Зазеркальная Империя. Трилогия
Шрифт:
Последняя подобная картинка капитану привиделась, когда он, завершая огромную петлю по темному городу, вновь приближался к Жоркиному дому, откуда несколько часов назад и начался его вечерний марафон.
Остановившись у подъезда, он долго не мог заставить себя поднять глаза, чтобы не наткнуться на мертвые провалы знакомых окон, но наконец отважился...
Оба окна — кухонное и в комнате — светились веселым электрическим сиянием! Дома, зараза! И главное — живой!
«Ну я ему сейчас!.. — Что он сделает с Жоркой сейчас, в мозгу Николая, еще полном жутких образов мертвецкой, как-то
Не обращая внимания на вполне возможно «заминированную» в новых, еще неизвестных местах лестницу, прыгая через две ступени и один раз едва не раздавив что-то живое, с хриплым мяуканьем прянувшее из-под ног, Александров пулей взлетел на Жоркин этаж и, не тратя времени на интеллигентский стук, с размаху двинул ногой в дверь у косяка. «Пусть, засранец, и замок поменяет кстати! — мстительно пробежала подленькая мыслишка. — Все равно на соплях все держится!»
Влетев в полутемную прихожую чуть ли не раньше выбитого замка, Николай едва не сшиб с ног выглянувшего на шум бледного с перепугу Конькевича с каким-то свертком в руках. В ванной, дверь которой выходила в узкую и длинную, словно кишка, переднюю, лилась вода и явно кто-то плескался.
Схватив друга за грудки так, что от воротника рубахи отлетели и весело упрыгали куда-то две пуговицы, капитан приподнял его, лишенного от неожиданности дара речи, и прижал к грязно-зеленой крашеной стене.
— Ты куда делся, детектив хренов? — Сказано было гораздо сильнее, но, боюсь, бумага не выдержит эмоционального накала всех выражений в стиле подполковника Каминского, выплеснутых на голову бедного нумизмата.
— Чего ты, чего?.. — слабо затрепыхался слегка придушенный Жорка, когда водопад льющегося на него сквернословия немного ослаб и разбился на отдельные ручейки. — С ума сошел, что ли? Дверь выбил... Замок-то почти новый был. Нажрался где-то, да?
Опешив от такой наглости, Николай опустил друга на грешную землю, вернее, давно не мытый пол прихожей, замахнулся, было, для приличной оплеухи, но в последний момент удержал руку на полпути. Переживания последних часов, выплеснутые только что исконно русским способом, унесли с мутным потоком мата и злость, окончательно вытесненную радостью от того, что видит друга живым и здоровым, чего, признаться, уже не ожидал...
— Ну, ты... — опасливо загородившийся локтем, но так и не выпустивший из рук свертка, оказавшегося сложенной стопочкой одежды, Жорка, видя, что «терминаторский» запал у Николая выветрился, перешел в наступление. — Полегче, понимаешь, ментяра!
— Молчи уж... — Александров устало опустился на стоящую под овальным зеркалом тумбочку. — Поговори у меня еще, поговори...
— Ты... — начал было Конькевич, но их с Николаем неожиданно разделила открывшаяся дверь.
— Я вам не помешал, милостивые государи? — раздался из ванной голос невидимого за дверью пришельца.
Капитан, выхватывая из наплечной кобуры табельный пистолет, рванул дверь на себя, не обращая внимания на негодующий визг петель.
Открывшийся взору худощавый, но отлично сложенный, высокий мужчина, видимо только что принявший ванну, о чем позволяли судить красная распаренная кожа и прилипшие ко лбу мокрые волосы, спокойно улыбался, придерживая
руками на бедрах обматывающее их полотенце. Лучшего момента для задержания и быть не могло.— Стоять! — скомандовал Николай, беря незнакомца на прицел. — Руки вверх!
Продолжавший безмятежно улыбаться мужчина лишь отрицательно покачал головой, продолжая придерживать полотенце:
— Вы знаете, господин... э-э...
— Александров, — подсказал из-за спины капитана Жорка.
— Вы знаете, господин Александров, это невозможно по целому ряду причин. Во-первых, — вежливый незнакомец указал глазами вниз, на полотенце, — по моральным. И кроме того...
За спиной чуть слышно скрипнула дверь.
Не опуская пистолета, Александров мгновенно обернулся на звук и увидел... огромного черно-серого кота, плавно перетекавшего в прихожую.
В следующий момент на него внезапно обрушилась темнота...
Сознание возвращалось постепенно.
Сначала прорезались звуки. Тиканье часов, скрип рассохшегося пола под чьими-то нетяжелыми шагами, шуршание бумаги... Затем сквозь веки проступил свет. Последней вернулась память.
Как же он купился на такой ерунде? А еще оперативник со стажем! Мокрая курица ты, а не оперативник! Лох ушастый! Что теперь собираешься предпринять?
Так, руки вроде свободны, видимо, посчитали вырубленным всерьез и надолго и поленились связать. Лежу на чем-то мягком — гуманисты, могли бы и на пол бросить. А Жорка-то, Жорка каков! Никогда не прощу предателя, если выпутаюсь!
— Ваш приятель, Георгий Геннадьевич, вроде бы пришел в себя. Видите, как шевелятся глазные яблоки под веками? — Раздался прямо над головой спокойный, хорошо поставленный голос. — Вероятно, он сейчас как раз обдумывает ответный ход. Вставайте-э, господин полицейский! — Чья-то рука деликатно потрясла Николая за плечо.
Прикидываться дальше не было смысла. Александров открыл глаза и рывком сел на диване.
Перед ним на расшатанном стуле, по-прежнему улыбаясь, сидел одетый в короткую и тесноватую ему Жоркину футболку и куцые тренировочные брюки незнакомец. Рядом стоял цветущий, как майская роза, Жорка.
— Коля! — ответил Конькевич на недоуменный взгляд капитана. — Позволь представить тебе Петра Андреевича Чебрикова... — Конькевич запнулся немного. — Графа... Жандармского ротмистра... Твоего, так сказать, коллегу из параллельного мира.
— Очень приятно, — первым протянул руку Александрову, ошеломленно переводившему взгляд с одного психа на другого, жандарм.
В руке, рукоятью вперед, был зажат александровский «макар»...
«Тоже мне март! Колотун, словно в феврале. Только-только днем распустит — ночью прихватывает намертво, да еще снежок под утро...»
Ворча, как старый дед, лейтенант Лукиченко, засунув мерзнущие руки в карманы форменной куртки и подняв воротник, шагал по превратившейся после захода солнца в каток дороге к гаражному кооперативу №7, расположенному на самой окраине города, рядом с автотрассой. Чертов Князь — настоящий он или только прикидывается — назначил встречу у запасных ворот в восемь вечера, и времени оставалось с гулькин нос.