Земля дождей

— А по-моему, ты слишком много думаешь о том, о чём думать хоть и важно, но не нужно. Так можно ведь и пресытиться. Негатива вокруг — переживай его, не переживай — всегда будет в достатке. Правда… что я говорю… Сама им пропитана до самого своего основания. Из него и состою. Потому-то и написала тебе… Хэ! Вот дурочка! Что говорю вообще…

Женя виновато улыбнулась, опустив взгляд к белой чашечке с вином, которую обхватила обеими ладонями.

— Я всегда жду знака извне, — снова заговорила она. — В этом моя особенность и, наверное, самая главная слабость. Даже тебе я никак не решалась написать это письмо. Уж не знаю, какие силы помогли мне всё же отправить тебе его. Просто кажется, что мне всегда что-то поможет. Укажет в нужное время верный путь. Но, как показывает практика, это не так. Нельзя просто так уйти и оставить свою жизнь, ожидая, что она сама известит тебя, когда нужно действовать. Необходимо все делать самой. И это так тяжело. Чисто по-женски — безумно хочется опоры. Если бы не Аврора — утопилась бы. За последние годы что-то совсем ослабла. Тяжело жить. На душе тяжело. Вот прям как тебе, когда ты рассказываешь об этой сгущающейся «темноте» внутри тебя. Но знаешь… приехал ты — и мне стало намного легче. Поэтому я очень благодарна тебе. Нет, ты даже представить себе не сможешь, насколько я тебе благодарна!

Женя посмотрела Роберту в глаза и замолчала.

— Это тебе спасибо, мастерица цветов, — ответил он. — Я даже поверить не мог, что ты мне написала. В детстве мы всегда с тобой дружили, но потом…

— Потом ты уехал, — договорила Женя.

Роберт попытался что-нибудь сказать, но не получилось. Она права. Уехал вместе с родителями. Ничего толком не сказав на прощание. Лишь смутно бросил несколько слов, что будет писать, помнить. Но не писал. И помнить-то практически не помнил.

— Прости, если навешиваю на тебя свои переживания и проблемы, — произнесла Женя. — Ты приехал отдохнуть от работы, а в итоге выслушиваешь исповедь вдовы! — Женя попыталась рассмеяться. И в следующее мгновение вытерла слезу рукавом блузки. — Но порой мне так не хватает кого-то родного, с кем можно просто поговорить…

Роберт понял: Женя — очень чуткий человек. В свои двадцать три года она чувствовала его так же, как десять, пятнадцать лет назад. Теперь он понимал, что так близко дружили они в детстве неспроста. Их разговор напоминал ему что-то давно забытое. Даже когда он не говорил ни слова, ему казалось, что Женя смотрит на него и видит его насквозь.

Пусть видит, решил он. Так даже легче. Хотя бы один день побыть собой без прикрас, без грима в виде социальной пыли — это уже поистине гигантское облегчение. Женя очень искренняя и не боится говорить о своих переживаниях. А это — такая редкость, такая редкость…

Стрелка часов добралась до трёх ночи. За окном выпадали нескончаемые полосы воды. Дождь продолжал стучать по земле и крыше дома. Какое-то время Роберт и Женя молча слушали этот звук. Но вскоре парень почувствовал, что засыпает. Он положил голову на руки, лицом к окну, и закрыл глаза. И, когда почти уснул, до него донёсся тихий-тихий голос:

— Как же с тобой спокойно…

*

Роберту снился странный сон. Одинокие ночные фонари, грустно склонившиеся над землей в нескончаемый ряд, рассеивали сгустки яркого белого света. Вся ночь находится в распоряжении этих фонарей. Точно так же, как вся жизнь находится в распоряжении людей.

Фонари соединяются между собой длинными проводами. И это, подобно нитям, сближает их. Так между ними возникает связь.

Люди — это, пожалуй, те самые фонари. Их что-то соединяет, но они всё равно находятся друг от друга на расстоянии. И как бы они ни пытались объединиться — не выйдет. Что-то обязательно будет вставать между ними.

