Завоевание Англии

— Я знаю, что тебя постигла неудача, — сказала она, — но знаю и то, что это не твоя вина… Не горюй: я довольна тобой, Гарольд!

— Хвала Богу за это, матушка!

— Я рассказал твоей матери, что Вольнот полюбил клетку и рад плену, — проговорил Гакон, стоявший перед ярко горевшим очагом. Бабушка утешилась моими словами, — добавил он.

— О нет, — возразила Гита, — я еще раньше была успокоена судьбой. Перед твоим приездом я умоляла Бога, вопреки моему давнему страстному желанию, удержать Вольнота на чужбине.

— Как?! — воскликнул Гарольд с изумлением.

Гита отвела его подальше в сторону и прошептала:

— Неужели ты думаешь, Гарольд, будто я во время твоего отсутствия только и делала, что сидела в кресле и любовалась обоями? Нет, я ежедневно общалась с Хильдой и проводила с ней целые ночи у могилы древнего рыцаря. Мне известно, что ты подвергался страшной опасности, и избежал заключения и смерти лишь благодаря своему уму. Знаю и то, что если бы Вольнот вернулся, то сошел бы в кровавую могилу… Вольнота удержал в Нормандии его ангел-хранитель.

— Ты все это узнала от Хильды? — спросил Гарольд задумчиво.

— От Хильды, от оракула и от мертвеца! Взгляни на Гакона: разве не видна уж тень смерти в его безжизненных глазах?

— Это просто тень его внутренних размышлений, следствие плена и одиночества, — возразил Гарольд. — Конечно, ты видела и Юдифь — как она?

— Она осталась такой же, как прежде, — ответила Гита, поощрявшая любовь сына, между тем как Годвин проклял бы ее. — После твоего отъезда она сильно грустила и сидела целыми часами неподвижно, как статуя. Она узнала о твоем возвращении раньше Хильды. Я сидела у нее в день твоего приезда, когда она внезапно вскочила с места и воскликнула: «Гарольд вернулся в Англию!» Пораженная, я спросила, почему она так думает. «Я чувствую по дуновению ветра и по дыханию земли,» — ответила она… Это доказывает существование в ней чувства большего, чем просто любовь. Я знала двух братьев-близнецов: каждый из них постоянно чувствовал, что происходит с другим во время разлуки; так и Юдифь знает всегда, что делается с тобой, потому что ее душа — зеркало твоей души. Ступай теперь к ней, Гарольд; ты найдешь у нее Тиру, которую я поручила заботам Хильды… Бедняжка что-то стала худеть в последнее время. Потом зайди опять ко мне, если сможешь, чтобы рассказать о здоровье Тиры.

— Зайду, матушка. Не беспокойся о Тире: Хильда очень опытный лекарь. Позволь поблагодарить тебя, что ты не упрекнула меня за неудачу, за то, что я не в состоянии был сдержать свое слово. Радуюсь, видя твою покорность судьбе!

Гарольду нескоро удалось доехать до римской виллы, потому что все улицы были заполнены людьми, желавшими приветствовать его.

— Теперь нам нечего больше бояться, — говорили они друг другу, — Гарольд вернулся в Англию!

Граф с непокрытой головой медленно продвигался вперед, весело раскланиваясь во все стороны и ласково отвечая на радостные крики народа.

Наконец он выехал из города и уже приближался к вилле, когда вдруг услышал за собой лошадиный топот. Оглянувшись, он убедился, что его догоняет племянник.

— Что тебе нужно, Гакон? — спросил он, сдерживая коня.

— Мне нужно твое общество! — лаконично ответил Гакон.

— Благодарю; но попрошу тебя вернуться к матушке, потому что я желаю ехать один.

— О дядя, не гони меня! Я как чужой в этой Англии, а в доме твоей матушки чувствую себя совершенно одиноким. Я посвятил тебе всю свою жизнь… Отец завещал меня тебе, и я ни на минуту не хочу разлучаться с тобой: будем вместе и в жизни, и в смерти!

Страшно сделалось Гарольду от этих слов. Первоначальная нежность к племяннику улетучилась от мысли, что именно он подбил его дать страшную клятву. Потом он опять начал думать, что несправедливо сердиться за совет, без которого его ожидала самая печальная участь.

— Принимаю твою привязанность и любовь, Гакон, — ответил он как можно мягче. — Поезжай вместе со мной, только не взыщи, если я буду молчалив: уста невольно смыкаются, когда на душе невесело.

— Знаю… Я сам не люблю болтать о пустяках. Есть три вещи, которые всегда молчат: раздумье, судьба и могила.

Разговор прекратился, и каждый из всадников погрузился в свои мысли. Наступали сумерки; воздух стал особенно благоуханным, везде слышалось пение птиц.

Гарольд постоянно подъезжал к вилле со стороны холма, который был тесно связан с его воспоминаниями. Когда Гакон увидел перед собой древние развалины, то произнес вполголоса:

— Все по-прежнему: холм, могилы, руны…

— Разве ты был здесь раньше? — спросил Гарольд.

— Да, батюшка возил меня маленького к Хильде; перед своим отъездом я сам пришел сюда… И тут, у этого камня, великая пророчица севера предсказала мне мою судьбу.

«Ага! И ты поддался ее влиянию», — подумал Гарольд и произнес вслух:

— Что же она предрекла тебе?

— Что моя жизнь тесно связана с твоей, что я избавлю тебя от большой опасности и разделю с тобой другую, которая будет страшнее первой.

— О юноша! Все эти предсказания могут только предупредить об угрожающей опасности, но не в силах предотвратить ее. Чаще всего они лживы, и им не следует доверяться ни одному разумному человеку… Полагайся только на Бога и себя, тогда ты никогда не ошибешься!

Гарольд с усилием подавил вздох, соскочил с коня и взошел на холм. Достигнув вершины, он остановился и удержал последовавшего за ним Гакона.

Возле развалин сидела прелестная невеста Гарольда, рядом с очень молодой девушкой, смотревшей задумчиво ей в глаза.

В последней Гакон узнал Тиру, хоть он видел ее всего один раз — в день своего отъезда: лицо ее с тех пор очень мало изменилось, стало только бледнее и серьезнее.

Юдифь пела о жизни, смерти и возрождении бессмертного Феникса.

Дослушав песню до конца, Тира сказала:

— Ах, Юдифь, кто бы испугался костра Феникса, если бы знал, что из огня возникнет новая жизнь?!

— Но Феникс снова увидел все, что ему было близко… Он полетел над полями и лугами, которые были ему, вероятно, дороги… Разве и мы опять увидим все дорогие нам места, Юдифь?

— Как бы ни было нам дорого какое-нибудь место, оно теряет для нас всю свою прелесть, когда мы не видим любимых рядом с нами, — возразила Юдифь. — Если мы встретимся с ними в нашей загробной жизни, мы не станем, конечно, сожалеть о земле.

Гарольд не мог больше удержаться от сильного желания прижать Юдифь к своей груди: он быстрым прыжком очутился возле девушки и с радостным восклицанием крепко обнял ее.

— Я знала, что ты придешь сегодня вечером, Гарольд, — прошептала Юдифь.

Глава III

Когда Гарольд, взяв Юдифь под руку, отошел с ней в сторону, чтобы рассказать, что он пережил в Нормандии, и выслушать ее кроткие утешения, Гакон подсел к Тире. Они невольно симпатизировали друг другу, потому что оба были печальны и задумчивы не по годам. И странное дело, эти молодые люди начали говорить о смерти и ее атрибутах: саване, мертвецах и страшных привидениях.