Земля одиноких странников
Шрифт:
– А вы? Вы же тоже хотели…
– Я подумала, что сейчас не стоит бросать начатое. Посижу еще несколько месяцев, соберу побольше материала. Здесь прекрасная библиотека. Ну как, возьмете?
– Видите ли, – промямлил я. – Я… Я тоже остаюсь.
Она покраснела и сказала:
– Вы просто невыносимы! – и ушла прочь.
Я же посмотрел вслед ее стройной фигуре и почувствовал себя полным идиотом.
– Хелло, Серж! Куда это ты запропастился? – запищал мой хронометр. На его циферблате сияло миниатюрное лицо «бабули». – Все заколачивают ящики, а вы один прохлаждаетесь с дамочками! Идите быстрее в подвал. Челнок прибывает завтра в полдень.
– Лечу! – отозвался я. И полетел.
До глубокой ночи мы возились в контейнерами, набивая их папками с бумагами, расчетами, информацией, почтой, тряпьем, рулонами чертежей, кассетами и дискетами,
Пользуясь тем, что ужинали повахтно, Каин обнаглел и подал на стол салями, консервированных крабов, оливки, салат с трюфелями и еще целую уйму всяких деликатесов. После ужина, заявил он, будет фильм «Мертвые не потеют» с Кларком Флетвудом и Махаямой Ранжи. Стасик жевал с видом осужденного перед гильотинированием. Алина сидела напротив меня и усиленно болтала с Каином. Ее тарелка осталась нетронутой, как, впрочем, и моя.
День третий
Все утро мы возились, упаковывая контейнеры и блокируя аппаратуру. Я едва успел настрочить письмо маме, а Стасик неожиданно сцепился с Водяницким, дело чуть до драки не дошло. А все из-за того, что контейнер с магнитными дисками он скрепил не теми пломбами. Раньше я, возможно, такие действия Водяницкого счел бы пустой придиркой в его духе, но после памятного разговора с шефом, кажется, начал понимать, до какой степени ценный груз мы доверяем «Босуорту».
К вечеру (из-за спешки мы перенесли часы отдыха, так что вечер у нас стал приходиться на полдень) все мужское население станции собралось в бункере около посадочной полосы. Метеопрогноз обещал неплохую погоду: умеренная облачность, видимость – 500–700 метров, ветер – от 25 до ЗО м/сек, легкая поземка, средняя температура от 11 до 17 градусов ниже нуля. Короче, пришла ласковая джейская оттепель, которая является столь же непредсказуемо, как и заморозки и так же неожиданно прекращается.
Галиб Мусаевич сумрачно курил, стоя рядом со мной. Водяницкий о чем-то беседовал с Кроуфордом. Стасик с Каином травили «бородатые» космические анекдоты типа: «Залетает диплоец в Канал-Сити, заходит в Стар-Парадиз, просит рюмку муншайна; а бармен его спрашивает, вам зелененького или с газами? А тот ему: а хоть бы какой – я для жены беру, она ждет в машине!..» – сдавленное хихиканье, переходящее в колики. Я совершенно не понимаю такого юмора, а Стасик, который за свои неполные тридцать лет облетел пол-Галактики, – тот их с удовольствием слушает, а вот рассказать или объяснить их смысла не может.
Свыше полутора часов длится томительное ожидание, пока, наконец, Ламарк, разглядывающий сумрачное небо в стереотрубу, неожиданно не восклицает:
– Вот! Там месьез! Летить! Ви видать вон тот фонайр?!
Красная с лиловой звездочки неспешно выплывают из-за облаков и тихо подмигивают из лиловой полутьмы серого, седеющего неба. На горизонте – одна Мун. Она отбрасывает на равнину длинную серебристую плешь.
Все сразу оживились, заговорили, задвигались. В наш разговор вплетается посторонний звук, легкий неуловимый рокот. Он ненавязчиво переходит в равномерный гул, а затем в нестерпимый грохот. Мерцающие огни резко снижаются. Еще секунда – и их отблески начинают сливаться с феерией огней посадочной полосы, вносят свою гамму в искрящиеся алмазами изломы ледовых глыб, и вот уже рычащая громада челнока несется на нас, а корма его окутана жарким пламенем, которое быстро опадает. Следует энергичный резкий хлопок – это заработали тормозные дюзы. Одновременно раскрываются два громадных полосатых парашюта. Несколько секунд они торчат исполински раздутые, как нелепые, привязанные к земле зонтики, затем быстро опадают. Суровый свистящий ветер мнет и скручивает их, как щенок, терзающий старую половую тряпку, и относит в сторону. На своих здоровенных лыжах челнок скользит по полосе легко и свободно, чем-то похожий на фигуристку, катающуюся по льду, раскинув руки и отведя ножку. Сделав изящный пируэт, он застывает на месте.
