Зазеркальная империя. Гексалогия

Швырнув завалявшуюся в кармане мелочь старому попрошайке у знакомых дверей, Бежецкий влетел в зал прямо посреди взрыва гомерического хохота. Да и отсмеявшись, никто не повернулся в его сторону. Все присутствующие, позабыв про выдыхающееся в бокалах пиво, теплящуюся водку и вино, остывающий кофе и прочие обыкновенные в «клубе» напитки, внимали поручику Еланцеву, замершему перед слушателями в позе эстрадного чтеца и лихорадочно листающему листы тетради в синем клеенчатом переплете.

«Поручик снова лицедействует, – с некоторым неудовольствием подумал Александр, присаживаясь на свободный стул и нетерпеливым жестом подзывая заслушавшегося полового Василия. – Но это что-то новенькое. Обычно он импровизировал. Неужто сочинительством занялся наш остряк?…»

– Не томите, поручик! – недовольно пробасил капитан Чердынский. – Что вы там тасуете страницы, будто карточную колоду. Читайте по порядку!

– Да, господа! Следовало загодя сделать закладки какие-нибудь…

– Ах, оставьте, – оправдывался «лицедей». – У меня просто не было времени подготовиться.

– Читайте все, – раздался чей-то незнакомый голос из угла, затянутого клубами табачного дыма, – там обыкновенно скрывались фанатики игры в нарды, которым до всего остального было мало дела. Но теперь, похоже, проняло даже их. – Подобного я не слыхал пожалуй что с самой России!..

«Что это он читает? – невольно заинтересовался поручик, небрежно кивнув лакею, поставившему перед ним высокий запотевший стакан ледяного лимонада. – Наверняка какие-то непристойности…»

– Подождите, подождите, господа, вот… Да, точно…

Еланцев принял еще более картинную позу, отставил тетрадь в вытянутой руке от глаз и прочел с завыванием:

– «Кабул – главный город Афганистана или в более тесном смысле северо-восточной части его – Кабулистана, которая ограничивается на севере Гиндукушем и Кафиристаном, на западе областью живущих в пустынях Паропамиза (в Гурджистане) аймаков и хазара, на юге – Кандахаром, на востоке – Пешаваром и другими лежащими по правому берегу Инда бывшими индобританскими местностями и орошается текущею с запада на восток быстроводною рекою Кабулом. Город находится на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, в ущелье, на берегах реки Кабул, и с трех сторон окружен высокими горами, оставляющими лишь узкий проход; на них построена крепостная стена, ныне пришедшая в полную ветхость и местами представляющая собой сплошные руины. Около ста пятидесяти – двухсот тысяч жителей, в том числе много армян и евреев. Улицы узки и грязны, дома высоки, с плоскими крышами, иногда вроде небольших крепостей. Кабул – важное складочное место для караванов между Персией и Индией и центр значительной торговли. К югу от города известен надгробный памятник великого могола Бабура, а к юго-востоку, на выдающемся уступе скалы, крепость Бала-Хиссар; на склоне горы старый эмирский дворец и прилежащие к нему ров и вал. Выше крепости, на вершине скалы – цитадель и еще один дворец, построенный Дост-Мухаммедом…» Каков слог, а?!

– Прямо-таки Семенов-Тянь-Шанский…

– Нет, господа, Пржевальский!

– И тоже «ский». Вы заметили?

– Нет, я определенно это где-то читал, – недовольно заметил по-прежнему невидимый в дыму давешний игрок в нарды. – Это чистый плагиат, господа!

«Да, именно этот фрагмент я наглым образом украл у Брокгауза и Ефрона, – смущенно подумал Саша, до сих пор так и не выкроивший времени выбраться и посмотреть самолично – существует ли еще надгробье Великого Бабура или его след простыл. – Стыдно-то как… Но как это стало известно Еланцеву?»

– Тянь-Шанский, Пржевальский и Бежецкий. Вы только вслушайтесь в музыку этих фамилий! – надрывался Еланцев. – А вот еще интереснее…

– И от стены уже даже руин не осталось – все бачи на дувалы растащили, – хохотал штаб-ротмистр Порываев.

«Так это же мой дневник! – узнал знакомую обложку Саша. – Вон, и уголок растрепан… Откуда он у поручика?… Да он же…»

На этот раз Еланцев, видимо, все же заложил чем-то нужную страницу, поскольку распахнул на ней тетрадь сразу, без поисков.

