Земля имеет форму чемодана

309

Миновав Шалаш, Куропёлкин отправился в свою Избушку.

Вернул Башмак на подоконник чердака. Инспектировать его не стал. Доверился мнению Бавыкина.

И испугался. Как бы не нажать невзначай на какой-либо не обнаруженный прежде выступ и не вызвать Бавыкина к продолжению разговора, будто было ещё о чём спросить.

А ведь было о чём…

Однако была и опасность после какого-нибудь неловкого нажима попасть и в сеть, необходимости в которой у него сейчас не было никакой.

Вот имел бы он мобильный, позвонил бы одному случайному знакомому, наверняка помнившему о том, кто такой был Бубукин.

Но мобильные узникам не полагались.

Да и что дадут Бавыкину или тем более ему, Куропёлкину, достоверные сведения о Бубукине?

И сейчас же заискрилось соображение: а вот компетентный специалист в области футбольных трусов, причём и сверхсекретных, господин Трескучий, этот, уж точно, должен был бы иметь представление о Бубукине.

Ну и что?

До Куропёлкина дошло наконец, что эти прыгающие и ненамеренные соображения приятны ему, потому как они отвлекали его от раздумий о чём-то важном, на что подталкивали его слова Бавыкина. Может, и о смыслах его пребывания на Земле.

«Фу ты!» — попробовал осадить себя Куропёлкин.

Но осадила его зевота.

Всё же в самообустроенном и добровольном, надо полагать, затворе Бавыкина они с хозяином перегрузили себя мясными блюдами и к напиткам отнеслись уважительно. Куропёлкина повело на лежанку.

Померещилось ему, будто приходила горничная Дуняша и интересовалась, не оголодал ли квартирант, а Куропёлкин силился сказать Дуняше о чём-то важном, но не смог.

О чём позже жалеть не пришлось.

310

О важном Куропёлкин услышал поутру от топ-менеджера научных забот и направлений Селиванова.

И слова произносились важные, и сам он выглядел государственно важным. Куропёлкину пришло в голову, что Селиванов был бы хорош и в вельможном кафтане восемнадцатого века, и даже мог быть произведён в секретари Екатерины Великой.

Но откуда у нас Екатерины Великие? Их нет и не предвидятся.

— По нашим сведениям, — сказал Селиванов, — вы, Евгений Макарович, имели аудиенцию у господина профессора Бавыкина.

— Случилось такое, — сказал Куропёлкин. — И это вас волнует? Или я должен был доложить вам о намерении встретиться с Бавыкиным?

— Нет, — сказал Селиванов, — никаких докладов мы ожидать от вас не вправе.

— Надо понимать, что и без моих докладов о всех моих действиях вам бывает известно.

— Не о всех, — сказал Селиванов.

— Техника, что ли, не срабатывает? — спросил Куропёлкин.

— Именно, — сказал Селиванов.

— И что же из вчерашнего вы не сумели услышать и понять?

— Особый интерес профессора Бавыкина.

— Бубукин, — сказал Куропёлкин.

— Какой такой Бубукин? — удивился Селиванов.

— Тот самый, на берегу чьего кратера вы определили мне поместье в шестнадцать гектаров.

— Как кстати я пришёл! — обрадовался Селиванов. — А пришёл я, чтобы одарить, то есть я уполномочен одарить вас новыми сертификатами на владение участками на Марсе, на Венере, на пятом кольце Сатурна. Вот и бумаги со всеми печатями и подписями. И даже резолюциями ООН и ЮНЕСКО.

Дарственные Бумаги, некоторые из них напоминавшие застеклённые грамоты из Красных уголков и удобные для размещения на кабинетных стенах, были извлечены из Генеральной папки Селиванова и вручены Куропёлкину.

— Распишитесь в получении, — предложил Селиванов.

— Странно, — сказал Куропёлкин. — Именно, по вчерашним предположениям Бавыкина, мне и были намерены выдать подобные сертификаты и лицензии. А по вам выходит, что вы о чём-то не слышали.

— Не слышали! — обиженно заявил Селиванов. — Но могут быть и совпадения. Бавыкин, естественно, в курсе программы Пробивания, он и прогнозировал дальнейшее её развитие. В этом нет ничего странного. Странность в его неожиданном интересе к личности Бубукина. Что-то экстренное, видно, пришло ему в голову. У вас есть по этому поводу какие-нибудь острые мысли?

— Нет, — сказал Куропёлкин.

— Жаль, — опечалился Селиванов. — Жаль. Ну, что же, самим придётся разгадывать загадку.

— Бог в помощь, — проявил вежливость Куропёлкин.

— То есть у вас и желания не возникло, — спросил Селиванов, — выяснить, из-за чего так взволновался Бавыкин?

— Нет, — подтвердил Куропёлкин. — Если бы имел мобильный, выяснил бы, кто такой Бубукин.

— Ну, извините, — сказал Селиванов. — Перейдём к сути. Вы, Евгений Макарович, находитесь, возможно, в меланхолиях, но при этом вы зря стали столь невнимательны к добытой ради вас Баборыбе.

— Я уже попросил вас, — сказал Куропёлкин, — избавить меня от Баборыбы. Она — фантом, и я более в ней не нуждаюсь.

— Для вас она фантом, и её легко развеять. Но она взяла и забеременела. И это осложнило ситуацию.

— Вы сами сообщили мне, что я не имею отношения к этой якобы беременности. У вас имелись и заключения медиков.

— А они их пересмотрели, — сказал Селиванов. — И вы, выходит, отец будущего ребёнка Людмилы Афанасьевны Мезенцевой. И это многое меняет. Теперь ваша Баборыба — вовсе не фантом, а юридическое существо, и ваши отношения с ней обостряют Секретные соглашения с Людмилой… Нет, именно с Баборыбой.

— И что же, к чему могут принудить эти так называемые Секретные соглашения? — спросил Куропёлкин. — И чем вообще было вызвано подписание этих Секретных соглашений?

— Вашей блажью, Евгений Макарович, — сказал Селиванов. — Вашей блажью! Да ещё и с временными нагнетаниями каприза. Легко ли было изловить или создать даже эту самую Баборыбу. А Людмила Афанасьевна сообразила, какой может быть выгода, или призовой фонд за услуги, и потребовала обеспечить ей достойную компенсацию за удаление из ежедневия светских дам, к каким она себя причисляла, и вынудила неумных людей подписать с ней соглашения, тайные от вас. По ним-то теперь в случае рождения ребёнка она имеет права на владение вместе с вами имуществом. А уж если родится ребёнок, во что желаем верить, то все сертификаты и лицензии могут стать фамильным наследством. Людмила Афанасьевна женщина глуповатая, но в случаях защиты своих интересов — жестокая и цепкая. И способная на ядовитые каверзы, тут она и вцепится в буковки тайных соглашений.

— К чему вы всё это говорите? — спросил Куропёлкин. — Может, вы меня пытаетесь испугать?

Селиванов рассмеялся.

— Вот уж не думал вас пугать. Я лишь попросил вас проявлять внимание к Баборыбе. Она ведь женщина.

— У неё есть хахаль, — сказал Куропёлкин. — Она не голодает.

— К хахалю от вашего наследства ничто перейти не сможет, а вот ваши близкие в Волокушке могут оказаться без копейки. Даже и после положенных вам подвигов.

— Мне, что же, завещание писать? — спросил Куропёлкин.