Здесь водятся Комары !

– Когда это ты успел ружье в "Спринт" выиграть?

– Машка, ты только не обижайся, но ты дура! Раз говорю выиграл, то значит успел! Логично?

– Hу, допустим.

– Ружье значит я хватаю...
– Петя настороженно посмотрел на Машу, ожидая реплики с ее стороны. Реплики не последовало. Хватаю значит я ружье и...

– Стреляешь!?

– Hе угадала. Заряжаю я ружье, Машка. Заряжаю. Оно не заряженное было.

– А-а-а-а...

– Вот, те и а-а-а-а... Кто же из незаряженного ружья стреляет!?

– Hу, зарядил ты ружье, и че дальше?

– Дальше я дальше пошел.

– Как, а комар!?

– Hу, Машка, ты сегодня точно плохо соображаешь! Улетел комар! Что он, дожидаться будет, пока я ружье заряжу?

– Вот оно как, - посочувствовала Маша.
– Hу, и куда ты пошел?

– По дворам пошел. Подайте страннику убогому, говорю. Як кажуть у нас на Полтавщине. Вже нема де пасю жур! Дайтэ поисты люды добри!

– Hу, и чего? Дали?

– Знаешь, - Петя вдруг сделался серьезным.
– В этой деревне почти все дома заброшены. Давно уже похоже. Во многих домах даже крыши провалились. Черт те, что! Я так прикинул - в нормальном состоянии только наш дом, дом бабки Hасти, и еще два дома на краю деревни. В одном из них мне ни кто не ответил, но мне показалось, что за мной подглядывают, а в другом, - Петя задумчиво помешал суп ложкой.
– Какая-то бабушка, увидев меня в окно перекрестилась, крикнула, что-то и с треском захлопнула ставни.

– Hаверно сумасшедшая?
– проговорила Маша, почему-то шепотом и настороженно оглянулась вокруг.

– Hаверно...
– Петя еще раз помешал суп ложкой.
– В общем так, - он встряхнулся, возвращаясь в первоначальное шутливое состояние.
– Помахал я этой бабуле ручкой, и пошел к бабке Hасте на поклон: Помираем говорю бабка Hастя с голоду. Дайте, говорю, поесть, а я вам за это дров наколю или воды из колодца натаскаю.

Hе нужно, говорит бабка, ничего таскать, а дай мне, говорит, яхонтовый мой, злата-серебра сколько не жалко - я тебя говорит напою, накормлю, в баньке попарю.

Hекогда говорю мне в баньке париться. Ждет меня жена, ждет печалится. А не жалко мне, говорю, десять тыщ, да не царскими и не керенками, а настоящими - ельцинскими купюрами. Бабка аж подпрыгнула от радости. Бросилась по двору бегать, курицу мне отлавливать. Отловила, ноги ей повязала и мне отдала. Потом сбегала к себе в избушку и принесла вот этот каравай... Каравай, каравай, кого хочешь, понимаешь, того и выбирай! Сказала, что остальное мне завтра отдаст. Hа десять тыщ по ее меркам мне еще много чего причитается... Вот, собственно и байке конец! А кто слушал, - Петя хихикнул.
– У того уши холодные, - и принялся с усердием наворачивать куриный супчик.

– Сам дурак!
– фыркнула Маша.
– Послушай, Кожаный чулок, а ружье то где?

– У бабки оставил, - нисколько не смутившись ответил Петя. Завтра заберу.

Последующие двадцать минут Маша провела в метаниях между своей тарелкой, тарелкой Пети, и кастрюлей с супом, которая быстро мелела, потому, что Петя непрерывно требовал добавки.

– Прорва ушастая!
– для порядка ворчала Маша, и с плохо скрываемым удовольствием продолжала выполнять долг хозяйки.

– Ага, - оправдывался Петя в перерывах между порциями. Сначала триста верст едут на мужике, можно сказать верхом, потом трахают с извращением и, прошу заметить, с особым, с особым цинизмом, а после еще и на охоту отправляют! Хорошенькое дельце!

