Зелье забвения
Шрифт:
Всю жизнь его окружали женщины– мать, бабушка, воспитатели в детском саду, учителя в школе, соседка по парте. Он остро нуждался в мужской компании, завидовал пацанам, которые проводили время с своими папками в голубятнях, в походах в горы, на велосипедных прогулках, да и просто, когда приходили на родительское собрание. Он не знал своего отца, и когда был маленьким, а потом подростком всё время терзал мать расспросами. Однажды, когда исполнилось одиннадцать лет, мать открыла великую тайну– оказывается, что его отец настоящий грек, и мало того, когда-то он стал чемпионом мира в гонках «Формулы 1». Пашка некоторое время невероятно гордился, что он сын чемпиона мира, но со временем насмешки друзей и одноклассников стёрли это чувство. Повзрослев до него дошло, что мать просто придумала всю эту историю. У кого-то были отцы – герои лётчики, разведчики, моряки, ну а для него матушка хотела чего-то исключительного. Хотя все отмечали, что парень превратился из мальчика в красивого юношу со смоляными волосами, красивой фигурой, прямым носом и действительно необычайно смахивал то ли на грузина, то ли на итальянца, то ли на грека. Но вскоре Пашка сделал одно открытие, которое в последствии превратилось в навязчивую идею. Однажды он залез в письменный стол на полку с бумагами в поисках какого-то необходимого в тот момент документа, и наткнулся на пачку старых писем. Мать находилась на работе, и он расположился
«Наверное это и есть мой возможный отец,– размышлял Пашка,– недаром отчество мать присобачила Аргирисович. Видать папаша не счёл необходимым предъявлять свои отцовские права, и фамилия осталась по матери– Пушков, а не эта жуткая для русского слуха «Дракопоулос».
Он никогда не получал писем, но знал, что читать чужие не хорошо. Раздумывал недолго– мать на работе, спросить разрешения не у кого, а любопытство просто распирало. Тогда парень решил просто просмотреть содержимое не вникая в суть. Но так не получилось– Пашка не только вник, но и проникся этим эпистолярным романом. Исписанные английскими буквами листки уже пожелтели от времени, зато шариковая ручка сохранила чёткость строк. Писать, читать и даже размышлять на этом языке для Пашки было делом обычным. В молодые годы мать закончила факультет иностранных языков в одном московском ВУЗе, потом успешно работала внештатным гидом-переводчиком в «Интуристе», а вечерами брала переводы научной и художественной литературы. Она с самого детства разговаривала с сыном на двух языках.
Пашка сварил себе крепкий кофе в турке, сел у окна на кухне и задумался. Прочитанная история впечатлила, но чувствовал он себя неуютно, как будто заглянул в замочную скважину и увидел чужую, приватную жизнь. В письмах не содержалось ничего постыдного или порочащего мать или гипотетического отца. Но про себя парень решил– надо обязательно рассказать матери о том, что прочитал письма. И не только потому, что он вторгся на чужую территорию, пусть даже это прошлое собственной матри, ещё и потому что она должна ответить на множество вопросов. Ведь это прошлое касается и его! Положив стопку назад в стол, решил немного переждать и отложить разговор до лучших времён. Несколько дней Пашка ходил в задумчивости, и в один из вечеров как умел накрыл стол фруктами, бужениной, всякой зеленью, а в центр поставил бутылку французского, розового вина, которое любила мать. Потом дождался, когда она придёт из института, в котором преподавала английский, и торжественно пригласил на ужин.
– О, что за повод ?– изумилась Лидия Николаевна, отщипнув виноградинку.
– Прежде, идите мыть руки, мадам.– Пашка повернул мать за плечи в сторону ванны.
