Здесь птицы не поют

— А кто злой?

— Савельев! — якут остановился, развернулся, потянул Рогозина к земле и зашептал: — Я давно понял, что Савельев никакой не геолог. Инструмента мало, о его появлении никто не знал, пока он не приплыл. Нас специально сюда привезли! Здесь готовится что-то страшное, паря!

Рогозину снова стало не по себе — он меньше всего ожидал узнать, что улыбчивый и болтливый Ким Стальевич какой-то злодей, но Юрик был столь убедителен, что стоило задуматься.

— Если я прав, — продолжал якут, — то Савельев и Перепелкин — гнусные сектанты или черные шаманы. Если шаманы — то еще ладно, может быть, им удастся удержать Улу Тойона, задобрить его взятками и заставить служить себе. Если сектанты, начитавшиеся глупых книжек, то сдержать его у них не выйдет и все погибнут. Но я все-таки думаю, что они сектанты. Потому что на шамана учиться нужно и все якуты знают своих шаманов — среди них нет европейцев.

— Что же делать? — спросил он после минутного раздумья.

— Ничего, — пожал плечами якут. — Я могу и ошибаться. Но на всякий случай постарайся далеко от лагеря не отходить в ближайшие дни. Я думаю, что все произойдет завтра ночью.

— Почему?

— Полнолуние, паря. И смена сезона — день, когда Великому Господину принято приносить самые обильные жертвы. Стой!

Якут зажал сухой ладонью рот Рогозину и насторожился. Спустя минуту он отпустил Виктора и захлопав узкими глазами, растерянно сказал:

— Вертушка. Что ей здесь делать?

Рогозин уже и сам услышал далекий частый стук маленьких молоточков, и завертел головой, отыскивая в безоблачном небе знакомый силуэт.

— Вот она, — Юрик снова первым обнаружил вертолет, выскочивший из-за сопки на высоте метров двухсот. — Не наш, чужой вертолет.

Рогозин уже и сам отметил, что в небе над жертвенным курганом летел не привычный темно — зеленый Ми-8, а нечто цветастое, красно — желто — синее, двухкилевое. Машина снижалась — это было заметно.

Звук работающих двигателей заполнил все пространство вокруг, слышно было только его и еще чуть — чуть — отражавшееся от склонов сопок эхо.

Вертушка прострекотала, перечеркнув небо надвое, и скрылась за тем холмом, за которым находился лагерь. И звук почти сразу затих, пропал, — только поднятый лопастями ветер шевелил листву, но с каждым мгновением и это прекратилось.

— К нам прилетел? — первым спросил Рогозин.

— Не знаю, — развел руками якут. — Пойдем, посмотрим.

И они едва не наперегонки рванули к лагерю. Виктор успел отметить, что куда-то исчезла усталость, ломота в теле и дышать стало легко, будто не он десять минут назад ловил воздух широко раскрытым ртом, подобный рыбе на берегу.

Но вертушки в лагере не оказалось, зато все, кто в нем оставались, выстроились вдоль берега у лодок и о чем-то переговаривались, тыкая пальцами в сторону, куда должно быть улетел вертолет.

— На том берегу сел, — первое, что услышал Рогозин, было сказано Гочей. — Полверсты, не больше. Охотники или рыбаки. Рыбаки, наверное. Богатые Буратины. Наберут снастей в столицах и летят сюда испытывать — тайменя им подавай! Я сам таких сопровождал пару раз. Перепьются все, и давай баб делить!

— И бабы с ними? — спросил почему-то облизнувшийся Моня.

— А то ж!

— Нужно сходить к соседям, познакомиться, — высказался сосредоточенный Семен.

— Да — да, пошли! — загорячился Моня и даже запрыгнул в лодку.

Но едва он схватился за весла, как снова послышался рокот двигателей вертушки, и через минуту она показалась над верхушками деревьев.

— Я этот «танец с саблями», кажется, в Батагае видел, — проорал, перекрикивая грохот, Гоча. — Или в Депутатском.

— Куда это она?

