Зеленый фронт

Третьим шел Власик, с волнением косившим глаза в сторону прибора. Стрелка вновь дернулась, но не сильно. Следом пошел последний — коренастый парень с чуть оттопыренными ушами. Едва последний приблизился к растению, как стрелка резко дернулась и задрыгала как сумасшедшая.

– Вот и поймали тебя, - с азартом произнес потиравший руки Сталин.
– Раз и все!

Охранник при этих словах побледнел, словно он действительно был разоблаченный шпион.

– Это хорошо, товарищ Гунар!
– довольно проговорил Сталин.
– Это очень хорошее изобретение. И надо уже сейчас думать, как его использовать на фронте, - последнее он произнес уже даже не ученым, а своим сопровождающим.
– А как вы считаете, товарищи, - тут он обратился к стоявшей у стола троице.

– Может ли растение думать как человек и, а чем черт не шутит, разговаривать как человек?

Своим тоном он дал понять, что его вопрос можно рассматривать и как шутку. По крайней мере им так показалось. Однако, Гунар, как самый старший из троицы, решил ответить, максимально серьезно.

– В данный момент, товарищ Сталин, я могу лишь выдвигать предположения. Мои коллеги, я уверен, находятся в таком же положении. В тоже время, уже проведенные эксперименты, позволяют говорить о том, что растения — это сложный организм, который, что можно утверждать, способен общаться с себе подобными, в состоянии улавливать информацию из окружающего пространства. Мне думается, растение способно думать... Просто на данный момент мы в состоянии судить об этом лишь по косвенным признакам — возмущение электрического потенциала, изменение температуры и цвета и т. д. То это растение не способно говорить и думать, это человек не может понять его и говорить с ним!

– Однако..., - с некоторой долей восхищения пробормотал Сталин.
– Молодцы.

У Гунара даже на какой-то момент промелькнула мысль, что высказанные им предположения, что там греха таить слишком смелые предположения, Сталина ничуть не поразили. Ученый не увидел в его лице даже намека на удивление или улыбку. Нет! Ему отчетливо показалось, что тот услышал что-то такое, что и так уже знал и без него, то есть что-то совершенно обыденное. К счастью для науки эта мысль исчезла без следа едва только были произнесены следующие слова Сталина.

– Знаете, Василий Сергеевич, вы можете гордиться, что в стенах вашего учреждения выросли такие ученые. Признаюсь, я поражен широтой взглядов и смелостью их фантазии. Это действительно наши советские ученые, которые по по большевистски смело отстаивают свои мысли. Разве там, на Западе, есть такие?
– он с улыбкой оглядел всех троих, лица которых моментально стали алыми.
– А?!
– тут он вновь повернулся в сторону своей «свиты».
– Представляется верным, если деятельность такого молодого, но правильно коллектива будет под нашим самым пристальным вниманием. Все наработки данной лаборатории необходимо незамедлительно готовить к внедрению в действующую армию. Владея такими возможностями советская контрразведка просто обязана будет избавить войска от диверсантов и предателей. Лаврентий Павлович, как вы считаете?- он многозначительно посмотрел на Берию.

Стоявший все это время молча, нарком государственной безопасности выдвинулся вперед.

– У меня также нет никаких сомнений, что работа ученых заслуживает высокой положительной оценки и с ее результатами необходимо в самом скорейшем времени познакомить ответственных сотрудников наркоматов и особых отделов фронтов и армий.

110

Из дымки утреннего тумана, непроницаемым пологом накрывшим большую часть океана возле канадской границы, медленно появлялись корабли с опознавательными знаками военно-морского флота Северо-Американских Соединенных штатов. Первыми показались несколько минных тральщиков, с ярко зажженными прожекторами, нетерпеливо обшаривавшими окружающее пространство. Несколько позже белая пелена из своих объятий выпустила угловатый корпус эсминца типа «Флетчер», который сразу же занял самое дальнее место в защитном ордере. Следом за ним, вырывая из тумана беловатые клочья, появился флагман соединения. Двухсот семидесяти метровый монстр с водоизмещением почти в 60 тысяч тонн на фоне остальной корабельной мелочи выглядел по истине инородным телом. Длинный обтекаемый корпус линкора, похожий на гигантский гарпун, был загроможден многоуровневыми башнями артиллерийских систем с грозно выставленными в небо стволами орудий.

