Зеленый луч №5 (4) 2021

Никого не рассмешу,Ничего не расскажуНи о прошлом, ни о Вечном,ни о замыслах своих,что стучатся в каждый стихсодроганием сердечным.Бесполезен разговор.Вот весна, не размышляя,Ничего не замышляя,Ворвалась на старый двор,Веточкой благоухая.Бестолковая такая,Долгожданная такая,Как душевный разговор.Миллиарды лет назадзапланирован закат.Что планировать? – Не знаю.Просто солнце провожаюИ опять его встречаю,Как мой предок и собрат.И с сегодняшнего дняНету планов у меня:«План работы, план заботы –Что за скучная фигня?..»Никого не рассмешу,План на завтра не пишу.Лишь дышу, жива покуда.И живу, пока дышу.

Серёже Скисову

Я ниткою привязана к тебе.Не той посконно-грубой и суровой,А ниточкой прозрачной, бестолковойи призрачной – так вышло по судьбе.Та ниточка соединяет насВ моем земном, твоем – небесном мире,И я брожу по нежилой квартире,Как ты плывешь по воздуху сейчас,не слышно, не имея губ и глаз.Привязанностью этой дорожу.Я ниточку почти в руке держу,как в детстве нитку с шариком держалавоздушным, и как громкое «Ур-р-а!»в колодце непрогретого дворав пространство оглушенное кричала.Я и теперь ищу в пространстве дверь.Не оборвется ниточка, поверь…

Дождь в Алупке

В Алупке дождь. И камни диабазаседого Воронцовского дворцасверкают, будто иглы дикобраза,торчащие из древнего ларца.Дождь преломляет линии простые,И мавританских стройных башен ряд,Как журавлей танцующих отряд,Колышется, и вытянуты выиНавстречу влаге. В сонной тишинеОни играют на одной струне.По кипарису дождевые нитискользят, как серебро на малахитес огранкою старинной. С ним на «ты»щебечут востроносые дроздыВ лохматой «шевелюре» – прав был Бродский.Да, здесь не Древний Рим, но Понт так плотскиШумит о Вечном, проще – о быломвеличии и государств, и судеб,Что верится, всё было, есть и будет.И что нам лет нелепых бурелом?Дождь не смолкает. Он высокой нотойПреодолел мою борьбу с дремотой –ведь при дожде так сладко засыпать,и видеть то, что без дождя не видно,и погружаясь в неземные виды,Земное никогда не забывать.

Попытка летописи

Жизнь – чаша хрупкая. Вновь неуверенноСледую я по ухабам и рытвинам:«Каша не варена, горе не меряно,Лясы не точены, счастье не считано».Что-то не просится в сердце идиллия –Сказку, увы, мы не сделали былью.Город мой – древняя злая рептилия –спит, припорошенный гарью и пылью.Крылья подрезаны… Цены драконовыбольно кусаются. Тут не до праздников.Помнится, город венчался короною,всех привечал от эмиров до Разина.Волга резвилась. Свободной, широкоюпредкам являлась: не ниточкой – лентою.Храмы влекли куполами высокими,Принаряжались с лихвой позументами.Синее небо, сусальное золото,Звон колокольный, сады, виноградники.Меда арбузного, пряного солода,Рыбных излишеств ряды да иссадники.Всё это раньше казалось обыденным –Юшка белужья, вино астраханское…Ныне мы их и во сне не увидим.Снедь ставропольская и дагестанскаядвижет торговлей. Где наше, исконное?Рыжий песок подступает к селениям.То, что недавно грузилось вагонами,поразворовано либо гниениюпредано. Только пространства полынныеда пересохших протоков безводие.Вот и слагаются тексты былинные,Да не прочтет их Его благородие.

* * *

Время зрелых ягод винограда.Тонет солнце в золоте воды.Смотрит осень оком конокрадаНа траву, зажатую в скирды.На бугор взойду у переправы,Выстужусь княжною на яру.Не согреют прежние забавы,Да и новые не ко двору.Ширь степей, пролески и суглинки…Как по ним бродить любили мы!А Земля летит на паутинкеВ неизбежность белую зимы.

