Зависть как повод для нежности

– Ну и что?… Что ты рисуешь?

– Рисую рыб, – показала она рыбу, как обычно рыбаки показывают, когда байки рассказывают.

– Как у Матисса? – недоверчиво спросила Поля.

– Как петушки на рушниках. Красиво!

Она взяла майонез и выдавила, как из тюбика краску – полоской – замысловатую линию, изгиб которой напоминал рыбу.

– Я теперь если день не пишу, плохо себя чувствую. Да ты не волнуйся, я не сошла с ума. Повезло – от отчаяния. Пока Маркин спал, я стала рисовать. А он проснулся – обалдел.

– И что, сразу на рынок?

– Ну нет, помог холст в раму вставить. И отвез в галерею. Он говорит, новичкам везет… И пошло.

– А он теперь завязал и писать?

– Нет, учит меня. Мне с ним так интересно. Он очень изменился. Влюбился.

– Ну а Мария вам зачем?

– Ну как зачем? Он ее не мог позвать, показывать было нечего. Теперь ее мечта сбылась – фамилия станет знаменитой.

– А у тебя что, его фамилия?!

– Ну да… Мы поженились, Поля.

– Ничего себе. Поздравляю…

– А потом я там домик присмотрела. Беленький такой. Небольшой. Я его потом распишу. А пока неплохо было бы продать тут квартиру и купить дом там. Всем места хватит. Да и мне помощники нужны.

– Ты не торопишься с Марией? С нею же страшно рядом находиться, током бьет. Невменяемая.

– Ничего, мы займемся ее психологическим состоянием, замуж выдадим за хорошего человека.

– А что с этим мальчиком с дислексией?

– О, это трагическая история, но я хочу его тоже к себе забрать.

– Неужели родители отказались?!

– Наоборот, это им отказали в родительских правах. Они, представь, дом подожгли, чтобы получить страховку. Подожгли и сбежали, каждый со своим любовником. Их два месяца за границей разыскивали. Сейчас суд идет. А Сема пока в приюте. Но мы с Лешей к нему ездим… Будем усыновлять. Где двое, там и трое, правда же?

– Откуда у тебя столько уверенности, что все получится? – спросила Поля, похолодевшая от услышанного.

– От желания. Нет ничего, Полечка, что могло бы противостоять женскому желанию. Разве не ты мне об этом говорила?

– Я?!

– Эх, детка, всем помогаешь, а сама себя не слышишь. Ничего, вот гости уйдут, я тебе про тебя все расскажу. Какая ты будешь счастливая! Ты мне помогла со Светочкой. За мной должок.

И они взяли тарелки с едой и гуськом пошли в гостиную, ставить угощения.

А в это время Потапов вышел покурить на балкон. Полина мама увязалась за ним, тоже с сигаретой. Глаза ее воспаленно горели. Она доверительно приблизилась к лейтенанту, даже как-то неприлично близко.

– Вы любите Полю? – спросила она в расчете на искренность.

– Разве такое спрашивают? – Юрий насторожился.

– Я – мать, и я не могу не спросить. Меня волнует судьба дочери, – изобразила она обеспокоенность.

– А она меня любит?

– Не уверена… Знаете, дорогой, она любит детей. Не понятно, откуда это у нее? Выросла в нормальной, полной семье. А ведет себя как детдомовская. Всех ей жалко, всех в дом тащит. Когда маленькая была, так всех жуков-инвалидов в коробки складывала. Дети им крылья оторвут, а Полька потом лечит…

– Добрая она…

– Да, было в кого… А как вы считаете, мы с нею похожи?

– Не очень, – определенно ответил Потапов.

– Мне все говорят, что я ей как сестра, а не как мать, – женщина дала наводку.

Юрий хотел было высказать свое мнение, но ему предусмотрительно не дали даже рта раскрыть.

– Только у нее совсем нет слуха. А я пою – романсы, народные песни, песни из кино – люблю. «Мне нравится, что вы больны не мной…» Знаете?

– Не люблю этот фильм.

– А почему?

– Потому что там не мужик, а придурок. И получается, что придурков как раз и любят…

– Как это верно. Как это верно, – мама Полины думала о своем муже-адвокате. – А вы знаете, они ведь только прикидываются придурками, а потом оказывается, что они – настоящие стервы. Стервецы!

– Стервятники, – подсказал лейтенант. – Да, так бывает. Только женщины это слишком поздно понимают.

– Некоторые это уже поняли, – намекнула, имея в виду себя – она была той женщиной, уже не первой свежести, но все же, зачем такие подробности, кому это интересно? И уж точно могла отличить подонка от честного человека. – Вот вы – честный человек. Я сразу поняла, когда вас увидела.

– Спасибо. Рад стараться.

– Но Поле вы не пара. Она такая квелая выросла. Любовь, семья – ей не по силам. Вот с детьми возиться – это по ней. С этой Светой связалась. Я была недовольна. Поссорилась с нею, – жаловалась Полина мама, ожидая понимания.

– Я вас понимаю. Сволочь эта Галя, – подтвердил он.

– Ну, подумайте, каково мне? Она же с родным братом часу не просидела, а с чужой дочкой готова жить до конца дней. Это нормально? Ну ничего, теперь мать заберет ребенка в Америку, и все переменится. Поля возьмет Стасика, начнет его развивать в своем детском саду…

– Это она вам так говорила? – опешил Потапов. Для него это была большая новость.

– А что, вы не знали?

– Нет, она мне не говорила. Я думал, мы поженимся наконец, – Юрий понял, что обречен.

– Что вы! Она даже думать об этом не хочет, – доконала его собеседница. – Вот я собираюсь замуж, а она – ни за что! Ей даже противно об этом думать. Не знаю, в кого она. Отец вроде живой человек, дамами интересовался. Я тоже женщина с интересом… А Поля – не от мира сего. Вся где-то в небесах. Ей бабка про космос много рассказывала. На девочку это плохо повлияло.

– Да нет, все у нее в порядке, с интересом.

– Да? Вы что, це-ло-ва-лись с нею? – взвизгнула женщина.

– По-моему, вы не очень правильно обстановку фотографируете.

– Да она сама ко мне пристает: мама-мамочка, отдай мне Стасика, я уже привыкла к Свете, как я теперь одна останусь? Я же говорю – блаженная. Я уже и чемодан собрала. Подумайте, я не враг своей дочери. Пусть займет свою душу, раз она ей велит чужих детей растить, – «молодая мать» чувствовала, что свобода не за горами.