Земля без радости (Книга Эльтары и Аргниста)

...Нет, коли не вернется хозяин, быть большой беде. Аргнист, он ведь словно вервие на венике – весь пук вместе держит, хоть его и не видно почти. Сыскать бы хозяина-то! Да только где ж его сыщешь... И чародея толкового, чтобы заклятьем отыскать смог, только на юге найти можно.

И мрачнеют лица, и думаются невеселые думы, да только все без толку. Куда с хутора подашься? Бают, на севере рожденным за Костяную Гряду хода нет. И желающих проверить это на себе что-то не находится...

...А все-таки хорошо – лето пока еще на дворе. О зиме сейчас лучше не думать.

Я вышел к краю леса; между деревьями зажелтело еще не сжатое поле. Зайти на хутор? Назваться можно целителем... Меня отчего-то тянуло зайти... Да, конечно, я же был здесь! Точнее, не я, а тот... в чьем облике я пока хожу.

Я оглядел себя: зеленый плащ... длинный белый лук... тонкий белый меч с семью рунами на лезвии... Да, все так, как было.

Через приотворенные створки ворот я вошел во двор. Память услужливо подсказывала, кто есть кто среди сновавших по двору людей, которые, увидав меня, внезапно разом замерли, пораскрывав от изумления рты. И неудивительно – покойник вдруг вернулся!

Я откинул капюшон и поклонился – я, никогда и никому не кланявшийся! Но привычки того, другого, были сильнее.

А мгновение спустя я услышал истошный женский вопль – с надрывом, как может кричать раненая волчица. Дверь распахнулась, со ступеней высокого крыльца кубарем скатилась молодая женщина – волосы растрепаны, на щеке кровь, – а за ней, рыча и размахивая ременной петлей, гнался здоровенный парень, молодой, но шириной плеч почти не уступавший входным дверям.

Он догнал ее и сбил с ног одним тычком в спину. Хрипло зарычал, бешено вращая глазами, замахнулся ремнем и хлестнул упавшую по лицу. Закрыться она не успела.

Я, Губитель, смотрел на все это спокойно – людские дела меня не касаются; но вот тот, второй, взъярился тотчас же. И я шагнул вперед, даже не успев понять, зачем, в сущности, это делаю.

Я перехватил занесенную для повторного удара руку. И услышал свой голос (хвала Равновесию, именно свой, а не того, чье тело тогда позаимствовал):

– Хватит, Арталег.

Да, тот хорошо знал сего типа. Парень по имени Арталег обмер. Он глазел на меня, и рот его медленно приоткрывался. Я отпустил его руку – она бессильно упала вдоль тела.

– Вставай, Саата-травница, – сказал я, наклоняясь над лежащей.

Он попытался воспользоваться этим, парень по имени Арталег, умевший довольно-таки быстро соображать. В его кулаке оказалась железная чушка, и ею он попытался со всей силы двинуть меня по затылку. Опасную игрушку пришлось отобрать, а самого парня слегка стукнуть по челюсти. Он всхрапнул и осел в пыль.

Ух, как вспыхнули ее глаза, когда она увидела протянутую руку и мое лицо (вернее, лицо того). Сколько в них было... я даже не знаю таких слов. Призыв? Радость? Боль? Надежда? Нет, не то. Все вместе и каждое по отдельности.

И еще – она ждала. Ждала того. И не верила, что он погиб.

И еще – я ощутил странное: мне было неприятно, что она ждала его, а не меня. Потому что в больших темных глазах пылала вырвавшаяся на свободу страсть.

Я знал это слово. Знал умом. А теперь понял, что это значит на самом деле. И – растерялся. Я, сражавшийся с богами и демонами, растерялся. Не знал, что делать. Стоял, держа ее небольшую ладошку, посреди полного народом двора и не двигался с места. За спиной заворочался и застонал Арталег – пожалуй, я все же приложил его чересчур сильно. И тут вмешался тот.

Он решительно потянул меня через двор – рука Сааты осталась в моей ладони. Не колеблясь, он взбежал по ступеням крыльца, пинком распахнул дверь (у меня она, правда, просто рухнула внутрь вместе с петлями) и, таща за собой замершую Саату, решительно направился куда-то в глубь дома.

Она не успела спросить, что я делаю. Последняя дверь сама распахнулась навстречу, и я увидел женщину средних лет (горе источило ее душу, тень сознания заметно потемнела) и с ней двоих очень похожих на нее молодых парней – ее сыновей.

Женщина вскрикнула, поднося ладонь ко рту. Парни остолбенело уставились на нас с Саатой.

– Эльстан! Ты... ты вернулся?

– Можно сказать и так, – ответил я. Пальцы Сааты в моей ладони заметно вздрогнули.

– А голос у тебя изменился... – пролепетал самый молодой – из памяти того я извлек, что парня звали Армиолом.

– Мне пришлось ударить Арталега, – сказал я. – Саата не может оставаться с ним! Это зверь, это хуже, чем зверь! Почему вы ничего не сделали?!

Бедняги, они здорово растерялись.

– Эльстан... но что случилось? Расскажи же все толком! – Ее звали Деерой, она была хозяйкой этого хутора и опомнилась первой.

Я не успел произнести ни звука. Саата опередила меня.

– Матушка, бил он меня... муж мой, сын ваш, Арталег. Бил смертным боем... Кииту покормить не дал... супружеского долга потребовал. Я ему – погоди, докормлю, хотя знаю, что он сегодня утром опять Мииту

наяривал... А он – нечего, орет. И за волосы. А как бить начинает, так звереет вконец. И пошло... Не помню, как во двор выбежала. А там... Эльстан стоит... – Она густо покраснела и потупилась.

– И сильно ты... братца моего приложил? – поинтересовался Алорт, старший из братьев.

– Уже вставал, когда мы сюда шли.

– Погодите вы! – Деера шагнула к Саате и обняла за плечи. – Дочка, я так вижу...

– Дочкой звали, а сына своего унять не захотели, – глухо, с обидой ответила Саата, опустив обязательное "матушка".

Деера сделал вид, будто не слышала.

– Уйти от нас хочешь9 На позор выставить? – выпалил Армиол прежде, чем его успели остановить.

Я не вмешивался. Слушал. Тут не могла помочь и та память.

– Вот-вот, вам главное – чтобы все шито-крыто и никто ничего не знал! – дикой кошкой прошипела Саата. – Да, не хочу я со зверем вашим жить! Все, нажилась, хватит! Синяков до конца дней своих не сосчитаю! Кииту беру – и к отцу. Он небось не прогонит. Проводишь меня? – Она взглянула мне прямо в глаза.

– Провожу, – ответил я не думая. – Хоть до края земли.

"Лишь бы ты смотрела на меня таким взором, Саата..."

Глаза Дееры сузились.

– Арталег тебе, Саата, муж законный. И защищала я тебя всегда, то ты знаешь...