Фонари для того и созданы, чтобы освещать собой лишь определённый участок реальности. Освещать свою реальность. Свою жизнь. В чётко заданных границах.

Но иногда они могут помочь другим фонарям, заплутавшим во тьме. Чтобы те поняли, или даже — вспомнили, что сами могут светить. Освещать свою жизнь.

И на этом — всё.

Но одинокому фонарю (вернее, чувствующему себя таковым) так и хочется сблизиться с другим фонарём. Слиться. Стать с ним чем-то единым и прекрасным. Увеличить масштабы свечения. Осветить большую область. Озарить весь мир!

Но природа фонарей — против.

Не выйдет.

Увы.

Не сейчас.

Не в эту эпоху…

…Роберт вдруг проснулся и огляделся. Он не помнил, как перелёг на диван. Поднявшись, он протянул руку к тетради с ручкой. Затем прошёл на кухню. Там он снова зажёг свечу, которая горела во время их с Женей беседы. И, сев за стол, прислушался к ночному дождю и принялся что-то сосредоточенно записывать…

[19]

Роберт проснулся отдохнувшим и в добром расположении духа. За окном до сих пор разгуливало ненастье. Лил дождь.

Женя с самого раннего утра готовила блины. В клетчатой сине-розовой рубашке и бежевой вязаной шапочке, стояла она у плиты и орудовала деревянной лопаточкой. Аромат в доме витал умопомрачительно аппетитный.

Когда всё было готово, втроём сели завтракать. Роберт и Аврора уминали за обе щёки мягкие тёплые блины, намазывая на них малиновое варенье. Те, словно снежинки в жаркий день, буквально таили в их смачно жующих ртах. Одновременно Аврора оживлённо рассказывала, что ночью ей снился особый мир. Мир, который был полностью поглощён водой. И немногочисленные выжившие пытались выжить в таких «неземных» условиях.

Роберт внимательно прислушался. В один момент даже перестал жевать. Мир, поглощённый водой… Парень глубоко задумался о чём-то своём. Женя заметила необычное выражение его лица.

— Что, Роберт? — улыбнулась она. — Язык проглотил от вкуса? Или мечтаешь оказаться в таком мире? Там-то всё по-другому, не то что у нас. Другие проблемы, главное — выжить. Там уж не до душевных скитаний.

Роберт усмехнулся:

— Да уж… А язык я, и правда, проглотил. Вот выплюнул обратно, чтобы только сказать: невероятно вкусно, Жень. Ты ещё, оказывается, и мастерица блинов. Я украду у тебя одну баночку варенья, если ты не против?

Женя тут же изменилась в лице. Роберт, глянув на неё, сразу же всё понял.

— Да, нужно ехать… — сказал он. — Сегодня уже воскресенье. Так не хочется… но надо. Город ждёт меня. Своего элемента, составляющего мизерную часть огромного и безостановочного механизма под названием «Москва». Господи… и снова всё по кругу.

— Может, останешься?.. — спросила Женя и посмотрела в окно. — Дождь не кончается. Ну куда ты сейчас так?

— Я бы с удовольствием, Жень. Но не могу. Мне нужно ещё дописать одну статью. Мой главный редактор и так пошла мне навстречу, отпустив на выходные. У нас ведь ненормированный график. Завтра, в понедельник, я должен быть на рабочем месте, как штык.

— Хорошо… — разочарованно вздохнула Женя. — Тогда я приготовлю тебе ещё блинчиков в дорогу. И банку варенья.

— Женя?..

— Да?

— Можно я посижу с тобой на кухне, пока ты будешь готовить?

— Конечно, Роберт, конечно…

*

Скоро Женя ушла в сарай, где в погребе хранила банки с вареньями. Заодно сказала, что подоит Бусю и что Роберт должен попробовать перед уездом козье молоко.

Роберт, ожидая её возвращения, сидел с Авророй. Он с ней быстро сдружился. Она называла его Дядя Ро. При этом буква «Р» у неё получалась необычайно смешно.