Здравствуйте, я – быдло, обретшее силу Князя тьмы!

— Ох, Люциус, поднимите руку… — Ускоряясь, заставляя меня уже бороться со своими инстинктами и желаниями, требует Катрин, и я повинуюсь. Едва я выполнил просьбу, женщина грудью своей тяжёлой падает на мою ладонь. Мягкий молочный холм, проваливаясь сквозь растопыренные пальцы, обволакивает каждый сантиметр ладони. Центром кисти я чувствую упирающийся набухший сосок, и ту мягкость, разлившуюся вокруг него.

Движения Катрин становятся всё более аккуратными, вздохи тяжёлыми и громкими.

— Ой, ох, ах… — то ли специально, то ли неосознанно, проваливаясь всё глубже, уже полностью обхватив своей влажной киской всю головку, продолжает стонать и двигать бёдрами Катрин. — Пожалуйста, сожмите её, прошу, Люциус, сожмите, — держась за мою руку, просит невозможного женщина. Левая женская грудь, повиснув надо мной, растянувшись, качается против такта движения бёдер Катрин. Как гипнотический шар, как соска для младенца, она, эта грудь, манит беззащитного меня. Понимая, что вот-вот кончу, что больше не могу сдерживаться, внезапно, чувствую последний такт, заветный рывок так и не сумевшей обуздать мой член Катрин. Дугой выгнувшись, приподняв, а после, собственными зубами впившись в свою грудь, она мычит, дрожит, и я…

— Кончаю…

От сказанного я надеялся, что женщина слезет, что сделает хоть что-то, но слово возымело обратный эффект. Бедра её сжались ещё сильнее, буквально сжали мой член, и всё, что только копилось во мне в этом мире, и месяцами до перерождения, хлынуло в женскую пещерку, переполняя и выливаясь из той. Около полу минуты Катрин, прибывая в замершем состоянии, с запрокинутой головой глядела в потолок, а после, заключительно и тяжело выдохнув, рухнула прямо на меня.

Член мой, всё ещё находился в её пульсирующей, продолжающей сокращаться киске. Он словно родным стал для неё, как ножны для меча.

— Боже, хе-хе, я не хочу его доставать, это невероятно Люциус…

— Я тоже такого никогда не испытывал. –понимая, что в руке моей по-прежнему грудь Катрин, разжимаю пальцы, развожу руки в стороны.

— Ну, это и не удивительно, сколько дней назад вас призвали? Один-два, я вот лично прожила тяжёлых тридцать три года и могу с уверенностью сказать, впервые ощущаю нечто настолько прекрасное.

— Тридцать три? Во сколько же вы тогда родили Арию?

— Пятнадцать. — Приподняв голову с улыбкой на лице говорит Катрин и после секундной паузы, вытащив мой член из себя, сильно сжимает его рукой. — Милый Люциус, не хотите ли вы сказать, что я выгляжу старше?

Что-что, а вот боль, как и в прошлом удовольствие, членом я ощутил с полна. Возможно, это и есть моя ахиллесова пята.

— Увидев вас впервые, я подумал, что вы сёстры. — Выкручиваясь, отвечаю я.

— Ой, да перестань, врунишка! — пища от восторга, лицом падает на мою рубашку радостная Катрин. Пронесло… — Слушай, как думаешь, мы ещё разок успеем?

Пальчик её игриво водит круги в области моего паха.

— Знаешь, я была бы не против, если ты… — Наверху послышались чьи-то шаги. — Ария проснулась. — Спохватившись, резко вскочила с меня Катрин, подобрала сорочку, и, когда я перекатом освободил одеяло, тут же побежала в свою спальню. Не зевая, да простит меня Катрин, стянул со своей шеи её платок, коим до этого, на улице прятал лицо. Быстро обтираю от соков и спермы член, подтягиваю портки. Такие следы после простой стирки не сойдут, нужно быть осторожным. Босые ноги спускаются всё ниже и ниже, не зная куда деться, куда прятаться, я просто сажусь на табуретку, стоящую в центре комнаты. Приняв позу задумчивого памятника, оборачиваюсь и тупо пялюсь в сторону двери и светильника… Блять, светильник, он же был из комнаты Катрин!

