Зазаборный роман

Я чувствую, как кто-то дергает меня за сапог. Резко сажусь на край нар и вижу еще одного кандидата в повелители. Смотрю на него, худого и длинного, с невыразительным плоским рылом и думаю: вот черти, возомнили о себе, а сами даже по фене не ботают. Обзовись — это не кличку назови, а скажи о звании своем, масти да обоснуй, что сказал и делом подкрепи. Нет на них жуликов серьезных, вот и блатуют, перхоть поганая. Решаю не доводить дело до драки, двое против одного все же, решаю задавить толковищем:

— Как тебя звать?

— Здесь я буду спрашивать, слазь говорю!

— Ты по фене ботаешь, музыку знаешь?

— Какую музыку, а по фене ботаю, ты, в натуре, слазь, черт, базар есть!

Злоба потихоньку просыпается во мне, но я еще пытаюсь решить дело миром:

— Ты меня чертом обозвал, а ты меня знаешь? За базар отвечаешь, человече или получать придется?

— Че, че? Че значит, получать, да кто ты такой?!

— Человек прохожий, обшитый кожей, прозываюсь босяком, а живу кувырком! Ты по какой венчался?

— Че?

— Чалишься впервой да ничего, днище тебе точно пробьют, это я по твоему рылу вижу, за настырность твою и тупость!

И резко, сильно, со злобой, бью блатяка сапогом в плоское рыло. Он охает и отлетает. Ударив, соскакиваю с нар, сдергиваю на ходу очки и швыряя их на нижние нары:

— Покарауль, братки!

Мартын лежит на полу, держась обеими руками за рыло, второй подскакивает ко мне, я не успеваю увернуться, скулу ожигает удар, голова мотнулась. Кидаюсь к двери, в спину крик:

— На лыжи встал, лови его!

У порога стоит миски, стопка мисок, я их раньше заприметил, не отдали в коридор, не успели, хватаю верхнюю и резко поворачиваюсь. Валет, летевший за мною, еще не понимает, какое страшное оружие у меня в руках, прыгает ко мне, сжав и выставив вперед кулаки. Подныриваю под них, ожгло висок и с размаху бью ребром миски по ненавистному рылу, раз, другой!.. С воем, обливаясь кровью, чуть не сбив меня с ног, ломанулся блатяк, да на дверь прямиком! Ай да блатяк!.. Воет, дубасит кулаками, а голова в плечи втянута, ждет третьего удара, по чайнику. А где же Мартын с яйцами? Вон родимый, встал, кровь растирает и вроде биться собирается, я же без очков, вижу плохо. С диким криком прыгаю ему ногами в живот и перехватив миску двумя руками, плашмя бью ею по рылу… Изо всех сил! Мартын с воем катается по полу, держась за морду. Пинаю его еще пару раз по ребрам. На память.

— Прекратить! — стегает меня окрик. Оборачиваюсь, дверь распахнута, лыжник в коридоре, а в проеме стоит майор, корпусняк. Невысокий и без дубины. Дубак придерживает двери и заглядывает с любопытством в хату.

— Прекратить! Что за безобразие?!

Мгновенно соображаю, как постараться избежать молотков.

— Все в порядке, командир! Просто ребята попросили немного —и я им дал, но конфликт исчерпан полностью! Шума больше не будет — клятвенно заверяю. А этих чертей даже можно оставить. Все будет правильно.

Корпусняк внимательно смотрит мне в лицо, явно видя и на нем следы битвы. Да еще двое против одного… И слова мои ему явно нравятся.

— Фамилия, статья? — спрашивает меня корпусняк.

— Иванов, семидесятая!

— Заходи назад! — это он командует уже лыжнику и громко объявляет свое решение:

— Будет продолжение — под молотки всех пущу!

— Да, командир, ясно, — отвечаю за всех к двери закрываются. Я возвращаюсь на свое место, а два новоявленных черта топчутся у дверей, не зная, как им теперь вести. Я подсказываю:

— Ложитесь внизу и чтоб я вас не слышал и не видел! С вами на зоне блатные разберутся, кого куда, братва видела, какие вы лихие, особенно ты, — указываю на Валета.

Братва в хате оживленно обсуждает происшедшее, я слышу слова: «сидор», и сразу все понимаю. Не первый день баланду хлебаю.

— Где сидора чертей? Живо сюда! — привстав на локоть, рявкаю, изображая крутого. Мужики, выхватывая друг у друга мешки, доставили их ко мне. Вываливаю содержимое из обоих на нары.

— Забирай, что кого!

Братва с радостью разбирает отнятое. А мне приятно, отдавать всегда приятней, чем забирать. Но добровольно, без принуждения…

На нарах остались сиротливо лежать невостребованными шесть пачек махорки, черный шерстяной шарф, увесистый шмат сала копченого и из толстой шерстяной нитки носки.

— Это ничье? Хозяева на этап ушли?

— Да.

Забираю себе шарф и носки, сало и махорку кладу на край нар.

— На общак!

Значит, на всех— все, кто желает, могут пользоваться. Братва оживленно потянулась к махорке:

— Вот это по-арестантски!

— А те черти под себя да под себя!..

— Лихо он их рубанул, лихо!

— Пошинковал, как капусту!..

Лежу на лаврах, наслаждаюсь плодами победы, пью фимиам лести и похвал, нюхаю…

Вот черт, главное забыл!

— Братва, а что за кича? Какой город?

В ответ смех. Хохочет братва, хохочу я. Смех и только!

— Ну дает, перерубил полхаты и интересуется, какой город! Ну, и парень, ну, и хват!..

Узнаю, что Челябинск. Недалеко совсем уж, немного осталось кататься мне. Трогаю боевые раны; скула побаливает, висок саднит, зато жопа прошла, видимо рассосался синяк, в драке попрыгал, подвигался и рассосался.

Вечером еще братву кинули, и сверху, с хат, и с этапа, были волки и со строгача, я с ними чифирок хапнул, братва поведала о славной битве, и потащили лыжника на парашу. Любишь на лыжах кататься, на коридор, надо и отвечать за это. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Это тюремный фольклор. Как всякий фольклор, он точен и емок по смыслу.

Через день меня дернули на этап. Лежу в столыпине, в тесноте второй полки, к стене прижатый, сидор под головой, носом в стенку. Базарит братва о воле, о бабах, о деньгах… пустые базары — они на воле ни денег, ни женщин не имели. Да и воли они не видели. Один — два месяца на свободе, другой — три. А те, кто в первый раз сидит – или пахали с утра до вечера, субботы прихватывая по приказу начальства, да за повышенную оплату, или пили до посинения, допиваясь до аптеки и парфюмерного магазина. Или совмещали первое и второе. Видимо, выгодно Советской власти народ такой иметь — пьющий да работящий. Ни революций от него не дождешься, ни бунтов. Быдло, одним словом. За исключением единиц — быдло!

— Приехали! — прерывает мои мысли рев конвоя и все началось, как обычно. Даже скучно…

Вот я и в хате. Много казахов, Петропавловск – все же, Казахстан. География страны в тюрьмах и лагерях, учебник для младших классов. Издание новое и дополненное.

Устраиваюсь. Ни у кого не вызываю интереса. Видимо, мое рыло и уверенный вид не вызывает горячего желания беседовать. Немного погодя сам подруливаю к группке блатяков и жуликов. Представляюсь, базарю, смеемся. А вот и чифирок. Зовут и меня. Пьем. По три глата, по три глата, по три глата. Ритуал древний и нерушимый.