* * *

В глазу соринка, в сердце сбой.Мой голос резок и простужен,А осень женщиной босойСкитается по стылым лужам.Она проходит не спешаЗа клумбами и тополями.Ее крылатая душаОмыта первыми дождями.Я тоже выйду за порог,Втяну всей грудью пряный воздух,Прочитывая между строкЕе «уроки и погосты».Мы с ней присядем на крыльцо,Она большой, я малой птицей,И скорбной осени лицов моем лице отобразится.

* * *

Вспоминается всякая малость,незаметно вплетается в стих.Как легко моя юность промчаласьВдоль булыжных былых мостовых.Караваны трамваев лобастыхуправляли незримо судьбой.Мы встречались с тобоюи часто добирались по шпалам домой,где в квартире твоей обитая(Чем она не потерянный рай?),пробуждались от первых трамваев,под последний любили трамвай.Дребезжание рюмок в серванте,Отражение неба в окне.Неуклюжих трамваев андантеЧерез век, через жизнь, через несоответствие прежнего бытаНовым почеркам и скоростям.Из серванта все рюмки разбиты,и сердца поизношены в хлам.Только я всё сильней понимаю:В мире светлом, безгрешном, иномМы промчимся опять на трамвае,Чтоб исчезнуть за дальним углом.

Вадим Матвеев

* * *

Проклятья, суматоха… Хат-шеп-сут –

не к месту всплыло имя из прочтенных.

Душа моя – вместилище, сосуд

из предложений сложноподчиненных

законам мира.

Кто сильней – тот прав.

Вот потому уютно в старом доме

Пить в одиночку чай из терпких трав,

и чтобы никого, пожалуй, кроме

Тебя…

Тебя…

Но это редкий сон.

Мне снятся кровь и старое жилище.

Почтовый ящик, тут же почтальон,

Который что-то в старой сумке ищет.

Я исчезаю будто в никуда.

Меня там нет, а где я – неизвестно.

Не утечет, а высохнет вода.

Хоть кто-то и решит, что так нечестно.

* * *

Раньше было иначе:Сам вез чайс кухниВ инвалидном кресле,Пытаясь не раскачать,Не разлить на себя,Не разбудитьНевзначайКриком отчаяния.Хотя к чему кричать?Теперь мнеПриносятБокал,Пока не остыл.Не потому, что богат,а потому, что нет сил.И гораздо прощеПринести чай,Чем искоса смотретьНа последствияПаралича.Буду сидеть молча,Глядеть в окноНа нашествие полчищВоробьев и ворон.С бокалом в рукахи с камнем на плечах,что нельзя сбросить,Не разлив чай.

* * *

Россия – это Русь и я –Листок на древе вековечном.Над кроной молнии блестятИ ствол от времени увечен.Но корни помнят чистоту.Лишь в них живет святая сила.Из них побеги возрастут,Чтоб не исчезла ты, Россия!

* * *

Раз в Астрахани нет лесов,Деревьям реки стали сценой.Здесь тополя вдоль береговВетвями тянутся к Вселенной.Задумчивые перья ивСклоняются к прохладной влаге.Листвы манящий переливНе передать простой бумаге.

* * *

Поверхность белуюзабрызжешь черненьким,Размажешь тряпочкой, –всё станет сереньким.Идут по улице ребята с челками,Такие бодрые, почти весенние.Но тени серые, и сами – серые,Как будто серия с завода юности.Смотрю с унынием засохшим деревом.Пишу от зависти такие глупости.

* * *

Рукою отереть со лбаЖар солнца, что повисло в небе.В который раз себе солгать,Что сердце холоднее снега.Сомкнув уста, считать до ста,До тысячи, без остановки.Надеясь, что в объятьях снаНеимоверно станешь ловким.Преодолеть нелегкий путь,Преграды и однажды утром,Не отыскав на шее пульс,Стать мудрым.

* * *

Я к сорока годам устал.Во мне исчезла страсть к познанью.В нелепом этом состояньиЖиву с ухмылкой на устах.Я не смотрю по сторонам,Сижу за запертою дверью.Стал толерантен к суеверьям:Ведуньям, бабкам, колдунам.Ничто не в силах пробудитьИнстинктов прошлого уснувших.Но я надеюсь простодушноНа чудо, что найду в пути.

* * *