Завоевание Англии

— Я буду с ним согласен, если оно послужит на пользу Англии, — искренно ответил граф.

Альред улыбнулся загадочной улыбкой.

Глава VII

Гакон всеми силами старался расположить вождей в пользу Гарольда. Его слушались не только как чрезвычайно умного человека, имевшего особую способность проникать в суть дела, но и как потомка старшего сына Годвина. Он вырос при норманнском дворе, рано освоил все тонкости политики, применяя теперь свои знания на практике. Гакон был уверен, что проживет недолго, что слава, которой должно было закончиться его короткое земное поприще, будет зависеть исключительно от Гарольда. Поэтому он, честолюбивый от природы, употреблял все свое влияние для того, чтобы Гарольд был возведен на престол. Гарольд был единственной привязанностью его мрачной и безотрадной жизни; он жил, чувствовал и мыслил только для него.

Все, кто имел влияние на Гарольда, словно олицетворяли какое-то качество: Юдифь — правду, Гурт — долг, Хильда — поэзию, а Гакон был сама предусмотрительность, так как она проглядывала во всех его действиях. Он устранял все препятствия, встречавшиеся на пути Гарольда, то советуясь с друзьями дяди и Альреда, то ведя переговоры с Эдвином и Моркаром, беседуя с больным королем; он приводил все в равновесие. Особенно совещался он с одной особой, сердце которой сильно билось, когда он посвящал ее в свои планы и цели.

Глава VIII

На другой день после визита танов Гарольд получил письмо от Альдиты. Она жила со своей дочерью при одном из оксфордских храмов, куда и приглашала его приехать. Граф принял приглашение, радуясь случаю отвлечься от своих бесчисленных забот.

Альдита сняла уже траур по Гриффиту, и в своем роскошном наряде показалась Гарольду прекраснее и моложе прежнего. У ее ног сидела дочь, которая в дальнейшем стала одним из предков Стюартов, так как она вышла замуж за Фленса, с которым нас так хорошо познакомил Шекспир в одном из своих гениальных творений. Рядом с ней сидел Гакон.

Как ни горда была Альдита, но при виде Гарольда волнение победило ее самообладание. Мало-помалу она разговорилась с ним, о том, что она пережила в совместной жизни с Гриффитом, замечая при этом, что сожалела о нем только как о короле, потерявшем жизнь при таких ужасных обстоятельствах, а не как о муже. Она слегка коснулась известной распри Тостига с ее братьями и тонко намекнула, что последние добиваются теперь благосклонности Гарольда.

В это время Эдвин и Моркар, как будто невзначай, вошли в комнату и раскланялись с графом, соблюдая, правда, и собственное достоинство, с почтительным видом. Они были настолько деликатны, что ни одним словом не упомянули о Витане, где должен был решиться вопрос: останутся ли они в своих графствах или будут осуждены на изгнание.

Гарольду это очень понравилось, и он проникся к ним еще большей симпатией, когда вспомнил трогательную сцену, происходившую между ним и их дедом Леофриком у трупа Годвина. Он сознался, глядя на их молодые, красивые лица и статные фигуры, услышав их здравые суждения, что нортумбрийцы и мерцийцы избирали себе достойных предводителей. Когда беседа закончилась, Гарольд простился со всеми, и братья пошли провожать его.

— Что же вы не хотите пожать Гарольду руку? — спросил у них Гакон, и губы его нервно подергивались, как будто он силился, но не мог улыбнуться.

— Отчего не хотеть, — ответил Эдвин, младший из братьев, имевший весьма поэтичную натуру, — почему не отдать должное достоинствам соперника, если граф согласится пожать руки людей, которые надеются, что их не доведут до того, чтобы поднимать мятеж против Англии!

Гарольд протянул им руки, что было в то время равносильно прямому уверению в дружбе.

— Ты напрасно заставил меня дать руку Эдвину и Моркару, Гакон, — сказал Гарольд, когда они отошли подальше. — Ты забыл мое отношение к ним?

— Да, но дело уже решено в их пользу, — ответил Гакон, — а тебе необходимо было заключить с ними союз.

Гарольд не отвечал: тон юноши задел его, но потом он подумал, что Гакон вполне мог быть теперь на его месте, если бы преступления Свена не закрыли ему всех путей наверх.

Вечером того же дня к Гарольду явился слуга из римской виллы. Он передал ему два письма, из которых одно было от Хильды, а другое от Юдифи.

«Тебе снова угрожает опасность. Она явится в образе добра, — писала первая. — Берегись зла, которое скрывается под маской дружбы!»

Письмо Юдифи дышало беспредельной любовью к нему и заставило его забыть о предостережении валы. Мысль о том, что он скоро достигнет власти, которая даст ему, наконец, возможность соединиться брачными узами со своей возлюбленной, вытеснила все заботы, и сон графа в эту ночь был преисполнен заманчивыми и светлыми видениями.

На другой день происходило заседание Витана. Прения оказались менее бурными, чем можно было бы ожидать, потому что большинство приняло решение заранее, а факты, свидетельствовавшие против Тостига, были так многочисленны, что мнения на этот счет почти вовсе не разделились и были близки к единодушию. Даже король, на которого Тостиг так надеялся, высказался против него, благодаря стараниям Альреда и Гакона, из которых последний, умевший прекрасно притворяться, повлиял на больного.

Враждебные партии письменно обязались, что не предпримут относительно Тостига крайних мер, а только отнимут у него графское достоинство, не подвергая изгнанию; Эдвина же и Моркара утвердили общим числом голосов в звании графов Мерции и Нортумбрии.

После объявления приговора, которое было встречено всеобщим одобрением, Тостиг покинул со всей своей свитой Оксфорд. Он заехал к Гите за своей высокомерной женой и, после долгих совещаний с матерью, отправился во Фландрию.

< image l:href="#"/>

Глава IX

Было далеко за полночь. Гурт с Гарольдом вели весьма оживленный разговор, когда к ним вошел Альред. Гарольд при первом же взгляде заметил, что старик пришел к нему по делу.

— Гарольд, — начал Альред, — настал час доказать, что ты действительно намерен принести своей родине ту жертву, которая от тебя потребуется, и готов выслушать советы тех, кто видит в тебе надежду государства.

— Продолжай, отец Альред, — попросил Гарольд, побледневший при этом торжественном вступлении, — я даже готов, если угодно, остаться только подданным и способствовать избранию достойнейшего короля.

— Ты не понял меня, Гарольд: я не требую, чтобы ты отказывался от короны, но чтобы совершенно смирился духом. Витан передал сыновьям Альгара Мерцию и Нортумбрию, и мы теперь можем назвать Англию скорее соединенными графствами, чем монархией; Мерция имеет своего графа и свои обычаи; Нортумбрия — вождя и подчиняется датским законам. Для того, чтобы предупредить междоусобную войну, надо во что бы то ни стало отнять у этих графств возможность нам сопротивляться. Только так мы можем сломить наших внешних врагов. Что будет, если Мерция и Нортумбрия откажутся признать тебя королем? Ведь они заключили союз с Карадоком, сыном Гриффита. Представь себе, что валлийцы спустятся со своих гор, шотландцы выползут из своих болот, а нам нужно будет собрать всю свою силу против норманнов: как тогда быть? Малкольм Шотландский — союзник Тостига; тогда как подданные его симпатизируют Моркару. Мне кажется, что всего этого уже достаточно, чтобы поставить в затруднение стоящего у власти короля, не говоря уж об опасности со стороны норманна.