Земля имеет форму репы (сборник)
Шрифт:
Рядом с Тюлей сидела Амалия с корзинкой свежих бутербродов. Тюля, шмыгая носом, откусывала кусочек, остальное отдавала псу Сижисмону, который, не жуя, заглатывал их — с сыром, паштетом, рулетом, омлетом… — и удивлялся: почему это ему не хочется почесаться? Он же не знал, что Лоис и Артеуза спрыгнули в траву и заблудились. «Уничтожай блох! — учит нас Питрологий. — Где бы ни обнаружил. Даже если они в Красной книге — уничтожай!»
От бутербродов пес Сижисмон так обнаглел, что стал лапами Тюле на колени и лизнул ее в нос. Принцесса подняла глаза.
Перед ней стоял принц Филофей. В позе «Дятла».
— Я
— Нет. Право. Я вам благодарен.
— За что?
— Не знаю… — Принц смутился. А Сижисмон на всякий случай зарычал. После бутербродов он чувствовал себя немножко Тюлиным. За Филофеем топтался поваренок с тарелкой брюквы.
— Скажите, а зачем вам это? — спросила Тюля.
— Воспитываю силу воли через преодоление насмешек.
— Я тоже буду, — сказала Тюля. — Рано или поздно у принцесс бывают дети. Это в учебнике сказано. А для воспитания детей нужна большая сила воли. Правда, Амалия? — спросила она.
Служанка кивнула.
Как раз в этот момент мимо проходили сестры-акробатки Хильда и Катя.
— Вот бы вам кого в невесты — младшую, — прошептала Тюля. — Она прелесть, правда?
Катя услышала и покраснела. Хильда оглянулась, шаг замедлила. Она всегда настораживалась, когда упоминали имя Кати.
Принцесса Тюля грызла брюкву.
— Принц, если вам ну совсем делать нечего, может, в мороженицу сбегаем? Мороженого так охота. Амалия меня отпустит. Она добрая.
— Детский сад, — сказала Хильда грустно.
Во флигеле принцессы, пахнущие лавандой, расхаживали в махровых халатах с махровыми полотенцами через плечо. Они входили в свои дортуары и вели себя в них по-разному, потому что одна принцесса живет только там, где в данный момент находится, другая — по всей комнате сразу. Сидит на подоконнике, а стулья все заняты. На одном — транзистор и зонтик, на другом — юбка и перчатки и вчерашний недопитый чай, на третьем — шляпа. На пуфике у зеркала — апельсинные корки. Где именно лежат апельсинные корки — очень важно, — это подчеркнуто во всех учебниках по психологии принцесс.
В комнате Хроникамары Хильда поставила на стол шкатулку.
— Что это?
— Волшебный инструмент Изморы.
Хроникамара схватила шкатулку, открыла ее и принялась все трогать. Глаза ее сияли. Но вот она уколола палец об иглу и вскрикнула:
— Это весь инструмент?
— Весь, — сказала Катя. — Игла для любого швейного дела: хоть пеленки, хоть бальное платье. Ложка — всякая кулинария и кондитерские работы. Камертон для пения. Ударь и запоешь.
Хроникамара ударила — камертон загудел нежно, и она запела.
Принцессы высыпали из своих дортуаров. «Кто это поет? Кто?» — спрашивали они в смятении.
Хильда вырвала из рук Хроникамары камертон.
— Кто это пел? — спросила Хроникамара, как бы очнувшись.
— Если бы ты, — сказала ей грустная Катя.
Хроникамара долго любовалась туфлями парчовыми, надела их и преобразилась, стала легче, стройнее, хотя куда уж быть стройнее Хроникамары. Глаза ее лучились теплом и лаской. Она сделала один пируэт,
второй, но вдруг сжала кулаки, зубы стиснула и сбросила туфли с ног.— Не надо мне их. Это не мой танец. Среди этих ослиц никто лучше меня не спляшет даже в волшебных туфлях. — Хроникамара сделала несколько могучих прыжков. Подобрала туфли с полу и швырнула их в окно. — В танце я и без волшебных туфель совершенство.
— За такие штучки старуха Измора тебя дурочкой сделает. Змея ты… — Хильда выпрыгнула в сад. За ней выпрыгнула Катя.
Они обыскали все под кустами, но туфель не нашли.
— Хильда, скажи ты мне, неужели все это из-за театра? Ну сгорел, ну, ты извини меня, и черт с ним — будем работать в балагане…
— Она считает, что она его спалила: оставила в гримерной зажженную свечу. Что все мы без работы по ее вине… — Хильда вздохнула, и они снова принялись искать под кустами.
Когда Хильда и Катя залезли в комнату Хроникамары через окно, принцесса лежала на диване бледная.
— Измора приходила, — прошептала она.
— И что?
— Погрозила мне пальцем. Сказала, если бы не моя мама… — Хроникамара вскочила. — Да, мама была лучшей танцовщицей всех королевств, но написали на ее могиле «Дважды блистательная, трижды совершенная»? Не написали.
— Может, напишут…
По улицам Фиофигаса прогуливались принцессы группками и по двое и по одной. Орлетта, Лимфатуза, Ландия, Промаксина, Изо, Парася, Целелоза. Анна-Феодора с принцем Агафоном. Страфантена со своим принцем-ассистентом. Редегунда…
А у дверей мороженицы сидел пес Сижисмон. В зубах он держал волшебные туфли. Принц Агафон мимоходом впустил его вовнутрь, даже погладил. Ах, если бы он знал, что будет завтра…
Принцесса Пальместрина стояла у витрины с детской обувью. Тыкала в стекло пальчиком, строгим, как хорошо заточенный красный карандашик.
— У меня есть братья. Вы представляете, сколько нынешнему ребенку нужно пар обуви? Нет, вы не представляете, вы химик. Даже Пифологий не мог предположить такого, — говорила принцесса. — Считайте. Башмаки обыкновенные, башмаки сменные — для школы, башмаки приличные — на выход, кроссовки, тенниски, кеды, полукеды, чешки для гимнастики, тапочки для дома, ботинки для лыж, ботинки для коньков, ботинки для футбола, сапоги резиновые, сапоги резиновые утепленные, дутики, валенки. А еще ведь нужно светлые туфли для летнего костюма…
— Принцесса, — голос принца-ассистента, звали его Афиногор, стал хриплым, воспаленным. — Я сражен! У вас такие добрые глаза!
— Да. Но если братьев двое?
— Хоть пятеро!
Был дивный вечер.
Принцесса Ори тоже гуляла со своим принцем-ассистентом Анатолием. Шпага была при ней и револьвер.
— А что, довольно милый город. Мой учитель, профессор Миро, говорит, если в городе удобно детям и собакам, значит, это город хороший.
Принцесса нечаянно наступила на ногу рыжему усатому толстяку в полосатых чулках. Толстяк пил пиво у золоченой бочки. И вывеска была на бочке: «Золотая бочка». И товарищи толстяка были рыжими и усатыми, в полосатых чулках.