— Люциус, а почему ты не спишь? — Сладко и лениво зевнув, глядя в сторону света, спрашивает Ария. — Я не нуждаюсь во сне, госпожа. — Отвечаю я и случайно, как бы невзначай, интересуюсь. — Надеюсь, мои скитания по мастерской вас не разбудили?

— Не… Я в туалет… — Пальцем указав в сторону каморки под лестницей, говорит малая и исчезает в дверях. Сделав свои дела, заспанная, словно пьяница, ударяющая о стены плечами, Ария возвращается обратно в комнату.

— Ушла? — дождавшись, когда скрипы на лестнице стихнут, шёпотом интересуется из-за дверей Катрин.

— Ага, — полушепотом отвечаю я и вижу, как из спальни, вновь в чём мать родила, выходит моя светловолосая богиня.

— Мне так нравится, как ты на меня смотришь, прямо пожираешь глазами, проказник, — вильнув у лица моего попкой, берет с окна колокольчик и вешает его обратно голая королева.

— Ничего не могу с собой поделать. — Понимая, что мы с ней пришли к общему знаменателю и оба интересны друг другу, отвечаю я.

— Я, как одинокая, брошенная с ребенком женщина этому безгранично рада. — Всё так же наслаждаясь моим вниманием и щеголяя по дому голой, занимается своими делами Катрин. — В твоих глазах есть что-то доброе, Люциус, скрытое под неумело созданной маской слуги.

— Доброе, во мне? Ха-ха, Катрин, уж извините, но в этот раз вы ошиблись. Я грубое, неотёсанное быдло, бойцовый пёс на цепи у вашей дочери. Прошу, пусть моё обличье не вводит вас в заблуждение.

— Правда? — хихикнув, спрашивает Катрин, а после, не дожидаясь ответа, добавляет. — Как же бойцовый пёс смог устроить званный ужин с принцессой, как он, будучи псом, умудрился вкусно накормить мою дочь, добыть для неё первоклассную, высококачественную бумагу. Более того, никогда не слышала, чтобы бойцовые псы читали, переводили и переписывали гримуары с мертвых языков.

Слишком много хорошего в мою сторону, даже поспорить не могу.

— Я особой породы.

— Ха-ха-ха, пожалуй, так оно и есть. Ты и вправду особенный пёс, Люциус, но псом ты являешься только для чужаков и тех, кто пытается навредить нам. Для меня лично ты не пёс, ты… — женщина задумалась, в ауре её появился оттенок каверзны и хитроты, за которым стояла пелена любви и заботы. — О, точно, для меня ты удачно подвернувшийся, необычно приятный и полезный любовник!

Катрин не лгала.

— Пусть будет так. — Встав с места, как принято делать в этих местах, склоняю пред её красотой и добротой свою голову.

Двумя часами позже.

Этим утром, получив от меня ровно половину трофейных денег, Катрин решила расщедриться. Для меня и дочери достала малиновое варенье, успела сбегать к пекарю за первым свежим хлебом и даже собрать для Арии ссобойку, отварив рисовой каши с жаренной курицей, обильно приправленной специями и солью.

Уплетая хлеб с вареньем и запивая его теплым, только-только купленным прямо из рук развозчика молоком, Ария, чувствуя изменения, косилась в нашу с Катрин сторону.

— Мама, что-то случилось?

— А? — На прекрасном, сияющим лице Катрин не дрогнуло и мускула. — С чего ты взяла?

— Ну, ты сегодня прям светишься. Вся такая бодрая и весёлая с утра, варенье достала, завтрак… Вот я и подумала… — Взгляд Арии уткнулся в меня. В отличии от женщины- мечты я столь невозмутимо вести себя не мог.

— Люциус… — Отложив в сторону надкусанный бутер, злобно протянула Ария, — признавайся, что ты опять натворил?! Приставал к маме, мешал спать своей лживой трепней, да?