Здравствуй – прощай!

Полигон располагался в распадке сопок, а дальше горы просто громоздились, упираясь вершинами всё выше и выше. Очередная цепь гор даже летом была покрыта белоснежной шапкой. Близко стоящие скалы, несмотря на свою кажущуюся, грозную неприступность, были обжиты каким-то подразделением. Их регулярно обслуживали звенья вертолётов. Они проходили низко вдоль позиций, прикрывая друг друга, потом поднимались выше по склону, отстреливали тепловые, противоракетные «ловушки» и зависали над точкой, там один садился, другие просто кружились рядом. Потом так же улетали обратно, оставив тучи пыли над позицией дивизиона. «Точка» имела задачу удерживать все ближайшие высоты под своим контролем, они все были так выгодно расположены для стрельбы, что этого нельзя было допустить. Полковой полигон был оборудован автоматическими транспортёрами, электропитание было от привозимых дизельных установок. Мишени были сменные, имелся дзот с бункером для наблюдения. Для стрельбы из пулемёта были вырыты окопы, выстроены «гнёзда». Именно сюда привозили часто людей с «большими звездами» на погонах, когда хотели произвести хорошее впечатление. Тут же устраивали выставки конфискованного у «моджахедов» оружия, показательные стрельбы новых образцов оружия и просто стрельбы, чтобы поддерживать форму, набить руку, пристрелять оружие.

Первый раз Олег оказался на полигоне вместе с взводом зимой. Было чертовски холодно, они быстро убрали снег, ведь именно за этим их туда привозили, как это потом оказалось. Потом стали стрелять из своих автоматов, но недолго, так как было очень холодно, а греться было негде, блиндаж не был оборудован под тёплое помещение. Чтобы не переохладить свой организм, солдату нужно было много и беспрерывно двигаться. Этот вытоптанный пятачок на большом пространстве бесконечного белого снега, где ослепительная яркость резала глаза, мишени «плыли» перед носом, от упоительного горного воздуха лопались легкие и кружилась голова. При стрельбе Олег вдруг понял, что ему не нравилось в его автомате: дуло оружия было изогнуто. Этот дефект был незаметен сразу, его нужно было обязательно для себя пристреливать. Начались долгие мытарства. Только помощь и вмешательство старшины батареи внесло коррективы в этот процесс. Оказывается, что «всё не так уж сложно»!

Он показывает, что нужно сделать, у Олега получается, ему в голову приходит мысль, «мол, неспроста старшина подошел, не его ли это был до сих пор автомат?», но спрашивать такой пустяк не стал, зачем расстраивать человека былыми воспоминаниями.

Как назло машины за ними долго не было, уже хотели возвращаться пешком. Но прибыл старенький «Газ-66», замерзшие и радостные солдаты влезли на его борт, дорогой пели песни; амортизаторов у этой «развалюхи» давно уже не было, трясло от души. Так и тащился усталый автомобиль по серой, грязной дороге, оставляя следы своих колес на растаявшем снегу.

Следующий выезд на полигон был весной. Для Олега в качестве постового оцепления. Выставили посты на обеих дорогах. С Олегом оказался «Мамлюк», круглолицый таджик из автомобильного взвода.

Они просидели несколько часов возле мощного, но уже разваливающегося глинобитного забора — дувала, в тени от ветвей с распускающимися почками, когда-то это было какое-то плодовое дерево. До них почти не доносились раскаты и грохот стрельб, этот запасной путь был объездным.

В обед никто не приехал, но появилась полковая машина, из которой вылез офицер с гражданским оператором. Они прошли к развалинам, посмотрели на пруд, установили камеру, повозились с экспонометром. Потом вылезли два бойца, переоделись в рыжие тёплые халаты, на головы натянули тюбетейки, обвязались тряпками, как чалмою, поставили крупнокалиберный пулемёт, произвели очередь, сняли всё это на камеру. Звучали команды:

— Мотор!

— Снято!

