Зеленые тени, Белый Кит

Все посмотрелись в зеркало и закивали.

— Если у нас есть выбор, — сказал Тималти, — пойти домой к злюке жене, зловредной теще и сестре — старой деве или посидеть здесь, спеть еще одну песню, пропустить еще один стаканчик и рассказать еще одну байку, что мы все предпочтем?

Тишина.

— Задумайтесь над этим, — сказал Тималти. — И отвечайте честно. Сходства. Соответствия. Получится необъятный список. Надо как следует пораскинуть мозгами, прежде чем мы начнем биться об стенку, призывать Иисуса с Марией и вопить «караул!».

Тишина.

— Я хотел бы… — сказал кто-то странным, любопытствующим голосом после долгого раздумья, — посмотреть на них вблизи.

— Твое желание может исполниться. Тс-с! — сказал я не слишком театральным голосом, учитывая ситуацию.

Все застыли в немой сцене.

И до нас долетел далекий, ломкий, слабый звук. Как однажды чудесным утром просыпаешься, нежишься в постели и особым чутьем догадываешься, что в воздухе кружит первый снег, щекочет на своем пути небеса, и тогда тишина раздвигается и исчезает.

— Боже мой! — сказал наконец Финн. — Сегодня же первый день весны…

И это тоже. Сперва шаги, легкие, как снежинки, падающие на мостовую, затем хор птичьих голосов.

На тротуаре, по всей улице и возле паба зазвучали песни зимы и весны. Двери настежь распахнулись. Ожидание предстоящей встречи прижало всех к спинкам стульев. Они подкрепили нервы. Сжали кулаки. Стиснули зубы в своих встревоженных ртах, а в пабе — словно детвора на рождественском празднике, где раздают подарки, пестрые безделушки, игрушки, — уже появились высокий худой юноша средних лет и невысокие тоненькие молодые люди с глазами стариков. Шелест снегопада утих. Улегся весенний птичий гомон.

Ватага диковинных детей, с необыкновенным вожаком, вдруг почувствовала вокруг себя пустоту, словно окружавшие их люди подались назад, хотя никто из посетителей бара даже не шелохнулся.

Дети знойного острова глазели на приземистых, ростом с ребенка, взрослых обитателей холодной страны, а матерые местные жители придирчиво смотрели на пришлецов.

Тималти и завсегдатаи бара сделали медленный, глубокий вдох. Повсюду разлился удивительный аромат чистоты, исходивший от этих детей. В нем было чересчур много весны. Даже я немного отшатнулся.

Дыхание у Снелла-Оркни и его состарившихся подростков, отроков-мужчин, было прерывистым, как трепыхающееся сердечко пташки, зажатой в кулаке. Чувствовался пыльный, въевшийся, застарелый дух засаленной одежды низкорослых людей. Зимы в нем было через край.

Каждый мог бы высказаться насчет «букета» запахов соседа, но…

И тут с грохотом распахнулись боковые двери и в паб ввалился Гэррити и поднял переполох:

— Черт! Я все видел! Знаете, где они сейчас? И чем занимаются?

Все, кто был в баре, вскинули руки, чтобы он замолчал.

По встревоженным глазам непрошеные гости догадались, что шум поднят из-за них.

— Они еще в парке! — Гэррити несся на полных парах, не разбирая дороги. — Я забежал в отель, поделиться новостью. А теперь к вам. Те парни…

— Те парни, — сказал Дэвид Спелл-Оркни, — находятся здесь, в… — и замялся.

— В пабе «Четыре провинции», — подсказал Гебер Финн, уставившись на свои ботинки.

— «Четыре провинции», — сказал худощавый, кивнув в знак благодарности.

— Где мы сей же час все и выпьем, — сказал обескураженный Гэррити.

И бросился к стойке бара.

Но шестеро незваных гостей тоже зашевелились. Они выстроились вокруг Гэррити в маленькую парадную колонну, а он, польщенный такой честью, стал дюйма на три короче.

— Добрый день, — сказал Снелл-Оркни.

— И да, и нет, — выжидательно сказал я.

— Похоже, — сказал долговязый в окружении малорослых мужчин-мальчуганов, — вокруг нашего прибытия в Ирландию поднимается шумиха.

— Это еще мягко сказано, — откликнулся Финн.

— Позвольте мне все расставить по своим местам, — сказал мистер Дэвид Снелл-Оркни. — Вам доводилось когда-нибудь слышать о Снежной Королеве и Летнем Короле?

Кто-то разинул рот.

Кто-то захрипел, как от тычка под дых.

«Я слышал, — подумал я, — но рассказывай дальше».

Финн прикидывал, с какой стороны ожидать подвоха, хмуро и нарочито долго потягивал свой эль, обжигая рот, и осторожно осведомился, выпуская теплое дыхание поверх языка:

— Э-э… Какая Королева и что за Король такой?

Стоявшие у бара придвинулись, всегда готовые послушать историю, но затем, опомнившись, отодвинулись.

— Итак, — начал высокий бледный человек. — Жила-была в Исландии — в Стране Льда — Королева, никогда не видевшая лета, а на Островах Солнца жил Король, никогда не видевший зимы.

— Скажите пожалуйста, — съязвил Нолан.

Финн уничтожающе посмотрел на него:

— Он скажет, если ему не мешать!

Окружающие цыкнули на Нолана, и тот втянул голову в плечи.

Снелл-Оркни продолжал:

— Подданные Короля едва не умирали от жары летом… А подданные Снежной Королевы едва не умирали под льдами долгими студеными зимами. Но они оба испытывали глубокую привязанность к своим народам и решили, что не позволят им больше страдать. Поэтому однажды осенью Снежная Королева последовала за гусями, улетающими на юг в теплые края. А Солнечный Король полетел верхом на теплых ветрах, дующих на север, пока они не охладились. В лесной тиши они увидели друг друга. Она была одета во все белое, как вечные снега, как течение бесконечности, как ураганы Времени, лунный свет на ледниках, ветер, колышущий тончайший занавес на окне зимой. Белое! С головы до пят!

Посетителей, что стояли у стойки бара, описание привело в легкое замешательство.

— А что же Солнечный Король? — Снелл-Оркни улыбнулся. — Он был весь пламя, жар, огонь; ослепителен, как лесной пожар, поглощенный всепожирающей, сожигающей жаждой! Воистину Солнечный Король. Король Солнца! Они приблизились и, заглянув друг другу в глаза, влюбились. И сыграли свадьбу. И каждую зиму, когда холод убивал людей на севере, весь народ Снежной Королевы перекочевывал на юг и жил под ласковым солнцем островов. А летом, когда солнце изводило людей на юге, все подданные Солнечного Короля перебирались на север, освежиться. Итак, не стало больше двух наций и двух народов, а появился единый народ, который с переменой погоды и времен года сменял один край на другой, и так бесконечно.

Снелл-Оркни замолк.

Все были зачарованы. Они оглядывались друг на друга. Забормотали. Бормотание нарастало. Тогда Нолан захлопал в ладоши. К нему присоединился Гэррити. Потом Финн с Тималти и все остальные, пока все это не переросло в радостные возгласы, к которым присоединился и я.

Устроили настоящую овацию, а Снелл-Оркни стоял, купаясь в лучах одобрения. Он робко закрыл глаза и отвесил скромный поклон.

Потом все обнаружили, что их ладони аплодируют. И застеснялись. Аплодисменты стихали по мере того, как все замедляли хлопки. Они с удивлением опустили глаза и обнаружили, что восхищаются теми, по поводу которых у них только что были сомнения. Все занялись изучением своих ладоней, пока наконец Финн не выдал: