Земля наша велика и обильна...

– Нет, – ответил я и прямо посмотрел ему в глаза. – Не люблю высокопарных слов, но я хочу жить в завтрашнем дне. И даже надеюсь успеть в нем пожить.

Я поднялся, он посидел несколько мгновений, но то ли воспитание, то ли что-то еще заставило его встать. Наши взгляды скрестились над столом. Лицо премьера оставалось таким же жестким, словно отлитым из металла, но глаза потемнели.

– Вы идете против всей России, – предупредил он.

Я усмехнулся.

– Давайте я не стану напоминать, что нынешний президент – это еще не вся Россия. Даже вместе с вами.

– Я о населении, – уточнил он.

– Россия уже показала, за кем она. Сперва на выборах в Думу, а теперь покажет на президентских. Не смею вас дольше задерживать… и хочу напомнить, кстати, что теперь мою резиденцию охраняет едва ли не полк. Взять ее можно только с помощью танков.

Он кивнул, то ли принимая к сведению, то ли соглашаясь, явно знает, а когда был уже на пороге, я сказал:

– Кстати, вы прекрасный экономист и политик. Думаю, вы сможете остаться на прежнем посту и в моем правительстве.

Он остановился, оглянулся.

– И как долго оно просуществует?

– Недолго, – согласился я, – но будет возможность самые крупные лакомые куски разобрать еще перед присоединением. Только справедливо, не так ли, если земли и богатства достанутся тем, кто их сумеет сберечь и приумножить, а не тем, кто все равно пропьет и просрет?

Он испытующе смотрел мне в глаза, слабая улыбка мелькнула на губах, кивнул и толкнул дверь.

Ежедневно с утра я обнаруживал у себя на столе листок с кратким перечнем действий воинских соединений Китая вблизи границы, а также в районах наиболее крупных скоплений его войск. Всякий раз нервы вздрагивали, словно по ним пропускали электрический ток: воинские части начинают приходить в движение, стягиваются ударные кулаки, начинают сдвигаться к границам.

– По восьми направлениям, – сказал Лысенко. Он покачал головой. – Даже Гитлер прорывал нашу оборону всего лишь в трех местах, да и потом обычно ограничивался одним стратегическим направлением. А если делал движение в сторону, например, Кавказа, то перебрасывал туда часть с основного направления.

– А что на основном?

Он пожал плечами.

– Окапывались и держали оборону. Гитлер не мог вести наступление даже двумя колоннами. Китай может не только шестью, но и двенадцатью.

Я схватился за голову.

– У нас не хватит сил нашей армии остановить даже две такие колонны!

– Только ядерное оружие, – напомнил он.

– Это невозможно, – отрезал я. – Сам понимаешь, это невозможно. Другое время… И другая ситуация. Мы не можем сбрасывать ядерную бомбу на мирных людей только за то, что они хотят поселиться на пустующих землях, принадлежащих другому государству.

– Но ведь другому же?

– Это раньше суверенитет значил все, – ответил я. – Совсем недавно, кстати. Теперь же мы все больше чувствуем себя единым человечеством, а планету представляем общим домом для всех. Вот-вот, для всех!

Он молчал, сказать нечего, я тоже умолк, стараясь охватить и оценить всю шаткость ситуации. Никогда еще Россия не оказывалась в такой опасности. Никогда. В старые времена все войны были именно «политикой другими средствами», даже Наполеон хотел лишь принудить Россию присоединиться к блокаде Англии, не покупать ее товаров, лишь только Гитлер планировал поселения немецких колонистов на славянских землях, однако угроза захвата российских земель реальной стала только теперь. Захвата полностью, захвата раз и навсегда.

Только теперь на защите рубежей России уже не стоит краснознаменная и победоносная. Теперь, если честно, уж ничто не стоит. Приходи и бери голыми руками.

