Земля заката

Оказывается, был и такой пункт в соглашении. При явных признаках острых респираторных заболеваний пассажира надлежит высадить во избежание распространения… и так далее… Таков порядок!

Проклятье! Конечно, порядок – прежде всего.

– Это не вирус, у меня хронический тонзиллит. Не заразно…

Мысли путались, ноги были, как ватные. Неужели они бросят его здесь, как щенка?

– Это не важно. С такими симптомами тебя всё равно не пустят в город. Отлежись здесь, потом потихоньку дойдёшь. Тут недалеко, за день доберёшься. Но сначала отдохни, подлечись. Я проверил, печка в порядке, дрова есть. Вот, сваришь и поешь свежатинки.

Старший протянул Саше пакет, в котором было что-то мягкое.

– Удачи тебе, сынок! Да, и с Рождеством тебя! Разбойников можешь не опасаться, наши… друзья хорошо их шуганули.

Только сейчас Младший заметил, что высадили его не совсем в чистом поле. «Мастер» указывал рукой на небольшое бревенчатое строение недалеко от дороги.

–Это охотничий домик. Или пастуший… Как хочешь называй, но тут может переночевать любой путник. Дверь не заперта. Там даже колодец есть.

«Мастер» слегка подтолкнул оторопевшего Сашу в сторону избушки и вернулся в вагон. Караван, медленно набирая скорость, начал движение. Саша постоял, всё ещё не веря, что это случилось с ним. Что же ему так не везёт с караванами!

Когда мимо проехал замыкающий джип, он побрёл к своему временному убежищу.

В избушке действительно было всё, что может понадобиться неприхотливому человеку, чтобы переночевать или переждать непогоду. Была печка, а на ней чайник и закопченная кастрюлька. Был топчан с тюфяком, набитым соломой и старенькое, но целое и почти чистое ватное одеяло. На столе стоял ящик с крышкой, обитый железом. В нём – кулёчки с крупами, соль, чай и даже немного сахара.

«Данке шён», – сказал Саша непонятно кому. И не добавил чего-нибудь обидного. Обиды не было. Порядок есть порядок! Интересно, что порядок в этой избушке не нарушил никто, ни случайный прохожий, ни даже разбойники. Видимо, и у разбойников имелись какие-то этические понятия.

Александра уже не трясло. Значит, температура больше не поднимается. Он достаточно хорошо изучил свой организм и знал, что будет дальше. Надо растопить печь и вскипятить воды. Дров в поленнице много, а вот вода в колодце оказалась покрыта коркой льда. Не очень толстой, её можно разбить ведром, которое стояло тут же, на бортике, пристёгнутое к вороту цепью. Но Саша решил, что сделает это позже, когда немного оклемается. А пока отстегнул от карабина ведро, набил его доверху снегом, поставил на печку.

С печью он справился на удивление легко, видно, тяга была хорошая. Когда щепочки разгорелись, он подбросил в топку несколько толстых поленьев, посидел рядом на табурете, глядя на огонь; потом плотно прикрыл дверцу. Воздух в избушке очень быстро прогрелся, хотя стены были ещё промёрзшие. Ничего, будет следить за печкой и вовремя подкладывать дрова. Скоро можно будет снять куртку и ботинки.

Снег в ведре быстро таял и уменьшался в объёме. Данилов ещё пару раз выходил за ним на улицу. В результате, у него теперь было чуть меньше половины ведра воды. Он налил доверху чайник, поставил его туда, где самый жар. Потом осмотрел подаренный кусок мяса и решил сварить его завтра, а пока положил пакет на пол около входной двери, там оно не должно испортиться. Есть совершенно не хотелось. Хотелось дождаться, когда закипит чайник, заварить чаю побольше, выпить ещё один порошок и лечь.

Александр надеялся, что скоро ему станет лучше, но и весь следующий день он провёл в постели, то трясясь от озноба, то обливаясь потом. Изредка вставал к печке, следя, чтобы огонь не погас. Много спал, пил много чая. Голова болела, но кашель стал полегче, не такой изматывающий.

На третий день он понял, что идёт на поправку. За окном было ещё темно, но Саша чувствовал, что выспался. Температуры не было, от болезни осталась только слабость во всём теле. Хорошо, сегодня он ещё побудет здесь, сварит, наконец, чего-нибудь поесть. Может быть, нагреет воды и помоется. Может, даже устроит небольшую постирушку. Не хотелось бы прибыть в Академию грязным и в пропотевшей одежде.

Он пошурудил в печи кочергой и подбросил дровишек. Положил конину в кастрюлю, залил водой, посолил. Когда вода закипела, ложкой снял серую пену, передвинул ближе к краю, на слабый огонь. Теперь варево должно долго кипеть. Часа два-три точно, может и больше. Запах ему не очень понравился. Мясо не было испорченным, но сюда бы приправ каких-то добавить, или лука. Где-то у него в рюкзаке должны быть бульонные кубики… Есть это не хочется, но не пропадать же добру. Может, когда завтра пойдёт пешком, да в гору, аппетит появится.

Вдруг Саша услышал звуки снаружи. Кто-то ехал, не таясь. И звонил в колокольчик. Вот повозка остановилась, заскрипел снег под ногами. Он напрягся. Дверь закрыта на засов, может, затаиться… Не получится, из трубы дым, перед домом следов полно…

– Салам алейкум! – услышал Младший. Гость был уже на крыльце.

Каким еще аллейкам? Где деревья растут? Голова еще плохо соображала.

Вскочил. Отложил ружьё, но пристегнул кобуру. Вышел решительно, стараясь не показывать беспокойства.

На дорожке у хижины стояли сани. Большой рыдван на полозьях. На нем коробки и мешки. В сани запряжены две невысоких мохнатых лошадки. А может, пони.

На крыльце прямо перед ним стоит низенький человек-колобок в лохматой шапке.

– Салам алейкум, – повторил маленький немец. Голос у него был басовитый.

– Алейкум салам, – Младший знал, как надо приветствовать людей такой веры. Хоть и подозревал, что выговаривает неправильно, но ещё никто не обижался.

Германец был коренастый и смуглый, в полушубке из овчины, шапка его была вроде тех, что зимой носят татары и башкиры.

Нельзя выглядеть совсем безоружным и безобидным. Ещё одно правило торговых отношений с незнакомцами, которому научила Александра жизнь. Оружие должно быть на виду, но нежелательно хвататься за него и наставлять на оппонента. Тем более, у того тоже было ружьё за спиной.

– Куры, молоко, яйца? – спросил гость на ломаном немецком. Саша опешил. Теперь оккупант по закону жанра продолжит: «Партизанен – пуф-пуф! Шнель!». Замешательство длилось несколько секунд. Конечно, ассоциация с фильмами про войну была ложной. Его не собираются убивать и грабить. Это просто местный житель с турецкими, по-видимому, корнями; не очень чётко говорящий по-немецки. Везёт в Клаусталь продукцию своего хозяйства. Увидел, что в избушке кто-то есть и решил попытаться что-нибудь продать.

Гость изъяснялся на дойчском языке с таким сильным акцентом, что воспринимать его было трудно. Наверное, их община жила изолированно и ни с кем не смешивалась. Лингва-франкой, то есть инглишем, он, видимо, не владел. Поэтому старался общаться жестами.

Человек указал на свой товар, а потом на Александра. Интернациональный жест.

Интернациональный ответ – Младший поднял большой палец вверх. А то вдруг кивок неправильно интерпретируют? У некоторых народов он значит отрицание.

От курицы он не отказался бы. Ему вдруг остро захотелось куриного бульона. «Еврейский пенициллин» – называла это блюдо бабушка и обязательно варила, когда кто-то в семье заболевал. Она свято верила в его целебные свойства, и в детстве Саша имел возможность многократно в этом убедиться.