Завтра не наступит никогда

– Иногда – и когда не хотела, – Сергей напомнил, как однажды Марк выставил жену из дома из-за важной деловой встречи.

– Вот! И что? Снова станешь возражать?

– Да нет, не стану, просто думать об этом страшно. Очень страшно! – Он поймал все же ее пальцы губами, начав их целовать с жадной нежностью. – Тебя если не станет, Эмма, меня ведь тоже не будет.

Он сказал это таким простым, таким обыденным тоном, что она ему сразу поверила.

Он все еще любит ее! Он не уверен, он, может быть, и зол на нее, но он все еще ее любит. Так смотреть, как он смотрел на нее, когда она поедала его картофельную запеканку, может только любящий человек. Молчит, смотрит и боится. Боится спросить о чем-то, а вдруг это лишнее. Вдруг нарушит тот хрупкий мир, который они решили заключить. Боится угадывать ее настроение. Вдруг ошибется и снова все испортит. И даже тронуть ее боится. Украдкой так, будто воруя, пальцы ее целовал.

Смешной! Она-то, она соскучилась по его телу. Только сейчас поняла, что соскучилась. По тому соскучилась, с какой нежной, загнанной в рамки приличия одержимостью он всякий раз любил ее. Как оберегал, с молчаливой настороженностью разгоняя над ее головой сгущающиеся тучи. Как заботился, пытаясь накормить вкусно, и чтобы она при этом лишних калорий не получала.

А она даже не пыталась хоть раз поговорить с ним! Ведь она даже не знает, что он любит! Не помнит его любимый цвет, и на какой фильм они ходили раза три, не помнит. И какое мороженое он любит, не помнит тоже.

Нет, дура дурой! Нашла себе от добра добро! Кого нашла-то?! Марка? Этот размазанный мыльный плевок, слова доброго не стоящий? Андрея? Авантюрного грубияна, желающего жить весело, беззаботно, но все время почему-то без нее?

– Сереж, что делать-то станем? – Эмма пристроила подбородок у него на плече, хотя стоять так, согнувшись, было и неудобно. – Меня ведь и у тебя найдут.

– Найдут.

Он вдруг начал задыхаться. От запаха ее духов. Ее щека прижалась к его щеке, а он не побрился перед ее приездом, не успел, а за день щетина успела стать грубой. И волосы ее скользнули ему за воротник рубашки, а он все еще помнил их след на своей коже. Мягкий такой след, будто от шелковой ленты.

– Эмма, мне сложно… – шепнул он ей в ухо.

– Я понимаю, спрятать меня…

– Я не об этом, Эмма! – простонал Сергей, все еще боясь тронуть ее. – Мне сложно рассуждать о чем-то, когда ты вот так рядом. Ты либо отойди от меня подальше, либо давай поговорим потом.

– Давай поговорим потом, – тоже шепотом ответила она ему.

…Она сбегала на кухню, хотя не ожидала от самой себя такой прыти, привыкла вышагивать чинно, и приготовила ему чай. Оказалось, что он любит зеленый без сахара с одной столовой ложкой молока. Надо же, а она не помнила этого совсем. Или не замечала.

– Вкусно?

Поджав под себя ноги, Эмма сидела на кровати возле его пяток, с жадным вниманием наблюдая, как он делает первые глотки.

Пусть только попробует сказать, что у нее ничего не вышло. Она же старалась!

– Замечательно, – он зажмурился от удовольствия.

– Правда?

– Не вру! – Он мотнул головой, не отрывая от нее взгляда. – Я вообще тебе никогда не врал, ты только этого не замечала.

– Ну, прости! – Она втянула голову в плечи. – А какое ты мороженое любишь, Сереж?

– Никакое. Я его вообще не люблю, – он выпил весь чай, он ему правда понравился, и улыбнулся. – Очень вкусно, Эмма, спасибо.

– Честно-честно?

– Я же сказал! – Поставив чашку на тумбочку возле кровати, он снова потянулся к ней руками. – А теперь давай поговорим. Итак, с чего началась та давняя отвратительная история, о которой ты все время говоришь только намеками?

– Она началась с кражи. С крупной кражи! Потом было убийство, затем следствие, и все косились друг на друга. Все друг друга подозревали!

– Тсс, – его ладонь закрыла ей рот. – Давай-ка по порядку, так я ничего не пойму.

– Хорошо.

Сказать по правде, ей сейчас ни о чем плохом говорить не хотелось.

Ей так было хорошо сейчас! Так уютно устроилась ее голова на его плече. Так славно пахла его кожа и так надежны были его руки, что хотелось просто закрыть глаза и молча впитывать это милое незамысловатое счастье, от которого она сама добровольно отказалась когда-то.

Еще хотелось, чтобы за окном сейчас гнулись деревья от страшного урагана. Дождевые потоки чтобы стремительно несли городскую грязь к канализационным стокам. Чтобы тяжелые частые капли барабанили о подоконник и стекло, а вода в громадных лужах отражала низкое сизое небо.

Дикого, чудовищного контраста за стенами дома ей хотелось, чтобы в полной мере осознать, как ей славно здесь.

Но на улице заметно потеплело. Ни ветра, ни ненастья. Солнце, будто нарисованное, замерло в одной точке, с весенним упрямством не желая прятаться на ночь куда-то за крыши домов. Тепло, безоблачно, совсем не так, как нужно бы.

– Тебе хорошо, Эмма? – вдруг всполошился Сергей, словно угадав ее желание.

– Да. Погода не нравится.

– Мне тоже хочется дождя, – неожиданно признался он, чем удивил. – Все наладится… Все будет хорошо… Так что тогда украли?

Эмма вздохнула.

– Один раз в год Марков отправлял огромную сумму денег в Ростовскую область. Никто не знал, что это за деньги. Неучтенные, конечно же!

– Понятно, – кивнул Сергей. – Какой-нибудь откат.

– Может, так, а может, и нет. Может, это его левые деньги были, он их переправлял в какой-нибудь банк в Ростовской области, а уже оттуда через этот же банк за границу. Заметал следы таким образом.

– И что случилось?

– На машину напали. Никогда такого не было. Все содержалось в строгой тайне. Знал определенный круг лиц, очень надежных. Причем знал без особых подробностей. Куда, кому, зачем, не знали. Знали – когда и сколько. И кто будет в сопровождении.

– Машина была инкассаторской?

– Да прямо! Обычная машина. Ну, иномарка. Но без мигалок и спецномеров. Понимаешь, важно было, чтобы все прошло незамеченным.

– А если бы на посту машину начали обыскивать?

– Нет, ну на этот счет документация имелась, просто для остальных никаких афиш. Если бы была инкассаторская машина, то это уже значило бы засветиться. Так же было бы, привлеки мы охрану.

– Понятно, действовали очень аккуратно, осторожно, но до поры до времени. Так?

– Именно. В тот последний раз сумма была запредельной. Марков виновато так намекнул мне, что, мол, собирается вложиться во что-то. Но мне было неинтересно. Отмывать он их собрался, вкладывать во что-то или переправлять за границу. Согласись, что это не мое дело?

– Ну, да.

Сергею Марков не нравился. Марго как-то не просто намекнула, а весь вечер трындела, что Эмма без ума от Маркова. Если, мол, Сергей не дурак и присмотрится, то сам это заметит.

Он пригляделся, заметил и, разумеется, к Маркову любовью не воспылал.