Земля и море

— Другим я быть уже не могу. Ты тоже, и это, вероятно, правильно. Все, все правильно, только мы сами допустили ошибки. Аустра…

— Да, Алекси…

— Ты меня ненавидишь? Так сильно, что не смогла бы простить?

Она с волнением взглянула на Алексиса.

— Простить? За что? Это я виновна перед тобой.

— О нет! Единственное, в чем тебя можно упрекнуть, это твоя неосмотрительность, с какой ты позволила мне сблизиться с тобой, но инициатива исходила от меня, а поэтому и ответственность ложится на меня. Когда мы познакомились, нам надо было продолжать каждому свой путь — мы не подходим друг к другу.

— Я хочу сказать тебе, Алекси, что в тот день, когда вы вышли в море, я хотела уехать отсюда. Ты бы меня уже не застал здесь. И я звала с собой Лауриса.

Алексис остановился.

— Хорошо, что ты это не сделала. В спешке всегда можно натворить глупостей.

— Что ты теперь собираешься делать?

— Я? Не настолько я глуп, чтобы насильно навязываться. Разваливающийся дом не подопрешь плечом. У меня лишь одно желание: зачеркнуть все прошлое, забыть, будто бы его и не было. Какой смысл продолжать жить по-прежнему? Мы бы все время страдали, испортили бы друг другу жизнь. Лучше уж расстаться по-хорошему, чем врагами жить вместе. Будь у нас дети, тогда, конечно, все осложнилось бы и ради них пришлось бы от многого отказаться.

— Но ты ведь… любил меня? Может быть, и сейчас немного…

— Это уже больше не имеет значения и ничего изменить не может. Ты прощаешь меня?

— Мне нечего тебе прощать. Ты не виноват.

— Ты тоже не виновата. Кто же тогда виновен? Лаурис? Разве виновато полено дров, что загорается, когда его бросили в огонь?

— У тебя, в самом деле, нет ни горечи, ни злобы?

— Злоба осталась в море.

Чтобы подчеркнуть, что он считает разговор на эту тему законченным, Алексис совсем другим тоном спросил:

— Ты мне дашь что-нибудь поесть?

— Да, Алекси. А сапоги ты не снимешь?

— Да, сапоги…

Пыхтя и досадуя на слишком узкие голенища, Алексис снял сапоги. Аустра повесила его носки у печки.

4

Если в каком-нибудь захолустье за короткий срок происходит много необычайных событий, вроде тех, что случились в поселке Песчаном, то люди не успевают уделить им достаточного внимания и надлежащим образом оценить. Не успели как следует обсудить во всех подробностях печальный случай с охотниками на тюленей, как пришлось собираться на похороны Дейниса, назначенные на воскресенье. Похоронили его со всеми принятыми здесь церемониями. Играл оркестр, два общества со знаменами проводили своего умершего члена. На кладбище пришли люди со всего прихода. Свежий могильный холмик совершенно скрылся под венками, цветами и еловыми ветками. Внимание соседей очень растрогало Байбу и в значительной мере смягчило ее горе: впервые в жизни она оказалась в центре внимания всей округи.

Вообще Байба довольно спокойно перенесла этот удар судьбы. Разве до замужества с Дейнисом она не жила одна со своим мальчуганом? Теперь Лудис подрос, через два-три года он уже сможет ходить с рыбаками в море и зарабатывать себе на хлеб насущный. Лачуга Дейниса тоже кое-что да значит; нестарая вдова с домиком и кое-каким скарбом могла быть уверена, что ей недолго придется жить в одиночестве.

Занятые похоронами Дейниса люди не заметили, что после возвращения Зандава исчезла его жена. Лишь позже выяснилось, что она на некоторое время уехала погостить к своему отцу — здесь ей нечего делать зимой, а в Эзериешах очень не хватало хозяйки. Это походило на правду и никого не удивило. Гораздо больше удивило поведение Лауриса Тимрота: сразу же после похорон Дейниса он окончательно отказался от должности неводного штурмана и отправился в Ригу искать работу на кораблях. Ему здесь надоело, говорили его братья, он хочет побороздить море и посмотреть на окружающий мир. Вероятно, это было причиной того, что Рудите ходила грустная и расстроенная, избегая разговоров о планах на будущее. Но прошло и это. И хотя Рудите считалась невестой Лауриса, и по возвращении его из плавания можно было смело рассчитывать на свадьбу, к весне она начала показываться на людях, посещала с подругами вечеринки и даже в конце концов подружилась с парнем из соседнего поселка. Кумушки стали поговаривать, что Лаурису натянули нос.

