Земля и звёзды

Гриша лежал в отключке с умиротворенной минной на лице. Я первый раз увидел его в таком положении. Обычно это характерно для его напарников по спаррингу. Силен Абалкин... А ведь Гриша у нас чемпион по субаксу!

Майя наконец отцепила руки от стола, за который держалась, подбежала к мертвому Абалкину. Упала пред ним на колени и зарыдала, никого не стесняясь.

– Эх, Лёва, Лёва, что же ты наделал, - шептал Экселенц, лицо его исказила гримаса запредельного отчаяния.

Глумова подняла голову, мокрые ее глаза, казалось, лучились. И это были лучи ненависти.

– Лёва? Наделал?
– обвиняющим тоном прикрикнула она, обращая свой гнев сначала против начальника КОМКОНа-2, а потом на нас с Гришей.
– Да как только у вас язык поворачивается такое говорить?! Вы убили человека!..

– Послушайте, Майя, - сказал Экселенц, смущенно пряча пистолет и краснея при этом по самую макушку лысого черепа, - мне очень жаль... мне действительно жаль... но вы не в курсе происходящих событий...

– Я не желаю вас больше видеть, - сказала убитая горем женщина.
– Звери вы!..

У меня за спиной замычал Серосовин, очевидно, приходя в себя. Я помог ему подняться.

– Извините нас, Майя Тойвовна, - промямлил Экселенц, мягко отступая и горбясь, как огромный черный паук, - мы сейчас уйдем. Мак, будь добр, подними детонатор. Гриша, распорядись насчет тела...

Гриша молча кивнул и, шатаясь, вышел из мастерской Глумовой. Я нагнулся, стараясь не смотреть в стеклянные глаза лежащего на спине Абалкина, и поднял серый диск. До которого так и не дотянулись скребущие пальцы Лёвы. Знакомый мне знак в виде то ли стилизованной буквы "ж", то ли японского иероглифа "сандзю" - розовато-коричневый, слегка расплывшийся, как бы нанесенный цветной тушью на влажную бумагу. Диск был тяжелый и теплый. Мои пальцы ощутили едва заметную вибрацию. Словно внутри этого прибора Странников ожил некий механизм.

– Экселенц!
– позвал я шефа, поднимаясь с корточек.
– Он включился.

– Кто включился?
– шеф медленно обернулся на пороге.

– Детонатор, - ответил я, протягивая начальнику диск, от бесшумного зуда которого уже чесалась ладонь.

Внезапно у меня отобрали диск. Это были горячие и мокрые пальца Майи Глумовой.

Она действовала решительно, словно врач-реаниматор. Сдвинула рукав куртки Абалкина, оголяя его правую руку. Я сразу увидел точно такой же знак "сандзю" на руке возле сгиба локтя, похожий на татуировку. Майя, не раздумывая, приложила диск к руке мертвого прогрессора - знак на татуировку и прижала кругляш сверху ладонью.

– Не сметь!
– заорал шеф КОМКОНа-2 Рудольф Сикорски. Огромными прыжками он бросился к безумной женщине. Но разгром, учиненный им же самим в мастерской музея внеземных культур, сыграл с ним злую шутку. Под ногой оказался какой-то предмет внеземной культуры, похожий на моток колючей проволоки. Сикорски запутался в этом мотке и со всего маху шмякнулся на пластиковый пол. Однако падение не помешало ему вновь выхватить оружие. Все-таки навыки прогрессора, которым он был когда-то, не исчезли от сидячей работы.

"Неужели он посмеет?.." - пронеслось у меня в голове, но страшную мысль я не успел додумать.

– Мак!
– прокаркал Экселенц, - какого, массаракш, дьявола ты раскрыл хлебало! Отбери у нее детонатор!! Живо!!!

Но я впал в ступор от противоречивых импульсов мозга, как тот буриданов осел. Я не мог ослушаться приказа начальника и одновременно не мог напасть на женщину.

Наконец я врубился, протянул руку и вежливо попросил:

– Майя Тойвовна, пожалуйста, отдайте прибор. Иначе это может привести к катастрофе...

– Д-дубина, - сквозь зубы прорычал мой начальник, адресуя ее, стоеросовую, мне, туповатому подчиненному.

Экселенц, наконец, отцепил колючки от штанины, проворно вскочил на ноги.

И тут мертвый Абалкин ожил. Или мне показалось? Нет, не показалось: Лёва дернул ногой совершенно явственно, а потом судорога выгнула его тело. Приступы судорог повторялись все чаще, словно детонатор был подобием дефибриллятора и пропускал электроток через мертвое тело. Впрочем, уже не мертвое, а явно ожившее.

Лев Абалкин застонал, открытые до этого глаза, закрылись и вновь открылись, стеклянная их бессмысленность осветилась разумом. Майя Глумова, не переставая прижимать детонатор к руке оживающего (на всякий случай), другой рукой откинула волосы с его мокрого лба, погладила по щеке.

– Лёва!
– заплакала она вновь, но теперь уже от радости.

Абалкин медленно принял сидячее положение, словно воскресший зомби. Что-то скатилось с его груди, которая была простреляна и вся в крови. Это оказались три комочка сплющенного свинца в латунной оболочке - пули, выпущенные обезумевшим от страха Рудольфом Сикорски.

Мне тут же вспомнилось, как я на Саракше, застреленный ротмистром Боевого Легиона несколькими выстрелами в упор, дрожа от холода и слабости, выдавливал такие же пули из себя. И на эту операцию у меня ушло полночи. А тут пули вышли разом, в одну минуту. Чудеса! Чудеса Странников, поправил я себя.

Майя обнимала своего странного любимого, и тот обнимал ее, подругу детства и любовницу. Я во все глаза смотрел на правую руку воскрешённого - детонатора не было. Его не было и на полу. Кругляш Странников исчез! Растворился в руке Абалкина? Хотя теперь это может уже и не Абалкин, не человек, автомат Странников. Хорек в курятнике. Жук в муравейнике...

Я так резко обернулся к Экселенцу, что шейные позвонки хрустнули. Шеф держал именной "герцог" обеими руками, как в старинных гангстерских фильмах. И вороненый ствол оружия был направлен на обнимающуюся парочку: зловеще молчавшего зомби и всхлипывающую женщину.