Земля и люди. Очерки.

В бердышевской бригаде имелось гектаров сорок самого истощавшего, самого неродимого супеса. Говорят, когда-то на этом поле ежегодно сеяли и каждый раз что-нибудь да снимали, но теперь его совсем забросили. Вот там-то в почве уж действительно не содержалось гумуса — почти начисто песок-резун. Даже сорняками за несколько лет после заброса поле не заросло, только кустились кое-где на нем отдельными пучочками осока да болотный хвощ.

Все это Жителев вспомнил, когда Шуклин приходил к нему посоветоваться о судьбе Бурундучьей пустоши. Так в Бердышевой называли то бросовое поле.

Костя сказал, что сначала он сам испугался пришедшей в голову мысли: восстановить Бурундучью пустошь. Непосильной показалась эта работа. Но взялся за карандаш и с помощью элементарной арифметики установил, что не так оно страшно.

У него выходило, что если принять пахотный слой за двадцать пять сантиметров, то весь его объем составит всего-то сто тысяч кубометров. Для того чтобы заправить почву органическим материалом — любезным сердцу Семена Ляпина гумусом, потребуется вывезти всего-то тысяч тридцать кубометров…

Всего-то… Навоза, торфа столько у Шуклина, может быть, и найдется где взять. Но технику для этого придется отрывать от другой работы. За денежные затраты придется тоже оправдываться.

Жителев сказал Косте, что избить его за это не даст, но только этим и может помочь. Думал, что Шуклин, может, еще и откажется от своей затеи. Но тот вовсе не отказался и теперь возит и возит на Бурундучью пустошь удобрения отовсюду, где только можно взять. Упорный парень!..

Погасив свет, Жителев вышел на улицу.

День простоял серый, тихий. Порой начинал моросить дождь, но так и не насмелился до вечерних сумерек.

Теперь он разошелся. Огни в большинстве домов были уже погашены, и избы как-то расплывчато чернели в темноте. Видно было, что дождь захватил широко всю округу.

Жителев подумал: в пору разошелся. Дожди в эту пору, а потом ранние снега — это хлеб, хлеб.

Казалось, в темноте поля сами подставляют ладони под косые струи дождя.

Анатолий Власов

ИТОГ

1

Кому как, а для директора совхоза год — это крутое колесо, где дни мелькают, как спицы, и нет у него ни начала, ни конца, а есть сплошная и беспрерывная круговерть, и каждый день наполнен так, что успевай только поворачиваться.

Сегодня он проснулся снова в пять ровно. Это зимой, когда ночи длинны, можно спать дольше, до семи почти, а сейчас его будит свет, яркое начало дня, в котором опять не счесть часов.

В семь он был уже в конторе.

Отсюда, через крыши сажинских домов, видна плоская вершинка холма, там посверкивает оконцами и белеет башенкой здание местного аэропорта. Чуть поодаль приземистый прямоугольник — дом не дом, но что-то без окон, а возле какие-то машины, люди и самолет.

Солнце уже высоко, дрожит воздух, суля тепло земле, а на крыльях самолета посверкивают светлые лучики.

Нет, это не рейсовый из областного центра, тому еще рано. Это летчики начинают работу. Приземистое здание со стенами из камня и под шиферною крышею не что иное, как туковое хозяйство. На тракторе С-100 навесной погрузчик: ровно одна минута нужна ему, чтобы из своего наполненного бункера перекачать в приемный люк воздушной сеялки полторы тонны сыпучих удобрений. И вот уже Ан-2 в воздухе, уже разворачивается над селом и исчезает за холмами.

До сорока вылетов в день бывало у пилотов, а всего за весну рассыпали они туки на трех тысячах гектаров — и под зерновые, и на травы: самолету доступно и самое дальнее поле, которому десятилетиями не попадало ничего.

Уже не первый сезон работают летчики на сажинских полях, изучили рельеф и свыклись с ним, не очень-то спокойным здесь, вблизи Сажино да Конево, зато там, к югу, уже видят они из кабины такое раздолье, такие равнинные просторы, будто это уже не Урал вовсе.

Однако самолет самолетом, а дела ждут директора.

…Посевная-79 шла не то что трудно. Было тяжко.

Точная цифра сева — 11230 гектаров. В том числе зерновых — 8950. И плюс к этому пять с половиной тысяч так называемой весновспашки. Это те огромные площади, на которых из-за сплошных почти осенних дождей, а затем и снега не смогли взметнуть зябь.

Такое впервые — уму непостижимо, какие объемы.

Развернутый план агрономическая служба представила на утверждение директору в конце марта. Была надежда уже в апреле кое-что сделать, как всегда. Но апрельские холода оттянули все за Первомай.

Вот и судите: легко ли пришлось?

И только 23 мая, после вечерней оперативки по селектору, когда все управляющие отчитались о сделанном за сутки, главный агроном Манылов расслабился, улыбнулся тихо и выговорил:

— Ну, кажется, свалили…

И каждый из находящихся в кабинете директора почувствовал, какая сваливается с плеч гора. Не свалена еще, но вот-вот упадет.

Оставалось перепахать какие-то считанные десятки гектаров, занять зерновыми еще сотню-другую.

Вот он, весь штаб. Секретарь парторганизации Сабуров — человек в совхозе новый, ему еще набираться да набираться опыта, предрабочкома Горкунов — здешний старожил, людей и хозяйство знает, соревнованием занимается толково; Манылов — правая рука и заместитель; главный инженер Шаров — в совхозе двенадцать лет, это он управляет всеми железными и электрическими лошадями вместе со своим помощником-энергетиком и, надо сказать, держит в холе механическое тягло; Екатерина Владимировна Вшивкова — главный экономист, пожалуй, самый главный и советчик…

Есть еще четверо — ведущие фигуры там, в отделениях. У каждого ноша хоть и поменьше, но не легче.

В Конево, например, управляет Мельцов Юрий Вильгельмович, местный житель. Высшее образование, инженер-механик, а еще мастер спорта по самбо. Умен, решителен.

Но селекторный разговор с ним был вчера крутой.

— К утру надо все вспахать, Юрий Вильгельмович.

— Все не смогу. Прикомандированные тракторы уходят.

— На буксир тебя брать?

— Справлюсь сам. Но не к утру.

— Хорошо. Как зерновые?

— Две тысячи триста есть.

— Мало. Отстаешь тоже.

— Мало, согласен.

— Так что же, товарищ Мельцов, ты к утру двадцать пятого и отчитаться не сможешь?

— Утром будет сто процентов.

— Это уже можно принять, — смягчается директор. — Вопросы какие?

— Не выписан «Таежник» на последнее поле.

— Берите. Все будет оформлено.

Варлампию Михайловичу Минину из Поповского отделения, когда решили вопрос с вышедшими из борозды двумя гусеничниками (поломка), был задан тот же вопрос, причем прозвучал он более как требование: