Зажечь свечу
Шрифт:
Но вот что появилось новое: несмотря на полное взаимопонимание, Нечаев уже тяготился вынужденным бездельем — ведь его перемонтированный «Колос» стоит, а скоро страда! И Голосову это тоже понравилось.
А потом столичного режиссера познакомили со вторым знаменитым механизатором, Осиповым, и тот оказался человеком совершенно другим, на первый взгляд удивительно непохожим на Нечаева.
Осипов, по мнению Голосова, как бы олицетворял вторую национальную нашу черту — правдолюбие. Если для Нечаева почти не существовало внешних причин и он думал всегда не о том, почему плохо то-то и то-то, а как с д е л а т ь, чтоб было хорошо, и что именно он с а м должен сделать, то Осипов, наоборот, всегда старался доискаться п р и ч и н ы
Внешне Нечаев и Осипов тоже отличались друг от друга весьма. Если Нечаев был крепок, коренаст, подвижен, темноволос и кареглаз, то Осипов, наоборот, казался худощавым и несильным на первый взгляд, замедленным в движениях — тонкошеий, светловолосый, сероглазый. Нечаев смотрел на собеседника, как бы сдерживая в себе так и рвущуюся наружу энергию и доброжелательство, а внезапно вспыхивающая улыбка словно бы выдавала его щедрую жизнерадостность, и он слегка смущался ее. Худосочный Осипов, наоборот, внимательно и испытующе смотрел на окружающий мир, он экономил силы, рассчитывал их, стараясь использовать наиболее рационально, слова произносил неспешно, обдуманно, следил за тем, какое впечатление они производят, И опять тут вспоминалось что-то из русской классики…
Правда, немного поговорив с Осиповым, Голосов убедился, что спокойствие и медлительность его до поры до времени.
— Как клоун, за штурвалом сидишь, крутишься, что заводной. Комбайн чувствовать надо, как сердце свое. Что шумит, где стучит, куда едешь — гляди, камень бы не схватить какой, железяку, высоту подъема жатки смотри, полон ли бункер, далеко ли машина, в которую бункер опорожнить, а сзади поглядывай, чтобы копны ровно ложить. Все ж мы друг за другом смотрим, — говорил Осипов не спеша, и Голосов любовался им.
Он явственно видел уже великолепную ленту о двух этих людях — и в жизни их снять надо в личной, в быту то есть, дома, но главное — на работе, в поле, прямо так, за штурвалом, в пыли, в поту, с половой, летящей в щели комбайна. Как оно есть, без всяких дешевых прикрас, потому что нет ничего красивее, чем истинная жизнь. Если это, конечно, жизнь настоящая. А здесь она такой и была.
— Спать в уборочную мало приходится? — спросил Голосов.
— Да уж какой сон. Спать сам не захочешь, — ответил Осипов, подумав. — Что ж это, я спать буду, а Нечаев в то самое время…
Осипов ухмыльнулся, а Голосов расхохотался радостно: живой, живой человек, как и Нечаев, живой! Вот оно, объединяющее их обоих понятие, — ж и в о й.
Да, при всей разности внешностей и характеров, работали и Нечаев, и Осипов оба хорошо и оба нормально и как-то основательно жили. В работе и в жизни то один брал верх, то другой, и наград у них было приблизительно поровну. И детей поровну, хотя именно это, конечно, чистое совпадение: у Нечаева дочь и два сына и у Осипова дочь и два сына!
Вот только если Нечаева выбрали членом обкома партии, то Осипов второй год подряд был заседателем народного суда в районе, состоял в какой-то ревизионной комиссии, у начальства слыл спорщиком, а в народе правдолюбцем.
Сидели у Осипова дома (Нечаев, между прочим,
домой не очень-то приглашал), пили чай с медовыми сотами, только что вынутыми из улья, стоящего на участке, а потом Голосову даже было позволено забраться в комбайн и самому проехать по лугу, хоть немного почувствовать душу этой железной, имеющей странный, ни на что не похожий вид, машины. Ах, до чего же здорово было ощущать, что она слушается тебя — эта неуклюжая на первый взгляд техника, похожая вот на что: на какое-то инопланетное огромное насекомое с глазами-фарами! Как же эффектно можно будет показать при съемке это чудовище, каждая деталь которого, при всей кажущейся нелепости, на самом деле выполняет свою необходимую функцию. Действительно, как живое существо, со своим характером, норовом, не случайно одушевляют его оба — и Нечаев, и Осипов!Жена у Осипова была просто красавица — это тоже неожиданно и выигрышно! — познакомились с ней на целине лет двадцать назад, как и Нечаев со своей, жили в вагончике, перегороженном надвое одеялом, здесь и родился первенец. Эх, наплыв бы дать из прошлого — вот ведь героика истинная была на целине, в казахстанских голых степях! Но это нереально, конечно, это если игровой фильм снимать. Да, так вот нелегкая как будто бы судьба и у Осипова, но удивительно, как словно само собой вышло все, вырулилось, в конце концов, самым лучшим образом. Сколько соблазнов было и Осипову ловчить, искать так называемых легких путей, но он ничего такого не искал, он, как и Нечаев, жил просто и честно работал, и вот в конце концов — результат. Удивительный «хеппи-энд», хотя, конечно, в своем ключе.
Да, вот что, пожалуй, роднило Нечаева и Осипова, делало их, таких разных, очень похожими друг на друга. С радостью все больше и больше приходил Голосов к ценной для себя мысли: разгадка в простой естественности жизни, в искренности. И на двух этих разных примерах видно было, что никакие изначальные внешние условия на человеческую жизнь не влияют по сути, если ты по-настоящему нашел себя и работаешь честно. Да, было о чем подумать, помимо соображений, связанных с будущим фильмом непосредственно.
И так потянулись дни один за другим, и Голосов даже не заметил, как прожил положенную неделю. Он мог, собственно, ехать уже на шестой день, но было 13 число, и он решил на следующий, 14-го.
Он потому решил так, что, несмотря на то что жизнь его в совхозе вполне удалась, материал для будущего фильма был несомненно собран — сценарий он напишет в два счета, теперь только как можно быстрее «пробить» его и приезжать с оператором и аппаратурой в страду, — несмотря на то даже, что знакомство с механизаторами дало ему больше гораздо, чем просто будущий фильм, было и еще нечто, освещавшее его дни в совхозе с самого начала, а под конец почему-то тем более.
Как ни странно, но в конце своего пребывания в совхозе Голосов все чаще и чаще вспоминал это нечто, и все больше и больше именно оно казалось ему чрезвычайно важным. Может быть, еще более важным, чем столь удачная неделя в совхозе. Это нечто, которое, очевидно, и создавало в течение всех этих дней особенно радостное, праздничное настроение Голосова, было воспоминание. Воспоминание и предвкушение. Воспоминание о девушке, с которой он познакомился в поезде на пути из Москвы в областной город, и предвкушение их встречи в областном городе на обратном пути из района в Москву.
Да, как ни странно. И только на первый взгляд казались два этих события — удача в совхозе, с одной стороны, и случайное знакомство в поезде, с другой, — несоизмеримыми. Чем дальше, тем больше приобретали они связь и равенство, и одно, казалось, даже подчеркивало, усиливало другое. Он пока не мог разобраться, в чем тут дело, но связь была несомненна. И равенство несомненно.
И потому-то он и не захотел уезжать из совхоза 13 числа. Чтобы не заканчивать первую часть своей командировки и не начинать вторую именно в «несчастливый» день.