Земля матерей

Воспоминания кристаллизуются вокруг тех мгновений, когда можно было повернуть назад. Например, когда она стояла в бесконечной очереди на паспортный контроль в аэропорту Хартсфилд-Джэксон. Коул прилетела одна, поскольку Девон вылетел первым за неделю до этого. Она успела забыть, какой изнурительно долгий перелет из Йоханнесбурга в Атланту, с каким подозрением встречают иностранцев сотрудники иммиграционной службы.

– Я вижу, у вас виза на посещение супруга. А где ваш муж? – спросил мужчина в форме, оглядывая их с ног до головы, измученных дорогой и сменой часовых поясов, восьмилетний Майлс умирает со стыда, без рубашки, укутанный в выданный в самолете плед, поскольку его укачало и вырвало на одежду и на запасную одежду, которую Коул захватила как раз на такой случай.

– На конференции в Вашингтоне. Он специалист по биомедицине. – В надежде произвести этим впечатление.

– А вы?

– Рекламный художник. Оформление витрин, редакционная работа в журналах. Не чистое искусство. – Коул шутила, что многие любят преувеличивать собственную значимость, в то время как она довольствуется тем, что есть. Ее частенько спрашивали: «И этим можно зарабатывать на жизнь?», на что она елейным голосом отвечала: «Как вы полагаете, почему я вышла замуж за инженера? Кто-то же должен оплачивать мое глупое увлечение» и закатывала глаза на Девона, потому что за некоторые заказы получала вдвое больше его месячного оклада. Но ее работа не была постоянной и не имела практической ценности, в отличие от искусственных пищеводов, помогающих дышать новорожденным младенцам.

– Да, но это не искусство, – возражал Дев, и в этом крылась одна из бесконечного множества причин, почему Коул его любила. Помимо решения мировых проблем.

Они познакомились на лекциях о гравитационных волнах в планетарии Университета Уитса в августе 2005 года, в самый разгар невыносимо холодной йоханнесбургской зимы. Девон был неуклюжим аспирантом (биоинформатика: расшифровка последовательностей РНК малярии, в Южной Африке по гранту от крупного фонда), а она оказалась той, кто изготовил шутливую модель вселенной из пряжи, единственную из представленных на выставке, которая привлекла его внимание.

На самом деле они уже несколько недель до этого болтали в «Твиттере», когда это еще была площадка для общения с интересными и остроумными незнакомцами и можно было даже встречаться с ними, чтобы выпить чашку кофе или чего-нибудь покрепче, или пригласить их на какую-нибудь заумную лекцию, оформлением которой она занималась. Потом можно было отправиться посидеть в ее любимом баре в Паркхерсте и настолько забыться в увлекательной беседе, что происходило немыслимое и их выставляли на улицу, поскольку заведение уже закрывалось.

Вскоре они стали жить вместе, меньше чем через полгода, поскольку у Коул истек срок аренды, а Девон снимал квартиру в Браамфонтейне, классную, с панорамным видом на город, но также очень шумную из-за студентов и золотой молодежи. Но в любом случае все это было временным, потому что Девон собирался после окончания аспирантуры вернуться в Штаты, а может быть, она приедет к нему в гости? Что она и сделала, и они приложили все силы, но ей не разрешили работать, а Коул не могла сидеть на диване без дела целый день, поэтому они расстались, она вернулась домой, и это был сущий ад. Но через шестнадцать долгих и ужасных месяцев Девон нашел способ вернуться – работа в компании по производству медицинской аппаратуры, которая платила в рандах, к несчастью, но поддерживала все его начинания.

Коул не собиралась объяснять все это сотруднику иммиграционной службы.

– Гм. – Сотрудник оторвал взгляд от их зеленых южно-африканских паспортов, «зеленых мамб», как их называла ее лучшая подруга Келетсо, потому что они кусают огромными визовыми сборами за посещение всех тех стран, куда не пускают их обладателей. – И после окончания отпуска вы возвращаетесь в Южную Африку?