— Так оно и получается, когда скитаешься где-то по белу свету.

Алексис начал, не торопясь, строить новый дом. Незадолго до троицы он поехал в Ригу по каким-то судебным делам.

— Когда же Аустра приедет? — интересовались соседи. — Ты ведь теперь живешь на правах соломенного вдовца.

Алексис вместо ответа загадочно улыбался, точно он знал какую-то смешную шутку, но не хотел о ней рассказывать.

— Скоро, дайте дом достроить.

Подошла зима. Лаурис Тимрот закончил плавание, но домой не вернулся. Да и что ему было делать здесь, если в первый день рождества состоялась свадьба Рудите.

— Парень в дураках остался… — говорили соседи.

Лишь спустя некоторое время в поселке узнали, что почти тогда же сыграли свадьбу Лауриса с Аустрой и что Алексис Зандав давно уже развелся с женой. Многое из того, что в свое время прошло незамеченным, сейчас приобретало смысл, но чесать языки об этом было поздно.

…Катила свои воды река жизни, пасмурные дни сменялись солнечными. Посреди поселка Песчаного вырос крашенный масляной краской новый дом, с большими окнами и просторными комнатами, но кислый запах сетей чувствовался здесь с такой же силой, как и в старых лачугах рыбаков. Только по этому поводу никто не фыркал, ведь муж Рудите, работавший на пару с Алексисом, был и сам из рыбацкой семьи. Мальчуганы и девочки, появившиеся впоследствии здесь, изо всех сил старались, чтобы в доме не чувствовалось недостатка в шуме и веселье. Больше, чем к отцу с матерью, привязались они к дяде Алексису. Он чаще всех возился с ними и всегда дарил что-нибудь дельное и приятное. Люди утверждали, что Рудите с мужем слишком используют доброту Алексиса.

Алексис слушал эти толки и лишь усмехался.

Таков рассказ о простых людях, которые искали свое счастье и находили его каждый по-своему.

Об авторе

Вилис Тенисович Лацис — народный писатель Латвии — родился в 1904 году недалеко от Риги, в поселке Ринужи. Отец его был портовым рабочим, мать — дочерью рыбака.

Мальчик уже с самых ранних лет начал жить суровой жизнью тружеников моря.

В поисках лучшей доли семья Лацисов в 1912 году переселилась в Сибирь и получила там надел земли. Но неустроенность и тяжелые условия жизни вынудили вернуться в Латвию.

Весной 1917 года Вилис Лацис окончил Усть-Двинское приходское училище.

Осенью 1917 года, когда немецкие войска оккупировали Латвию, Лацисы снова эвакуировались в г. Барнаул на Алтае. Вилис Лацис поступил в учительскую семинарию. Вскоре учебу пришлось прервать — наступал Колчак, и семья Лацисов переехала в сельскую местность.

Вилис Лацис работает секретарем сельсовета. И там же, в Сибири, печатает свои первые стихи, фельетоны.

В 1921 году Лацисы возвратились на родину.

И здесь будущий писатель целых двенадцать лет работает по найму в порту и грузчиком и чернорабочим у рыбаков. Доводилось ему плавать и на больших океанских пароходах. Он посетил многие порты и сам испытал все ужасы капиталистического мира.

После девятилетнего перерыва Лацис в 1930 году в журнале «Домас» («Мысль»), редактором которого был ведущий писатель Латвии Упит, печатает свой большой рассказ «Женщина». Продолжая работать в порту, Лацис по совету Упита обратился к большим формам и до 1933 года написал еще ряд романов: «Освобожденный зверь», «Бескрылые птицы» и др. В эти же годы по поручению подпольной организации компартии Лацис работает членом правления профсоюза портовиков.

В 1933 году была опубликована 1-я часть романа «Сын рыбака», получившая широкую известность. В это же время были опубликованы несколько его рассказов. Вилис Лацис уходит из порта и начинает работать библиотекарем в городской публичной библиотеке. Но годы напряженного труда вконец расстроили здоровье писателя, и ему пришлось поселиться в деревне, где он, работая на приусадебном участке, пишет свои книги. Летом 1938 года писатель вернулся в Ригу для выполнения ряда подпольных партийных поручений.