Вертолет полминуты повисел над лесом, словно озираясь вокруг, потом рванулся к реке и низко пошел над руслом, вниз по течению, повернул за утес и вскоре затих где-то вдали.

— Пойдем, посмотрим на соседей, — напомнил Моня, все так же стоявший в лодке с веслом в руке.

— Да нет там никого, — возразил Семен. — За четыре минуты только спецназ высаживается. Но посмотреть все равно нужно. Во избежание, так сказать. Кто с нами?

Он запрыгнул к Моне в лодку и полез к двигателю.

— Так…, — Ким Стальевич оглядел своих работников, взгляд его остановился на Рогозине. — Давай, Витя, с нами пойдешь. Топор здесь оставь. Остальным — работать! Время не терять, скоро уже вечер, а у вас нихрена не сделано! Мы через час вернемся! Борисов за старшего. И в воду нас столкните.

Через десять минут они пересекли неширокую в этом месте реку, чуть — чуть поднялись вверх, чтобы приблизиться к удобной для подъема на вершину скалистого берега расселине и высадились на противоположный берег. Отсюда хорошо были видны фигурки суетящихся людей в лагере. У среза воды стоял Борисов и приложив ладонь ко лбу наблюдал за высадкой.

— Так, Виктор, остаешься здесь, — распорядился Савельев, когда лодка была надежно привязана к дереву, и до Рогозина дошло, почему выбор пал на него. — Смотри, чтобы наше судно река не унесла.

Савельев, кажется, решил, что Рогозин самый бестолковый участник экспедиции и сторожить лодку посреди безлюдной тайги — самая для него задача. Понимать это было неприятно, но доказывать кому-то что-то Виктор совсем не собирался. Этот комплекс он изжил еще в школьные годы.

— Иммануил, Семен, пошли, — на плече Савельева появился охотничий карабин. — Через час будем, не скучайте, юноша.

Начальник потрепал Рогозина по плечу и двинулся вслед за Моней и Семеном.

Бродили они долго, Виктор успел заскучать, задремать, проснуться, покидать в реку камни, выстругать палку, набить камнем на скале белое «Витя был здесь!» и снова заскучать. Он придумал уже десяток версий и причин их задержки, от медведя — людоеда до нашествия инопланетян, и все их отбросил, как ничуть его не устраивающие. Часов у него не было, но по ощущениям прошло никак не меньше трех: солнце почти уже грозилось зайти за скалы противоположного берега.

Но, как не ждал он появления Савельева и компании, заявились они все равно внезапно: зашумели падающие камни, послышались веселый мат Мони, интеллигентное чертыхание Стальевича и Семен сказал уже совсем рядом, негромко:

— Заждался?

— Что там?

— Ничего. Хотели, наверное, лагерь обустроить, но передумали. Покурили, выгружаться не стали. Жвачка на поляне, окурки и вот, — Ким Стальевич достал из нагрудного кармана энцефалитки и показал губную помаду. — Грузимся, юноши.

— А чего так долго? — поинтересовался Рогозин.

— Плутнули чутку, — ухмыльнулся Моня.

— Там русло ручья завалено, пока разобрали…, — добавил Семен, заводя мотор.

На своем берегу их встречал Борисов. Принял веревку, привязал ее к камню и подтянул лодку.

— У нас гости, — он кивнул головой за спину. — Пока вы их там искали, они сами пришли знакомиться. Туристы. Порыбачить прилетели. У них лагерь в трех километрах ниже по течению. Они нас с воздуха увидели, но сесть здесь негде, кроме как нам на голову.

За оставшейся лодкой на песке обнаружилась еще одна: серо — зеленая надувная Solano под сорокасильный мотор. Рогозин видел точно такую же у соседа по даче, поэтому в первый миг даже подумал, что уж не сам ли Леонид Андреевич прибыл за ним, но потом отмахнулся от глупой мысли: сосед сидел в высоком кресле в Смольном, всю жизнь проявлял к окружающим редкое высокомерие и вряд ли бы понесся на другой конец России для спасения непутевого Витька.