– Беда в том, – продолжил я, – что Штаты в самом деле мало чем могут помочь, если Китай решит вторгнуться в Сибирь. Отказавшись от огромной устаревшей армии и перейдя на малые элитные силы, Штаты в состоянии наносить точечные удары, ювелирные и действенные, разрушить штаб противника и не задеть расположенное рядом кафе или жилой дом, но все это не сработает, когда несметные толпы пеших рассеются по необъятной Сибири. Не будет единого командного центра, при уничтожении которого все останавливается, как у человека с перерезанным нервным узлом. А за каждым китайцем, вступившим в эти просторы, невозможно охотиться с крылатой ракетой или умной бомбой.

– Нельзя, – согласился он уныло.

– Против такого противника можно бороться только таким же способом, а именно – огромной армией, чего не могут позволить себе ни Штаты, ни Россия, ни даже НАТО с объединенными войсками Европы. Правда, Россия может применить ядерное оружие, это последний аргумент, что остановит вторжение… но, положа руку на сердце, кто решится применить ядерное оружие против толпы невооруженных людей, что хлынут не убивать и грабить, а просто селиться на свободных землях?.. да, я это говорил, просто это все время вертится в голове. Как поступать в этом случае?.. Пока никто еще не ответил.

– Не ответил, – буркнул он, – потому что вы первый, Борис Борисович, такой вопрос поставили.

– Это значит, и отвечать мне?

Он лишь криво улыбнулся, но взгляд говорил ясно, что это они прячутся за моей широкой спиной, а вот мне прятаться не за кого.

За окном пожар, это первая мысль, я сорвался с постели и оказался около окна. Забыв о предосторожности, приоткрыл штору. Половина неба охвачена огнем, да не простым огнем, горят дивным оранжевым и пурпурным светом горы облаков, пугающе зияют провалы. Замерев, я смотрел на разверзшиеся бездны неба, полные огня, и вдруг понял, как была написана Библия. Да, вот так и была написана, глядя на эти полыхающие громады облаков, при одном взгляде на которые спирает дух, а в движении огненных масс, более огромных, чем горы и даже горные хребты, чувствуется исполинская воля Творца, перед которым не только человек, но и все эти боги рек, лесов, ручьев, подземелий, горных утесов – такая незначительная мелочь, что с высоты того, кто сотворил эти пылающие громады, просто не замечаемы.

Звякнул телефон, я похлопал по столику и, не глядя, снял трубку. Голос Лысенко ворвался с такой силой, что я поспешно отодвинул трубку.

– Вы не забыли, – орал он, – что сегодня начинаются президентские выборы? Хоть у вас и большинство голосов, если верить прогнозам, но все может измениться!

– Что? – спросил я тупо.

– Не знаю, – огрызнулся он. – Но меня жизнь не только била, но и бодала, топтала, лягала, кусала, жалила и загребала задними лапами. Я уже никому и ничему не верю! Обязательно в последний момент какая-то дрянь все испортит. Просыпайтесь побыстрее! Я понимаю, вы на последнем издыхании… но сейчас надо собраться. Остался последний рывок.

– Я про этот последний всю жизнь слышу, – пробормотал я. – Ладно, сейчас спущусь.

Последние недели я по настоянию уже не только Уварова и Куйбышенко, но уже и наших силовых министров оставался ночевать в офисе, не покидал ни на минуту, даже не подходил к окнам, хотя те и так всегда закрыты плотными шторами и даже кое-где перекрыты листами из особо прочного тонкого кевлара. Первые дни мне вообще отвели комнату в подвале, похожем на помещение, где Госбанк хранит золотые слитки, я терпел трое суток, потом взвыл, и меня переместили на чердак с единственным, да и то всегда завешенным окошком. Все верно, ежедневно наши службы задерживают людей с оружием, что стремятся пробраться поближе к зданию, задерживают машины со взрывчаткой, посты выставлены на два квартала вперед, милиция в растерянности, вроде бы власти говорят одно, но сам же Ратник, глава МВД, негласно отдает совсем другие приказы, все перепуталось, одно ясно: единственной реальной силой стали русские националисты, а центр политической деятельности из Кремля переместился в небольшой и ничем не примечательный офис партии РНИ.