– Да, мы там живем, – подтвердила Коул, гордясь этой суровой истиной. Прочь от повседневного нацизма и стрельбы в школах, настолько регулярной, что ее можно считать неотъемлемой частью учебного календаря, такой же, как школьные вечера и первенство по футболу, прочь от медленного убивания демократии, от полицейских, по любому поводу хватающихся за оружие, и от ужаса воспитания чернокожего сына в Америке. «Но как вы можете жить там? – спрашивали у Коул (и в первую очередь Девон, ее муж-американец), имея в виду Йоханнесбург. – Разве там не опасно?» На что ей хотелось ответить: «А как вы можете жить здесь?»

География понятия «дом» случайная: где человек родился, где вырос, различные мелочи, определяющие то, что его сформировало и что он знает. Дом – это чистая случайность. Но он также может быть сознательным выбором. Они с Девоном построили полноценную жизнь в Южной Африке, со своими друзьями, с друзьями Майлса, с хорошей работой и замечательной школой, и маленьким уютным домиком в Орендж-Гроув, с большими окнами и скрипучими половицами, всегда предупреждавшими их о том, что Майлс собирается запрыгнуть к ним в кровать, и зимней сыростью, с которой приходилось бороться каждый год, с заросшим садом, где любила бродить в высокой траве их кошка Мьюэлла Фитцджеральд и терлась об их щиколотки. Они выбрали этот дом, эту жизнь, этих людей. Сознательно. Так что да, она собиралась вернуться обратно, черт побери, спасибо за то, что спросил, парень из иммиграционной службы.

Не искушай судьбу.

– Пожалуйста, положите правую руку на сканер отпечатков пальцев. Смотрите в объектив камеры. И вы тоже, молодой человек. – Сотрудник иммиграционной службы долго изучал экран своего компьютера, наконец поставил штамп в их «зеленые мамбы» и махнул рукой: – Обязательно посетите «Диснейленд»!

Они подхватили заразу именно там? На сканере, который, как обратила внимание Коул, никто никогда не протирал? Или на кнопке вызова лифта в гостинице? Набирая пин-код кредитной карточки в ресторане? На перилах смотровой площадки? Или в игровой комнате? Коул знала только то, что через считаные дни все восьмеро свалились с гриппом. Тогда они еще не знали, что это ЧВК. Этого никто не знал. И что несет в себе этот штамм – онковирус, подобный чертику из табакерки.

Выходные они провели в соплях, держась на коктейле из жаропонижающих и противогриппозных таблеток, которые Коул захватила с собой из Южной Африки в аптечке первой помощи.

– По крайней мере, это не корь, – шутил Девон.

Они не выходили из своих смежных номеров, Джей построил крепость из опрокинутых стульев, накрытых одеялами, еду им доставляли в номер, они смотрели по телевизору фильмы, и все это помогало им почувствовать себя одной семьей, правда? «Соединительные ткани», – пошутила Коул, и даже грозная Тайла улыбнулась.

А через четыре месяца Джею поставили диагноз. Какова была вероятность того, что у семнадцатилетнего подростка разовьется рак предстательной железы? Это было все равно что выиграть в самую страшную лотерею на свете. Девон на Рождество снова улетел в Соединенные Штаты, в феврале Коул и Майлс присоединились к нему в Чикаго, – тогда воздушное сообщение все еще было раздражающим удобством, а не из ряда вон выходящей редкостью для очень богатых или обладающих связями. Майлс настоял на том, чтобы навестить Джея в больнице, и нацепил по этому случаю значок «На хрен онкологию», который по его просьбе купила в интернете Коул.

– Ты не могла найти что-нибудь более цензурное? – пожаловался Девон. – Для ребенка носить такой значок не очень. И как к этому отнесутся другие пациенты?

– Я на сто процентов уверена в их реакции. – Они с Майлсом обсуждали это во время долгого перелета. Если бы можно было удалить злокачественную опухоль чистым праведным гневом, они смогли бы вылечить Джея и всех в радиусе тысячи миль вокруг.

Коул переключалась на другой канал, когда начинались выпуски новостей – камера жадно искала осунувшихся мужчин и мальчиков в палатах онкологических отделений, диаграммы показывали число новых заболеваний в разных странах мира, мрачная статистика смертности, – это чтобы защитить Майлса, оправдывалась она перед собой, – а потом, после того как он ложился спать, хваталась за них с исступлением наркомана.