Лидия Николаевна мыла руки над раковиной, и разглядывала себя в зеркало. Ей нравилось отражение, пусть даже немного усталое после рабочего дня. В свои пятьдесят выглядела прекрасно, во всяком случае она так думала. Ей были не по карману фитнесс-центры, дорогие косметические салоны, но она летом бегала трусцой в парке, а когда наступали холода делала гимнастику в квартире. Покупала замороженную смородину, клубнику, малину и накладывала на лицо свои самодельные маски. Несмотря на домашнюю терапию морщинки вокруг глаз и на шее множились, только она не страдала по этому поводу, а принимала как неизбежность. Кавалеры, конечно, приударяли. Лидия Николаевна позволяла ухаживать за собой, принимала цветы, ходила в театры и на концерты. Иногда отношения заходили далеко, но к себе домой для этих целей женщина никого не приводила, считала что эта территория принадлежит только ей и сыну. После смерти бабушки– её матери сын переехал жить в маленькую хрущёвку и это казалось справедливым, мальчик должен когда-то научиться самостоятельности: готовить для себя еду, стирать носки и утюжить рубашки. Но разделиться окончательно не стремились, они были очень привязаны друг к другу, часто перезванивались, вместе ходили в кино и устраивали такие ужины как сегодня. Лидия Николаевна не особенно удивилась, когда увидела накрытый яствами стол. Только отметила про себя странный момент– сын прятал глаза, вид имел суетливый и загадочный. Даже радужные мечты пронеслись лёгким ветерком– вдруг Павлик скажет, что собрался жениться, и она вскоре станет бабушкой…
Когда сели за стол и выпили вина, Лидия Николаевна не выдержала и поторопила сына:
– Паш, колись, что ты там задумал? Я должна начинать волноваться?
– Да нет мам, причин для волнения нет.– Пашка тщательно и сосредоточенно пережёвывал кусок мяса, собираясь с мыслями, через минуту глотнул вина и оторвал глаза от тарелки.– Я прочитал письма.
– Ты про что? Какие письма? – мать не поняла о чём речь.
– Я имею в виду твою переписку с Аргирисом Дракопоулосом. Да, да знаю, отвратительно совать нос в чужую переписку! Без твоего ведома я не должен этого делать! Извини, но не смог удержаться…
– Не извиняйся. Нормально, я не сержусь. Наоборот я просто обязана давно рассказать эту историю. Только всё время что-то мешало– сначала ты был маленький, потом подрос, но оставался ещё маленьким для понимания этой сложной ситуации. Потом думала, что факт знакомства с Дракопоулосом уже не имеет значения. Ведь самое главное, что ты есть у меня, остальное уже не играет никакой роли!
– Как можешь ты так говорить! Я всё время думал, что грек, чемпион мира «Формулы1» это всего лишь плод фантазии. Ты его выдумала лишь для того, чтобы я не донимал вопросами об отце! Оказывается он существует на самом деле!
Лидия Николаевна погладила сына по непослушным волосам.
– Так что ты хочешь услышать? Комментарии к письмам?
– Всё, я хочу знать всё!