Но было видно, что им чего-то не хватало. Посмотрели на скучающих постовых, предложили сняться на память для потомков в сцене боя. Так Мамлюк и Матроскин выпустили весь свой боезапас, потом им выдали ещё, дали по одной гранате. Они устало, по очереди, заряжали магазины оружия, стоя за стенкой, и отстреливались, их поливали «огнём» с другой стороны дувала, почти в упор, для реальности картины снимали на камеру. Кончились патроны, внизу ещё бесновали люди в махровых халатах, но потом закончилась плёнка. Военный спецкор всем пожал руки, о чём-то спросил, сел в машину. Туда же сложились и все остальные, пулемёт завёрнули в солдатское одеяло, дуло его торчало из раскрытого окошка машины, иначе не вмещался. Бойцы принялись чистить своё оружие. Джигит был под большим впечатлением!

— Вах, послюшай! Вот сняли, а фотографии когда будут давать? Нужно домой послать!

Олег стал объяснять, что «это без фотографий, такие кадры, разве что увидишь в каком-то журнале кинохроники с заметкой:«Булыжник — оружие интернационалиста», или «Воины не сдались, отбили атаку камнями!».

— Зачем, камнями? Граната одна не взорвалась! Вот там лежит! — сказал Мамлюк, уже хотел пойти поднять. Но у Олега был печальный опыт, он попросил не трогать или забросать её камнями издалека. Стали кидать булыжники, но точного попадания никто не добился, граната лежала, не двигаясь.

Никто сразу не заметил, как появились посторонние раскаты, грохот. Когда заметили, то оказалось, что колонна дивизионных машин направляется с полигона в расположение части, полигон обстреливали со стороны кишлаков и распаханных полей из миномёта. Колонна в срочном порядке эвакуировалась, не открывая ответного огня по противнику. В какой-то момент шлейфы от полёта перекинулись в её сторону. Место, где падал снаряд, дымилось и разгоралось матовым огнём.

— Фосфор! — на глаз определил Мамлюк с видом знатока.

— Ракеты, что-ли? — переспросил Олег. Они стояли как два соляных столба, зачарованные таким зрелищем.

— Нет! Это Маха мед, Пророк на огненной колеснице! — только и рассмеялся таджик. «Огненная колесница» рванула прочь по дороге, увозя с собой всех нападавших. Издалека она напоминала закамуфлированный армейский джип. Ровно через минуту это место уже обстреливали из расчетных орудий артиллерийского дивизиона, но там никого не было. Для порядку снесли полздания на окрестностях этого кишлака и переместили «огонь» в другое место. «Шилки» ушли в сторону полка, а бойцы остались одни, с пустыми «рожками» — магазинами от автоматов и без воды во флягах.

— Пошли, Маджахетдин! За нами уже никто не приедет! — сказал зло Олег. Они умылись в холодной воде, которую не стали пить без фильтров, перемотали портянки, попрыгали для формы и двинулись вниз по дороге.

— А! Граната?! — вспомнил Мамлюк.

— Пошли! Ну её к бесам! — потянул упрямо упирающего солдата за собой Матроскин. По пути этот водитель, таджик из крупного городского центра, рассказывал о своём доме, о весне на его любимой улице, о девушках, которых он всех «готов любить и ласкать». Дорога вела через пустырь, через полковую свалку, вдоль старых минных полей и облезлых холмов.

Там когда-то искали дезертира, который долго прятался, даже вырыл яму, боялся вернуться. При задержании применили оружие. Искали все, а нашли «спецы» из полка, обложили местность натасканными собаками, такими чёрными большими овчарками и нашли. Говорят, что натравили собаками, а потом, издалека, «успокоили» его пулей в лоб. А оружие при нём было, но уже без патронов!

— Но кто же знал? — разводили те руками.

Когда бойцы шли след в след возле свалки, то по очереди менялись местами, мало ли что. Подошёл бача, он возник из кучи мусорных отходов, одетый в толстое тряпьё.

Что-то стал говорить, махать руками и ругаться. Вдали появились сподвижники.

Курба-ши ответил ему, махнул стволом в его сторону и в сторону возникших фигур, мол, отстань от людей и не оскверняй своим языком путь прохожих. Потом ещё что-то сказал, для Олега пояснил:

— Это он меня спросил — из какого я клана, думал, что я узбек! Вот! Я в Узбекистане много жил! А! — лишь потянул он, поняв, что трудно объяснить своему собеседнику о строении семейных кланов и сеймов в государствах Средней Азии.