Соединение вышло в заданный квадрат. Корабельные двигатели, рыкнув в очередной раз, замолкли. На палубы опустилась тишина.

– Надеюсь, дорогой Уинстон, вы не считаете такое место для встречи исключительно моей блажью?
– пожилой господин откинулся на спинку инвалидного кресла с застывшим на его лице извиняющем выражении.
– Я, действительно, до безумия люблю океан..., - из кают компании открывался потрясающий вид на просыпающийся океан.
– И, естественно, безопасность.

Его собеседник с тяжелой «бульдожьей» челюстью в ответ лишь добродушно рассмеялся. Он стряхнул пепел с громадной сигары и проговорил:

– Что вы, господин президент, это чудесное место!

Он удобно расположился на мягком кожаном кресле, высота сидения которого была чуть ниже чем у инвалидного кресла Рузвельта. По этой причине и без того не больно высокому Черчилю приходилось смотреть на собеседника снизу вверх.

– Я и сам не равнодушен к океану. Место жительства, знаете ли, располагает, - помигивая пошутил он.
– Да и корабль просто великолепен! Только со стапелей. Кажется, в воздухе еще пахнет свежей краской.

Во время этого ничего не знающего разговора оба прекрасно понимали, что это всего лишь прелюдия к чему-то более серьезному и важному. Все же остальное — необычное место встречи, новейший американский линкор, невиданная секретность — это не более чем антураж, который лишь подчеркивал насколько тяжелыми будут поднимаемые на встрече вопросы.

– Вы ознакомились с материалами?
– наконец, Черчиль решил сделать первый шаг.
– Материалы достаточно красноречивы.

На небольшом журнальном столике, который стоял немного в стороне от собеседников, лежало несколько пухлых папок с документами. Ближайшая к президенту САСШ была открыта и несколько листов из нее было перевернуто.

– Вы правы, они более чем красноречивы, - был вынужден согласиться Рузвельт, немигающим взглядом застыв на бумагах.
– В последнее время мы уже несколько раз все это обсуждали..., но, признаться, я в затруднении..., - он с некоторым трудом оторвал взгляд от бумаг и перевел его на собеседника.
– Ведь принятое сегодня решение будет иметь далеко идущие последствия...

– Господин президент, - Черчиль решил немного ему помочь.
– Не так давно я сказал, что для победы над Гитлером готов отправиться в ад и заключить союз даже с дьяволом, - Рузвельт понимающе кивнул головой.
– Но Гитлера нет... , а значит и договор не действителен.

Рузвельт протянул руку к столу и взял один из документов. Казалось в его руках был не обыкновенный листок бумаги, который можно легко порвать, а что-то неимоверно опасное и страшное, способное причинить вред.

– Так все же, каково ваше решение?
– нетерпеливость Черчиля была объяснима - он был маниакально последователен в ненависти к своим врагам.
– Вы согласны?

Тот словно не слышал вопроса. Его рука продолжала осторожно сжимать документ, а взгляд бездумно застыл.

– Если ты хочешь знать мое мнение, Уинстон, - Черчиля насторожило столь необычное начало.
– ...Меня пугает не это, - он с брезгливой миной на лице бросил документ к остальным.
– Прекращение закупок нашей техники..., дефицитного металла, ... каучука и даже раций..., - он перевел взгляд на своего собеседника, который к своему ужасу прочитал в его глазах настоящий страх.
– Нет! Совсем не это. Как раз здесь-то и все ясно, - однако судя по выражению лица, Черчиль так не думал.
– Русские просто умеют хорошо держать удар, Уинстон! Понимаешь?! Теперь им просто не нужна наша помощь...