Завод: назад в СССР

— Климент Саныч, это наш новый ученик — Егор, — представил меня начальнику Сергей Алексеевич, косвенно подсказывая, что раньше мы знакомы не были.

— Наслышан… ну рассказывайте, что вы натворили!

Начальник вытащил сигарету из пачки. Похлопал по карманам в поисках спичек, но не нашел — тут сориентировался мастер, достал свой коробок и любезно извлёк спичку. Так себе идея курить прямо в кабинете с закупоренными окнами. Тут и без того воняло табаком так, что першило в горле. Начальник раскурил сигарету, сложил рука на руку, поправив толстое обручальное кольцо на безымянном пальце.

Мастер пустился в объяснения:

— Климент Саныч, значит, было так — я послал Егора в цех окончательной сборки, чтобы он помог контролёру Анне донести нашу деталь.

Климент, прищурившись, внимательно слушал.

— Хорошо, Кобылкин, ладно, у твоего ученика мозгов нет, а ты почему не проследил?

— Виноват, Климент Саныч, исправлюсь, — говорил, как по своей собственной подсказке, мой мастер.

Но, похоже, что помогало не очень, Климент курил большими затяжками и медленно покрывался багровыми пятнами. Хе, похоже сейчас что-то будет…

— Виноват?! Исправишься?! — Саныч резко взорвался, перейдя на крик. — Ты вообще хоть понимаешь, что вы наделали? В производственном масштабе! Мне начальник со сборки звонил, сказал, что «бычка» они теперь себе заберут! Твою мать! Себе!

Мастер не отвечал, стоял, потупив взгляд, по стойке смирно. Похоже, рассчитывал, что вот сейчас Саныч как следует проорется и успокоится, но не тут-то было. Начальник вскочил со стула и врезал кулаком по столешнице.

— Оба без премии! Лишу на все сто процентов! Дегенераты! Самодеятели!

В отличие от мастера, который слушал все эти оскорбления, склонив подбородок на грудь, я терпеть подобный тон не собирался. Грубость — это штука заразная, раз пропустишь, и она войдёт в рецидив.

— Климент Саныч, — прервал я льющийся поток оскорблений. — А можно вопрос?

Начальник замолчал, с выпученными глазами уставился на меня. Видимо, непривычно ему было, что кто-то его здесь перебивает.

— Ну… спрашивай.

Сергей Алексеевич же пытался посылать мне сигналы, не поднимая при этом глаз. Я сделал вид, что ничего такого не замечаю, и заговорил:

— Мне вот что любопытно. Разве не лучше будет, если у цеха деталь на сборку заберут. Их технологи всё по уму оформят, а узел аварийного сброса больше не станет выворачивать на испытаниях, ну или потом, во время эксплуатации, — с серьезным выражением лица заявил я. — Вам ведь меньше отписок делать.

Саныч помолчал, покосился на мастера, его губы стиснулись, превратившись в две тоненькие полоски, и он зашипел:

— Кобылкин, ты где такого идиота взял… а ну-ка выйди, я с ним сглазу на глаз переговорю!

Он трясущимися от гнева руками достал новую сигарету и принялся прикуривать спичками, которые остались лежать на столе.

Ни живой ни мёртвый, мастер двинулся к выходу. Проходя мимо меня, шепнул:

— Егор, держись.

Понятно, у меня тут профилактическое вставление пистонов намечается. Дверь за мастером закрылась, и начальник, наконец, снова задымивший сигаретой, начал меня сверлить глазами.

— Посмотри какой умный, сопляк! — проскрежетал он. — Так я тебе так скажу, будешь что-нибудь подобное выкидывать, мигом окажешься за забором. Уволю тебя к чёртовой бабушке, по статье. Потом тебя не то что не возьмут на завод, а в дворники брать побрезгуют!

Очень познавательная и содержательная речь. Я внимательно выслушал его угрозы и ответил:

— Товарищ начальник, я не сомневаюсь, что именно так бы вы и сделали, но, боюсь, вашим планам не суждено сбыться.

— Чего?! — гавкнул он, словно пёс.

— По статье вы меня не сможете уволить при всём вашем большом желании, — начал я пояснение. — Нарушений дисциплины за мной не замечено, брак на меня повесить тоже не выйдет, потому что я ещё ученик. Так что ваши чаяния останутся на уровне несбыточных мечтаний. Простите, если я вас расстроил.

После моих слов Саныча как током прошибло. Он, до этого времени все время стоявший, сполз на стул.

— Вот ты, значит, как заговорил, паршивец… ничего, я тебе такое устрою, что…

Договорить я ему не дал, сблизился, вытащил сигарету из его рта. Вместе с ней подошел к окну, открыл створку и выбросил туда окурок. Повернулся и произнёс:

— Значит, теперь послушай меня ты, Климент. Ты, конечно, начальник, и какие угодно бумажки можешь состряпать, и я охотно верю, что ты мне можешь испортить жизнь. Только заруби себе на носу, что я тоже молчать не буду. И по всем инстанциям шум подниму, так чтобы и тебе жизнь не казалась сказкой. Усек? Как тыт тут распиловку нормочасов делаешь и фуфло с бычками проворачиваешь… Давно тебя ОБХСС проверял?

Он так и остался сидеть в кресле, пуча глаза. Конечно, небось привык, что никто из замов, мастеров или рабочих ему не перечит, даже рта не раскрывают при нём, а тут такой наглый ученик попался. Начальнику явно поплохело, он принялся ослаблять галстук и растягивать верхние пуговицы рубашки. Желания продолжать разговор у меня не было. Я развернулся и зашагал к двери, спиной чувствуя на себе тяжелый взгляд Климента. Но я видел, что струхнул начальник.

— Вы бы врача к Клименту Александровичу вызвали, — бросил я напоследок секретарше. — Что-то сплохело ему кажись. Сидит, не проветривает. Я там окошко открыл, но мало ли что…

Не оставлять же дядьку наедине с его припадком.

Разговор действительно получился неприятным, и я понимал, что в лице начальника теперь нажил себе врага. Но нисколько не поколебался в своей уверенности, что таких людей, как он, надо сразу на место ставить. Тем более, работать в этом цеху я долго не собирался. Плану у меня другие маленько…

С этими мыслями я спустился по шаткой металлической лестнице — и почти сразу наткнулся на наставника.

— Ты чего там воду баламутишь, Егор?!

Пришлось рассказывать Палычу о том, что случилось за последний час.

— Ох ты и делов наворотил! — в сердцах воскликнул старый слесарь. — И чего эта гнида проворовавшаяся сказала? Я Серёгу-то видел, так он, бедолага, к себе проскочил с таким видом, будто ему смертный приговор вынесли.

— Да ничего особенного, повозмущался, проорался и отпустил, — отмахнулся я.

— Фу-у-х, — выдохнул наставник. — Смотри, Егор, с огнём играешь. Он ведь падла такая, злопамятная.

Спорить или возражать я не стал. И остаток смены проковырялся с квадратиками, которые вернулись от Андрюши. Не без удовольствия отметил, что чернила на металле потекли, и Андрюша перепачкался, как поросенок — вон, отпечатки пальцев видно. Фрезеровщик попытался мне снова нагадить, вывалив детали на верстак без ящика. Но думаю, что свой урок он усвоил, если не совсем идиот.