– И прибавила, любовно глядя на меч, лежавший у нее на коленях: - В следующий раз подыщи мне задание посложнее.

2.6

Стяжательство (алчность) - зависимость, заключающаяся в приобретении всевозможных материальных ценностей. Для людей, имеющих подобную зависимость, накопление денег становится целью всей их жизни. При этом деньги для них - не эквивалент необходимого для жизни комфорта, путешествий, еды, а основа всего. Такие люди едят самую дешевую пищу, одеваются в лохмотья, экономят на всем, только чтобы иметь возможность откладывать деньги. Цель всей экономии - не крупная покупка или осуществление какой-то мечты, для которой нужны большие деньги, а само по себе желание собрать как можно больше денег. При этом алчный человек способен добывать деньги любой ценой - красть, убивать, обманывать, лишь бы получать материальную наживу.

Крайм начинала сначала каждый раз, когда ей этого хотелось.

Беда лишь в том, что у нее еще ни разу не выходило довести дело до конца. Начать всегда легче, чем закончить.

Еда как обычно была слишком пресной, чтобы можно было разобрать ее вкус, бледно-зеленый цвет каши из бобов заставлял вспомнить о морской болезни. Но здесь вовсе не было так уж плохо, как могло бы показаться на первый взгляд. Регулярное питание, крыша над головой, почти что мягкая перина и душ два раза в неделю. Не пятизвездочный отель, конечно, нет кондиционеров, а днем бывало ужасно жарко, возможность смотреть телевизор только два часа в день, да и к тому же один на два десятка человек, питание чересчур однообразно. Самым главным недостатком для большинства из прибывавших здесь был запрет покидать помещение без специального разрешения, но только не в случае Крайм.

Да и оранжевый цвет был ей к лицу.

Закончив прием пищи, она поднялась, позволив охраннику застегнуть наручники на своих кистях. Никто не смотрел в ее сторону, пока она не дошла до двери, затем сидящий у самого выхода парень едва заметно поднял голову на несколько сантиметров, прежде чем снова уткнуться в свою миску. Положительный ответ.

Ее комната находилась почти в самом конце коридора, привстав на цыпочки можно было разглядеть через решетку красную кнопку пожарной тревоги. Комната из металла, фронтальная стена из крепких железных прутов толщиной в ее ногу. Сейчас Крайм была совсем крошкой. Рост чуть больше полтора метра, тоненькие слабые конечности, маленькая мышечная масса, в противовес всему вышеперечисленному - огромные серо-зеленые глаза и густая грива золотисто-русых волос.

Как только двери ее "комнаты" со скрежетом закрылись, Крайм снова осталась в одиночестве. Здесь было тихо, спокойно, ее никто не трогал, пока она сама не влезала в неприятности. Рай, в общем, если бы не еда. Заключение не пугало ее.

Забравшись с ногами на койку, она облокотилась спиной о стену и вздохнула. Ей так не хотелось совершать побег.

///////

Солнечные лучи падали на толстое стекло, преломляясь, и разноцветные полоски радуги освещали пол. Белл переместился так, чтобы зеленый луч падал ему на ботинок: зеленый свет это всегда хорошо. Невнятное бормотание заставило его поднять голову и посмотреть на сидящего напротив старика. Высокие залысины и длинный нос предавал ему вид старого киношного вампира. Трясущимися пальцами он настойчиво передвигал шахматную фигурку слона, очевидно, спутав его с ферзем.

Белл знал, что поправлять его бессмысленно.

Ровно через двадцать минут в общую гостиную вошла медсестра, неся на подносе множество разноцветных таблеток, каждая лежала на именной карточке. Среди них была и та, что предназначалась Беллу. Она была горькой на вкус, и сколько бы воды он ни выпил, не удавалось заглушить мерзкий привкус во рту.

Попав сюда, Белл активно сопротивлялся, отказывался принимать лекарства, несколько раз избил санитаров, пытаясь сбежать, его семь раз закрывали в камере для буйно помешанных, а потом перевели на специальный этаж, где держали самых опасных. С тех пор Белл приложил все силы для того, чтобы казаться как можно менее нормальным, но при этом неопасным. Его старания неожиданно принесли позитивный результат, и две недели назад его снова перевели сюда. Старики с болезнью Альцгеймера, шизофреники, всевозможные психозы, олигофреники стали для него почти что семьей.

Отчаявшись переставить фигуру туда, куда ему хотелось (в той клетке стояла пешка Белла), старик выпучил глаза и широко раздвинул губы, продемонстрировав светло-розовые мягкие десны, и двумя руками сгреб все фигуры в центр доски, издавая при этом какие-то булькающие звуки. Белл заставил себя посмотреть в окно, и на мгновение ему показалось, что решетки расплылись у него перед глазами.

Кто-то из санитаров вколол старику успокоительное, и он безвольно откинулся на спинку стула, его пустые светло-карие глаза уставились куда-то вдаль, а по подбородку стекала слюна. В последнее время его состояние резко ухудшилось, что особенно сказалось на речевой функции. Еще три недели назад он выглядел гораздо бодрее и радостно щебетал о том, что в последний визит его дочь взяла с собой внука. Скорее всего, то была их последняя встреча. Трудно предсказать, отсрочил визит семьи окончательное безумие, или же приблизил его.

С первого взгляда было ясно, что болезнь уже победила, но Беллу было жаль старика, и почему-то не хотелось оставлять его в одиночестве. Ему даже казалось, что время от времени в глазах больного мелькало что-то прежнее, и тот был ему благодарен. Белл не мог даже представить, что может быть хуже, чем закончить свою жизнь вот так, здесь.

Глупо улыбнувшись медсестре, он взял с подноса таблетку и несколько мгновений разглядывал ее, прежде чем проглотить. Медсестра - Рейчел - попросила его открыть рот и проверила, проглотил ли он лекарство, и только затем двинулась дальше. После продолжительной, впрочем, совершенно безутешной борьбы, у Белла сложилась здесь соответствующая репутация. Он сам осложнил для себя пребывание в чертовой больнице. Улыбнувшись напоследок Рейчел еще раз, парень представил, как одним движением ломает ей шею.