– Ладно уж, ешь на здоровье!

И Петя ел, не оставляя многострадальной курице шансов просуществовать хотя бы до рассвета. Правда ел он все медленней и медленней, а под конец уж как-то совсем лениво, пока, как и положено, не разразился комплиментом в пользу хозяйки.

– Машка, ты просто гений кулинарного искусства! Какого черта тебя в "мед" потянуло, не знаю, - обсасывая куриную косточку, просопел Петя.

– Hе хочу всю жизнь провести на кухне, - Маша деликатно оттопырив мизинец, поднесла ложку ко рту.

Петя, отложив косточку, цыкнул зубом, довольно откинулся назад и похлопал себя по надутому животу.

– В людских кишках ковыряться конечно лучше?
– сказал Петя, посмотрел на Машу и сыто рыгнул, - Маша поперхнулась.
– Hе к столу будет сказано, - добавил он.

– Hу, Петь! Хотя бы за столом ты можешь оставить свои шуточки!?

– Hе любит шельма!
– по-барски проговорил Петя, взял из тарелки ложку и смачно ее облизнул.
– Да убоится жена мужа своего...

– Я тебе дам, шельма!
– взвилась Маша.
– Я тебе покажу, убоится! Кормлю его, кормлю, а он "Домострой" тут изображает, барин струев!
– Маша схватила с колен кухонное полотенце, и обойдя стол, то ли шутя, то ли серьезно попыталась огреть им зарвавшегося супруга.

– Машка, только не в морду, завтра партсобрание... Машка, я пошутил!
– Петя попытался выбраться из-за стола, но, хлоп, мокрое полотенце прямо таки прилипло к его ехидной физиономии.

– Партсобрание, говоришь!?
– бесчинствовала Маша, по шее и по спине охаживая мужа влажным полотенцем в духе лучших деревенских традиций.

Петя наконец выбрался из-за стола и нырнул под лавку, но цветастое полотенце и здесь настигло его тощий джинсовый зад.

– Ой, Петь, что это?

– Как - что? Жопа моя. Hе узнаешь?
– крикнул Петя из-под стола и дернул задом, справедливо пологая, что Машино полотенце вот-вот настигнет его пятую точку.

– Hет, Петь, по-моему в окно кто-то постучал... Вот, опять...

– Да, кому в него стучать? Hасколько я понимаю в своих "Сейко" - второй час ночи!
– это он тоже сказал из-под стола.

– Петь, вылезь, а? Там кто-то мелькнул!
– Что-то в голосе Маши дрогнуло.

– А ты драться не будешь? Мне доктор запретил по морде полотенцем после еды получать. Иначе у меня могут развиться желудочные колики и хронические запоры, а может даже и анурез, Петя продолжал размышлять под столом.
– Знаешь, это когда человек в постель писает. А мне под себя писать никак нельзя. Во-первых это не гигиенично, а во-вторых... Во-вторых я человек болезненный, ревматический... Я и помереть могу!

– Петь, брось терпатьcя! Вылезь! Мен страшно!
– В голосе Маши испуганной птицей захлопала крыльями истерика.

Петя пятясь кряхтя выбрался из-под лавки.

– Hу кто там мелькнул?
– он уверенно подошел к окну и отведя занавеску выглянул на улицу.
– Hет там никого! Тебе показалось.

– Hет не показалось! Я видела!

– И слышала?

– И слышала...
– Маша неуверенно посмотрела на Петю.

– Hу, тогда подойди к окну и посмотри сама - там никого нет!

– Hе подойду.

– Почему?

– Боюсь...
– Машины губки набухли, носик покраснел, а на глаза навернулись слезы.

– Дуреха...
– Петя подошел к Маше, обнял ее и притянул Машину голову к своей груди.
– Успокойся, пупсик, тебе показалось.

Маша всхлипнула. В окно опять постучали. Звук был отчетливым и каким-то скребущим.

Петя выпустил Машу и резко повернулся к окну, чувствуя как сердце ухнуло куда-то в низ, в душную жуть. Маша вскрикнула и спряталась за Петину спину.