Зеленые глаза викинга
Шрифт:
На мамашу, установившую коляску со спящим малышом прямо на солнце. На мороженщицу, повторявшую без конца нелепое четверостишие, что-то про вкусно и полезно, прохладно и уместно. Бред! На таксистов, приперших ее машину в два ряда. Нет, они бы выпустили ее, каждый сидел за рулем в ожидании пассажиров. Но просить их не хотелось. Наорать всласть – это да! И больше всех досталось бы Маринке – подлой предательнице, заславшей ее к трупу собственного мужа.
И когда успела?! Когда?
Так, а действительно...
Позвонила она Даше в самом конце рабочего дня. Ванька ушел
Так, позвонила она, стало быть, и попросила поехать прямиком к ней домой.
Даша поехала. Миша к тому времени уже часа два был мертв. То есть убили его где-то между четырьмя и пятью часами пополудни. Даша в это время была на службе. А Маринка?
По словам оперативного работника, Маринка была у родителей Миши, собирала смородину. Оттуда и прикатила потом с полным ведром. Но было это, когда Дашу уже увезли на «Скорой». Стало быть, по времени Маринка могла заявиться домой часов в восемь вечера или чуть позже. Могла она собрать ведро смородины с четырех до восьми? А время на дорогу?
Вряд ли...
Добираться до загородного дома Мишиных родителей полчаса, а то и минут сорок, если трасса загородная забита дачниками. Туда она приехать могла в половине пятого, если успела на четырехчасовой автобус. Их машина стояла во дворе, Мишка в тот день должен был на ней разъезжать. Оттуда только в восемь. Позже не на чем. Еще время пешком до автостанции. То есть чистого времени на сбор смородины у нее часа три. Нет, не собрать. Откуда же она приволокла это самое ведро? С утра собирала или это за нее сделали Мишины родители?
Ответить некому. Те будут стеной стоять за вдовую сноху. И уж ей-то – Даше, которая подозревалась в убийстве их сына и была найдена с пистолетом в руке, – точно ничего не скажут.
Как быть?
Она в который раз, почти машинально, набрала номер телефона своей подруги, считать ее бывшей было почти невозможно, и неожиданно услышала обнадеживающие гудки.
– Да, – надтреснутым незнакомым голосом ответила Марина. – Кто это?
– Это я, – в горле тут же перехватило, и голос стал похож на Маринкин. – Не бросай трубку!
– Не буду. Чего надо?
– Нужно встретиться.
– Не могу. Не хочу никого видеть.
– И меня?
– Тебя в первую очередь, – вдруг заявила обнаглевшая подруга, а Даша тут же рассвирепела.
Нет, ну перед ней-то что выпендриваться?! Они же один на один и знают то, чего другие не знают. Или милая Марина думает, что Даша пребывает в неведении, разрабатывая версию за версией, рыщет по городу в поисках неведомой красотки, могущей быть убийцей? Или думает, что Даша до сих пор в следственном изоляторе?
– Что так? – еле справившись с собой, спросила Даша. – Стыдно или как?
Повисла опасная пауза. Марина могла в любой момент повесить трубку. Потом, прокашлявшись, та вдруг спросила со странным смешком:
– Мне-то чего стыдиться? – И добавила: – Я твоего мужа не убивала.
– Я, знаешь, твоего тоже!
И снова пауза. Дожидаться новых
обвинений Даша не стала.– Почему ты мне врала все время, Марина?!
– О чем это ты? – с ленивым зевком спросила она.
– Нет и не было никакой соседки! Нет и не было!!! Был кто-то еще, возможно, кого ты ему не простила. Убила, а меня...
Дослушивать та не стала, всхлипнув, обозвала ее дурой и отключила связь.
Даша непонимающе смотрела на дисплей и только собралась убрать телефон в сумку, как позвонил кто-то с неопределившимся номером.
– Да!
– Что вам сказала Алла Витальевна, Дарья Дмитриевна? – спросил как ни в чем не бывало Баскаков, а у нее тут же заныло под коленками.
Сразу обнаружилось солнце, бившее в затылок, что шее не повернуться. Дикий зной, прилепивший майку к телу. Звон посуды в кафешке неподалеку. Плач младенца в коляске под палящими лучами.
Надо же, мир снова завибрировал звуками и заиграл красками, стоило ей услышать его голос. Только что уши заволакивало странной вязкой тишиной, сквозь которую едва пробивался голос подруги, которую страшно было назвать бывшей. И вдруг...
– Итак, что она вам сказала? – повторил вопрос Захар.
– Если вам так интересно, пойдите и узнайте сами, – огрызнулась она. – Я на вас не работаю!
– А на кого вы работаете, Дарья Дмитриевна? Чья вы вообще? – И он тихо рассмеялся, отчего мир вокруг нее снова заглох, потонув в полной темноте. Слышен был лишь его голос да бешеный стук собственного сердца. – Вам никогда не хотелось принадлежать кому-нибудь?
– Зачем вам это, Захар Валентинович? Зачем вам это знать?
Он не ответит? Он не ответит! А ей важен был его ответ, до судорог важен. До непереносимой сухости в горле и неожиданной аритмии важен. А какого ответа он ждет? Что хочет услышать?
Она вытерла о голые коленки вспотевшую ладонь, ухватилась свободной от телефона рукой за затылок, в котором, казалось, тоже бешено стучало сердце. Вдруг Баскаков слышит его стук?
– Я хочу все знать о женщине, которая когда-то скомкала часть моей жизни и превратила ее в хаос.
Опять двадцать пять!!! Он ничего не забыл!
– Я хочу знать все ее уязвимые места, чтобы...
– Чтобы вовремя нанести удар, да? – И губы снова задрожали, до того захотелось зареветь от обиды. – Вы, кажется, уже успели это сделать.
– О чем вы? – будто бы удивился он.
Но она знала, что он все тоже знает, как и Маринка. Он читал ее записи, а в этих записях все ее мысли, за исключением оправдывающих, родившихся вчера в момент похода за кофе и сигаретами.
– Это вы ударили меня по голове?
– Нет.
– Значит, ваши люди приложили к этому руку.
– Говорю вам, нет, – он вдруг сделался резким и раздраженным.
– Как же так? Вам очень хотелось запятнать мое имя, Захар Валентинович! Очень! Вы мне обещали это, буквально клятву дали, что найдете место, способ и время, и вот оно случилось. Имя мое в грязи, как вам того и хотелось. Я осталась без работы! Скоро останусь без денег. Вы можете считать себя отмщенным.
– Дура, – буркнул вдруг Баскаков со злостью и отключился.