Таких любвных событий как у его родителей, история знает великое множество. Они встретились случайно и не случайно, неожиданно и ожидаемо, в общем их встреча произошла по законам провидения, физики и вселенной. Двое людей оказались в одном месте, в одно и тоже время. Шёл 80-й год, год проведения Московской Олимпиады. Её– вчерашнюю студентку Лиду, с хорошей репутацией и характеристикой прикрепили, ещё с двумя девушками, к команде из Греции. Так как Олимпийские игры проходили в СССР некоторые государства отказались участвовать по политическим соображениям. Наряду со многими антисоветчиками Греция бойкотировала Олимпийские игры в Москве, и группа приехала в индивидуальном порядке, с разрешения своего олимпийского комитета. Кое-кому комитет оплатил поездку, некоторые приехали за счёт спонсоров, а любители спорта платили за удовольствие посмотреть невероятное шоу из своего кармана. Несколько человек из общей команды участвовали в соревнованиях по парусному спорту. Регаты проводились на берегу Балтийского моря в пригороде Таллина. Так вот после торжественного
открытия Олимпиады, юной, красивой девушке Лидии комитет комсомола института доверил сопровождать спортсменов к месту соревнований. Ей доверили поселить группу в гостиницу, а в свободное время показать и рассказать о России, о пятнадцати героических республиках и, конечно, о Таллине. Как правило, возле спорта крутится гораздо больше людей, чем настоящих спортсменов-профессионалов, поэтому компашка для поездки в Таллин собралась внушительная. Помимо непосредственно яхтсменов, на побережье отправились сопровождающие лица-тренера, доктора, массажисты. Вот к этой категории и относился Аргирис Дракопоулос. Он был очень красив, имел спортивную фигуру, белозубую улыбку и прямой, гордый нос. Лидочка не считала себя серой мышкой. В институте ухлёстывали всякие юноши, приглашали на свидания, и она как-то целовалась с одним, но чтобы на неё обратил внимание такой греческий Аполлон, даже представить не могла. Тем более с такой большой разницей в возрасте – он был старше на двадцать лет! Тогда она об этом не думала, не знала, и вообще закружилась кругом голова от внимания такого мачо. Да и атмосфера располагала к романтическим чувствам– Балтийский берег, праздник на каждом углу, толпы разноговорящих, разнодумающих, весёлых, спортивных, нарядных людей. Романтическая история произошла во время жёсткое и не простое, все и вся держалось под контролем определёнными органами, но почему-то этот взрыв чувств прошёл мимо глаз и носов этих самых органов. Она, как переводчица, сопровождающая спортсменов, жила с другими девушками-гидами в этом же отеле, поэтому парочка имела возможность уединяться так, чтобы никто не заметил. Налетела буря, взвился ураган чувств, эмоций и страстей. Никто из них не думал, что произойдёт дальше. Их не интересовала политика, кордоны, препятствия, закрытые границы. Они любили друг друга здесь и сейчас. Аргирис вёл себя как опытный любовник, а Лидия окунулась в чувства без памяти, но прекрасно понимала какие могут быть последствия. Неожиданно настало время разлуки. Они сидели на стадионе Лужники, держа друг друга за руки, и смотрели прекрасное зрелище– закрытие Олимпийских игр. Глаза Лидии пузырились слезами, а когда взмыл в небо символ игр олимпийский мишка, и Лещенко с Анциферовой запели грустную песню прощания, девушка не смогла сдержать рыдания. Ей было невероятно горько и печально от того, что это прекрасное время заканчивается, что её Аргирис улетает, и не известно встретятся ли они снова. Он ничего её не обещал, а она ждала и надеялась услышать слова, которые хочет слышать каждая женщина. Жгучий грек говорил, что любит её, да вот только замуж не звал. И от этого становилось горько и тоскливо. Но по настоящему испугалась, когда поняла, что у неё будет ребёнок. Слава Богу мать оказалась женщиной по тем временам продвинутой. Она не терзала беспутную дочь Лидку упрёками, а только сказала:– Хоть ты бестолковая и бесхребетная, аборт делать не будешь. Бог дал такое счастье и хвала ему. Вырастим и выкормим ! Рожай!