Все выскакивают из бункера, взгромождаются на аэросани и бульдозер и мчатся к самолету. От него явственно пышет жаром. Мы свистим, кричим, машем чем попало. Вскоре открывается нижний люк и съезжает трап. Спустя несколько секунд на нем показываются две оранжевые конечности, вот и сам кричащей раскраски скафандр, а в нем веселая, улыбающаяся физиономия капитана Шарта. Следом спускается его неразлучный спутник – Суананг. Он даже сейчас не изменяет своим привычкам: половину его лица закрывают большие зеркальные очки, в зубах – большая черная сигара. Она не зажжена, но все равно мне непонятно, зачем нужно было брать ее под гермошлем. Третьим спускается и сразу попадает в мои объятия
невысокого роста сухощавый мужичок со смешными кустистыми бровями, мой старый друг Джанкарло Сантимо, прозванный на корабле Папой Карло. Некоторые зовут его Сантиметром, – и он не обижается. Он – механик, один из тех механиков милостью божьей, которые могут подковать блоху и при необходимости исправить гиперпространственный двигатель, но вместо этого они большую часть своего свободного, да и рабочего времени вдохновенно и беззаветно тратят на изобретение «перпетуум мобиле». По пути на Джей я сдружился с Папой Карло. По его просьбе я рассчитал два десятка всевозможных проектов, а точнее – смешал их с землей. Однако Папа остался в твердой уверенности, что вечный двигатель принципиально возможен. Таких людей проще убить, чем переубедить. Восторги сменяются громким хохотом, сопровождаемым густыми клубами пара из разгоряченных глоток. Сыпятся привычные вопросы: ну, как вы тут? Как добрались? Что поделываете?Тем временем появляется и Кит Карсон. Все отодвигаются назад. Стасик подгоняет бульдозер с краном, я – платформу, с которой уже снят каток, Кит забирается назад, в кабину, а мы с Каином влезаем на корпус челнока, раскрываем задвижки и даем отмашку. Крышки кожуха медленно ползут в стороны. В багажном отделении ровными рядами уложены и раскреплены растяжками десять небольших (4242*2461*2966) контейнеров, изукрашенных стрелками, рюмочками и надписями «Фор Интерсайенс», «Открывать здесь», «Хрупкое» и тому подобное. Пока остальные точат лясы, мы цепляем толстые тросы с пудовыми крючьями к ушкам контейнеров.
– Вира!
Кран наружно ревет, поднимая контейнер, и переносит его на платформу. Теперь надо слезть с «челнока», перебраться на платформу, отцепить крючья, вновь забраться…
– Послушай! – сказал Каин, сверкая глазами. – Погляди внимательнее, у меня шерсть на морде не выросла? Нет? Уши тоже? А хвост? Порядок. У тебя вроде тоже нет ничего.
– А в чем дело?
– Просто мне показалось, что нас здесь принимают за ослов. Можно подумать, что мы нанимались ишачить за всех!
Пока мы возились, наши гости и коллеги погрузились на аэросани и преспокойно укатили к теплому камельку. Каин разразился громогласной тирадой, в которой слово «damn» [1] – самое приличное. В это время я заметил бегущую к нам фигурку в оранжевом скафандре – старый работяга Папа Карло спешил, что-то крича и размахивая руками. Мы тоже помахали ему. Стасик принял эти взмахи за сигнал отмашки и нажал «подъем». Так как я успел закрепить только один угол, то контейнер подскочил этим концом вверх, повалив нас обоих. А спустя секунду этот единственный трос со взрывоподобным грохотом лопнул. Концом Каина засветило по лбу. Спас его гермошлем. Каин зажмурился, погладил рукой глубокую впадину на передке и сказал в микрофон:
1
Проклятье (англ.).
– Феллоу, стоило бы тебе стукнуть чуточку пониже, и у Ламарка появилось бы на ком тренироваться во вскрытиях.
Стасик подбежал к нему, осмотрел, ощупал, растормошил и даже поцеловал. Но Каин не держал на него зла. Тут подоспел и Карло, который угостил всех из своей заветной фляжки. Я-то знал, что это такое и пил осторожно, но Стасик сделал полный глоток и аж взвился – слабых вещей Папа Карло при себе не держит. Передохнув минутку и поименно перебрав всех сослуживцев, от тех, которые прислали нам паршивые тросы до тех, что сидят сейчас за праздничным столом, мы вновь принялись за работу.
Уложили три контейнера на платформу. Каин сел за руль и скрылся во внезапно опустившемся тумане. Туманы на Джей густые, даже какие-то осязаемые, будто тебя окутывает несколькими слоями белого шифонового покрывала. И барахтаешься в этом плотном молочном мареве, как муха, попавшая в кисель. Мы со Стасиком и Карло продолжали цеплять железные ящики и сгружать их на обочину полосы. Спустя минут десять нас вызвал Каин. Оказалось, что его занесло в какую-то яму. Он забуксовал и без посторонней помощи выбраться не сможет. Пришлось ехать на выручку.
Засел он прочно. Ума не приложу, откуда на Джей берутся полыньи. Как-то странно иногда получается. Вроде и снега много, и мороз не спадал, и солнце не появлялось, а неожиданно нижний слой снега подтаивает, сохраняя тонкую ледяную корочку, которая предательски трескается под катком или гусеницей. А иногда и под ногой.
Словом, работа затянулась надолго. Мы совершенно умаялись, пока выволокли платформу, изругавшись при этом до хрипоты. Потом плюнули на все – все равно ящики мы сгрузили, отсюда их никто не утащит – и пошли ужинать.