– «Она просто прелесть, – прочел он, старательно подражая голосу актера Великосвятского – известного героя-любовника и звезды душещипательных дамских телесериалов. – Сколько шарма заключено в этой женщине… Я люблю ее. С ближайшей почтой я собираюсь отправить письмо батюшке, чтобы…»

– Еланцев, не смейте! Вы… вы подлец, сударь! – Сжав кулаки, бледный от ярости, Александр стоял и смотрел в лицо своему – как он думал еще недавно – другу. – Вы мерзкий подлец! Я… Я вас вызываю!

– «…испросить соизволения», – автоматически дочитал фразу поручик в гробовой тишине.

Лица всех присутствующих обернулись к Бежецкому, тишина сгустилась и стала прямо-таки осязаемой, один лишь «игрок в нарды» капризно тянул из своего угла: «Продолжайте, Еланцев! Чего вы замолчали?…» – пока на него не зашикали.

Дело следовало завершить.

Александр приблизился к Еланцеву, все еще державшему в руке дневник и криво усмехавшемуся одним углом рта, помедлил секунду и размахнулся, чтобы от души влепить фату пощечину. Но поручик ловко перехватил его ладонь и так сжал, что хрустнули суставы.

– А вот это лишнее, мой мальчик. – В наглых глазах не было и капли обычной иронии. – Будем считать, что оскорбление действием имело место, Бежецкий. Я вас вызываю.

– Одумайтесь, поручик! – раздалось сразу несколько голосов. – К чему все это? Он пошутил…

– Вызов принят, – с каким-то даже облегчением выдохнул Саша, с трудом вырвав свою руку из стального захвата Еланцева.

10

Утро выдалось прохладным, и все участники готовящейся драмы поеживались, немилосердно раздирая в зевках рты и кутаясь в плащи и куртки.

Отсюда, с горы, просыпающийся Кабул казался рельефной штабной картой. И если на высоте завывал прохладный ветер, в долине, судя по белесым иголочкам дымков, царила полная тишина.

– А ведь не май месяц, господа, – резонно заметил Еланцев, выбираясь из своего вездехода и по-извозчицки хлопая себя крест-накрест руками, чтобы хоть чуточку согреться. С каждым словом изо рта у него вылетали клубы пара.

– Совершенно верно, поручик, – добавил Иннокентий Порфирьевич, предусмотрительно захвативший с собой в горы подбитый ватой туземный халат (разве что тщательно выстиранный и избавленный от непременных «постояльцев» современными средствами санитарии) и теперь в него облачавшийся, разом становясь похожим на одного из аборигенов. – И, кроме того, осмелюсь заметить, мы с вами сейчас находимся на высоте двух с лишним тысяч метров над уровнем всеми нами любимого Финского залива.

– Кому как, – пожал плечами поручик. – Мне лично приятнее Москва-река.

– Тогда вам легче, – нахлобучил на голову войлочный колпак полковник, окончательно превращаясь в туземца.

– Чем именно? – не понял ротмистр Жербицкий, этнографические изыски хирурга не разделявший, а посему облаченный в синтетическую камуфляжную куртку на меху из зимнего комплекта обмундирования.

– А Первопрестольная к Богу ближе…

Саша в пикировке участия не принимал, прохаживаясь по самому краю обрыва, по хрустящему под подошвами каменному крошеву. Несмотря на такую же, как у Жербицкого, куртку, его сотрясала крупная дрожь, и хотелось надеяться, что дрожи этой он должен быть благодарен лишь утреннему холоду, а не иной причине. По крайней мере, он сам в этом пытался себя убедить.

Крупный булыжник выскользнул из-под рубчатой подошвы горного ботинка и весело заскакал под гору, увлекая за собой собратьев и грозя вызвать камнепад.

– Осторожней, поручик! – тут же весело окликнул его Еланцев, отрываясь на мгновение от весьма приятного занятия: штабс-капитан Нефедов откупорил флягу с коньяком и разливал желающим по пластиковым стаканчикам поистине живительную в такую погоду жидкость. – Вы что, решили свести счеты с жизнью самостоятельно? Без моего участия? Бросьте! Лучше ступайте к нам и дерните для сугреву полтинничек «Шустовского». Между прочим, полезно и в том случае, если…