А письма он отправлял часто. Писал, что скучает, любит, грустит и хочет каждую минуту находиться рядом, особенно когда узнал, что Лида беременна.Он присылал деньги –доллары. Грек складывал в несколько слоёв бумагу, а между три раза по стодолларовой купюре. Это для того, чтобы деньги невозможно было рассмотреть на свет и украсть. Так он делал несколько раз. Лида с матерью скопили приличную сумму и в один прекрасный момент отправились в инвалютный магазин «Берёзка». Там продавался отличный, импортный товар и только за валюту. Дамы наведывались в священный книвермаг несколько раз, никак не решаясь на чём же остановиться. В итоге приобрели датский холодильник серебристого цвета «Rosenlew», две пары финских зимних сапог, канадскую дублёнку для Лидии и много всяких вещей для малыша. Стояло время тотального дефицита, достать что-то приличное в массовой торговле имели возможность единицы, имеющие допуск к кормушке, и когда Лидия фланировала по двору в светлой дублёнке, соседки завистливо сглатывали слюну и отводили взгляд. Он звал её в Грецию, но поехать в капиталистическую страну не представлялось возможным. Самое большое на что они могли рассчитывать это встретиться в Болгарии на «Золотых песках» или в Венгрии на озере Балатон. Сам он приехать не мог, потому что постоянно тренировался и вскоре после рождения Павлика грек стал чемпионом мира в гонках «Формулы 1». Об этом Лида узнала из новостей по телевизору, случайно услышала, когда в программе «Время» передавали новости спорта. Позже он прислал радостное письмо и снова доллары. Она не понимала почему приходят деньги таким образом, а не почтовым переводом, но спросить стеснялась– вроде как выпрашивает дотацию на постоянной основе. Маленький Пашка занимал всё время, мать работала посменно на фабрике и помогать было некому, поэтому любовь к Дракопоулосу постепенно ушла на второй план. Когда она устроила сына в детский сад и вышла на работу, чувства сместились вовсе на третий. Да и его пыл постепенно угасал, денежные письма появлялись всё реже, вскоре и вовсе сошли на нет. Но любовь Лидии не померкла совсем, она ещё долго тосковала и плакала в подушку. В ней тлела и долго жила обида за то, что он оставил её одну с ребёнком в стране тотального дефицита, вынужденную еле сводить концы с концами в то время, как он барствует в своей Греции.
– Мам, но время менялось, появились сотовые телефоны, компьютеры, интернет, есть возможность без проблем выезжать в любую страну мира. Почему ты не пыталась его найти?
– А зачем? Он же не пытался найти и вернуть меня.
Лида задумалась. И правда, почему она никогда не хотела выяснить о нём хоть что-нибудь? В глубине души, сама себе отвечала на этот вопрос– просто боялась узнать то, чего просто не хотела знать. Например что он женат, что у него счастливая, большая, греческая семья. Она предпочитала витать в потускневших от времени иллюзиях и верить в то, что Дракопоулос до сих пор верен, любит только её и что они когда-нибудь будут вместе. Её размышления перебил Пашкин голос:
– Может ты и права. Он же прекрасно знал о моём существовании и никогда не пытался увидеть.
– Я, конечно, же посылала твои фотографии, писала каким ты растёшь, и этого для него, наверное, оказалось достаточно. Греческие мужчины любвеобильны и ветренны– это моё убеждение. Надеюсь, что ты пошёл не в отца, и скоро у меня появятся внуки.
Лидия встала из-за стола, чмокнула сына в макушку и отправилась на кухню мыть посуду. Воспоминания всколыхнули былые чувства –любовь, обиду, ревность. Она вспомнила как болел маленький Пашка, как тяжело приходидось без денег, когда началась Перестройка, как хоронила маму. И рядом никогда не было надёжного, мужского плеча. А уж сейчас, когда сын опора, она не собиралась терять свою свободу и связываться узами брака, хотя претендентов хватало.
Пашка принёс из комнаты грязные тарелки, бокалы и открыл ещё одну бутылку розового вина.
– Мам, давай ещё выпьем, а посуду я сам позже помою.
Лида вытерла о фартук руки, они опять сели напротив друг друга, уже на кухне. Пашка разлил вино и торжественно произнёс:
– Теперь выпьем за нас с тобой!– чокнувшись, опрокинул в себя полный бокал, перевёл дух и вытер ладонью рот.– А может он помер?
– Кто?– Лидия легко захмелела и не сразу сообразила, что сын вернулся к прежней теме.– А, Дракопоулос? Не могу знать, хотя профессию он имел опасную.