Земля точка небо

– От квартиры, – улыбнулся Макс. – Достаточно только от квартиры.

– Но… тебе прямо сейчас?

– Так, ладно. Отдашь на выходе, сам закроешь. Наслаждайся пока.

– Чем? – засуетился Дима. – Я только хочу уточнить – ты же вернешь их потом?

Макс опять рухнул на одеяло.

– Твою мать, – простонал он в потолок. – Нет, знаешь, себе оставлю.

Почесав бритый затылок, Дима заулыбался.

– А-а, прикалываешься. Ну я тогда их заберу в Москве, потом.

– Без проблем.

– Еще что-то нужно?

– Техпаспорт, право на собственность.

– А это для чего?

Максим поднял голову.

– Откуда мне знать, что эти роскошные апартаменты принадлежат тебе?

– Нет, – твердо сказал Дима. – Их я тебе отдать не могу. Они важные.

– Да не нужно отдавать, просто покажи, господи.

Протяжно скрипнув шаткой кроватью, Дима встал и пересек комнату в три коротких шага. Он встал напротив большого серванта и покосился на Макса.

– Не смотри, пожалуйста.

Максим фыркнул, выдохнув облако дыма, и насмешливо уронил руку, прикрыв ею глаза.

– Вперед, – разрешил он. – Я не вижу.

С грохотом выдвинулся ящик, потом еще один. Что-то упало и покатилось, Макс поднял голову. Дима стоял перед ним, торжественно протягивая хрупкие желтые документы.

– Свидетельство.

– Отлично, – сказал Макс, – И твой паспорт.

– Паспорт?

– Конечно. Откуда мне знать, что здесь твоя фамилия?

– Ладно, – Дима побрел к вешалке и вернулся с паспортом.

Максим поднялся, осторожно придерживая кровать, еще раз заглянул в документы и сунул окурок в чашку.

– Принимается. Это всё. Тебе помочь собраться?

– Гм. Давай.

Спустя две минуты они упаковали вещи.

– Ну что? – спросил Дима. – Обулся уже? Пойдем, наверное?

– Идем, – Макс кивнул, и они вышли наружу.

– Черный ход, – сказал Дима, исчезая в темноте. Лязгнула тяжелая дверь.

«Ну и дыра», – еще раз подумал Максим. И осторожно побрел следом.

– И лифт не работает? – спросил он, когда они вдвоем пробирались через шаткий балкон.

– Не знаю, – ответил Дима.

– А.

На улице Макс перевел дух и закурил.

– Ну что? Будем прощаться?

– Ага, – сказал Дима. – Увидимся в Москве.

– Ты всё запомнил? Какое агентство, что просить?

– Ага, – повторил Дима.

– Что же, – Максим ухмыльнулся, сунув руку в карман. – Тогда – до встречи. Увидимся в Москве.

И Дима ушел. Макс покурил у черного хода, запрокинул голову и осмотрел суровое кирпичное здание. Пощелкав языком, он вынул мобильник, набрал такси и сунул руку в карман. Связка Диминых ключей была изъедена зеленью, она пачкала и пропитывала медью всё, к чему прикасалась.

Спустя два часа Максим снова тащился вверх по этой лестнице, нагруженный рюкзаком, проклиная себя за то, что не догадался проверить лифт. Он разыскал нужный этаж – пятно зеленой краски на ступенях. В коридоре стоял запах малосольных огурцов. Этажом ниже о чем-то ругались и спорили. Макс нашел квартиру и со второй попытки отпер дверь.

«Всего пару дней», – думал Максим. Каких-то пару дней, и они с Лизкой тоже уедут. Если получится – насовсем. Других вариантов не оставалось.

...

25 мая 2005 года

Теперь, двумя годами позднее, сидя в «мерсе» на обочине разбитого шоссе, зажав между колен бутылку дорогого пойла, облитую сургучом и перетянутую капроновой нитью, Макс только смеялся. Он вспоминал день перед отъездом, и как с утра не оказалось холодной воды, а днем отключился свет, а вечером опять исчезла вода, на этот раз горячая. Тогда он материл район, и город, и какие-то власти. Теперь же – Максим точно знал, что власти не при чем, как и всё остальное. Проблема была не в районе. Проблемой был весь мир: это гнилое, мертвое, глубоко ущербное место под названием «известная часть Вселенной». Простая и грустная истина: здесь не работало нихуя. Каждая дорога вела к началу или в никуда. Любое дело оборачивалось ничем.

Это была спираль. Это была воронка, и Макс достиг ее центральной точки.

И ему здесь даже нравилось.

Он поднял виски и посмотрел на звезды сквозь его янтарный полумрак. Максим купил эту бутыль по бешеной цене, даже втройне бешеной, потому что на заправке и потому, что возле аэропорта. Купил скорее рефлекторно, будто чтобы сдержать обещание.

– Пакетик нужен? – спросила девушка у кассы.

– Нет.

– Провожаете кого-то? – она улыбалась, хоть Максу и было плевать.

– Да. Себя, если честно.

– О, в конечном итоге, как нам без этого, – она щелкнула кассой и оборвала чек. – Почему я спросила – просто у вас вид какой-то знакомый… это не вы были в газетах, или где-то еще?

– Нет, если честно, – ответил Максим.

– А, ну, в общем. Простите.

– Не страшно, – Макс поднял бутылку за сургучное горлышко. – Мне часто это говорят.

Он развернулся и побрел наружу. Автоматические двери скользнули в стороны, и в лицо Максиму плеснула свежим воздухом ранняя майская ночь.

Сидя в машине, он поежился, открыл и снова прихлопнул дверь. Пить желания не было. Не ради ясности ума – просто Макс как-то перерос саму идею хотения. Он прислушивался к своим желаниям, перебирал свои потребности, и не мог отыскать ничего вообще. Даже спать не было смысла – всё равно с утра обнаружишь за окном тот же безнадежный, бесполезный, бессмысленный мир.

Максим улыбнулся.

– Ну что, господа, – сообщил он пустым сиденьям. – Обратного пути нет. Время пришло, по большому счету.

И даже курить ему больше не требовалось. Разум Макса был чист и прозрачен, как стекло «мерса» и весенняя ночь по ту сторону.

Максим нашарил ключ и повернул его в зажигании. Двигатель затарахтел, потом чихнул и заглох.

Сраная тачка.

Она упорно его не слушалась. Она не хотела принадлежать ему. Бля, он даже не понял до сих пор, как выключается микроклимат.

– Ничего, девочка, – ухмыльнулся Макс. – Хочешь ты этого или нет, но мы покатаемся. В конечном итоге.

Забросив мешавшую бутылку назад, он повернул ключ еще раз и взялся за руль. Теперь мотор грохнул и заработал, мягкой вибрацией пульсируя в руках. Максим убрал ручник и выжал газ, и машина тронулась, выбираясь на дорогу, перемалывая колесами гравий.

Вдоль трассы плыли оранжевые фонари, и в глазах Макса лопастями завертелись тени. Он прищурился, глядя в сияние, набирая скорость, и в полудреме ему казалось, что дороги нет, и столбов нет, и фонарные сферы плывут в космическом мраке как звезды, а он скользит между ними, трезвый и спокойный, пустой и будничный, как яичная скорлупа.