Земля

— Это ничего, успеет еще добром обзавестись. Матушка твоя говорила, что он на стройке в лучших драгерах ходит.

— Всяко бывает, дядюшка Эстате. То лучше, то чуть хуже.

— Это как понимать?

— Он с Антоном Бачило соревнуется. То один впереди, то другой.

— Неплохо устроились, — засмеялся Чичико.

— Эх, Чичи, Чичи! А говорил, ума у тебя прибавилось? — не осталась в долгу Ция.

— Потому я и говорю так, что ума прибавилось. Что из того, что я шофером работаю? Эх, надо было учиться мне. Кабы не любовь к машине, быть мне директором или, на худой конец, профессором. Посмотрел бы я тогда, как девушки от меня нос воротили.

— Главное, в своем деле профессором быть. А директором не каждый может стать. Вот мой Антон — драгер, а по мне он лучше любого директора.

— Врет он все. Сам ото всех нос воротит, потому и ходит в холостых. На него девушки, как мухи на мед, слетаются, а он хоть бы хны, — сказал председатель.

— Он мне все невест сватает. А кто в наше время, скажите ему, пожалуйста, по сватовству женится? — шутливо отпарировал Чичико.

— Этого еще не хватало! Если понравится кто, он и так женится. За Чичи любая девушка с охотой пойдет, — взяла сторону шофера Ция.

— Эх, в том-то и беда, Ция, что никому я по сердцу не пришелся.

— Придешься, Чичико, непременно придешься. Всему свое время.

— Ты меня всегда успокаиваешь, Ция, но, видно, невезучий я, страсть. Которая мне по душе, той я не нравлюсь, и наоборот. Вот так и проходят годы.

— Ума не приложу, дочка, где мне саженцами разжиться? — вновь заговорил о деле председатель. — Сколько их еще ждать? Земля у меня без пользы простаивает. Выходит, напрасно мы лес корчевали и людей я зря тормошил.

— Эти земли, дядя Эстате, веками были бесплодными, нельзя же их теперь без саженцев оставить, не вернуть им жизнь, — посерьезнела и Ция.

— Надо оживить, конечно, надо. Да разве я против? И я это понимаю, да что поделаешь: у кого что болит, тот о том и говорит. Не стану я зря директора беспокоить... Ты так и не сказала мне, когда свадьбу играть собираешься? — вновь перевел разговор на другое председатель.

— В день открытия главного канала, дядюшка Эстате. Я вам всем пригласительные билеты пришлю, непременно, вот увидите.

— Ты, надеюсь, своего обещания не забыла, Ция? — спросил Чичико.

— Конечно, нет. Быть тебе посаженым отцом, Чичи.

— Я тебя так люблю, Ция, что даже тамадой у тебя на свадьбе не отказался бы.

— Помолчал бы, парень, опять тебя занесло, — шутливо побранил шофера Эстате. — Это ты в своей деревне тамадой слывешь, но на такой свадьбе, извините. Ты представляешь, сколько народу на открытие канала съедется? Потом все они на свадьбу пожалуют. Вот и пораскинь своими куриными мозгами, потянешь ли ты такое дело?

— Народ мне не страшен, — все еще хорохорился Чичико. Но по его голосу было заметно, что он и вправду порядком струсил.

В феврале-то погода была отменная, но вот март, как ему и пристало вообще, повел себя по-мартовски. Более того, он совершенно обезумел. Не проходило дня, чтобы ливни с громом и молнией не обрушивались на округу.

Коратцы знали по опыту, что непогода протянет до самого конца месяца.

Больше всего дожди мешали работе бригады драгеров. Экскаваторы сползали с досок, гусеницы вязли в грязи, приходилось все время прерывать работу и вновь подставлять доски. Но, несмотря на это, работа на всем протяжении трассы не прерывалась ни днем, ни ночью.

Спиридон Гуния сутками не выходил из конторы: с каждой бригадой у него была телефонная связь, и он всегда находился в курсе дел.

Лонгиноз Ломджария ни на шаг не отходил от Спиридона, чтобы в случае надобности без промедления выехать на участки, где возникали какие-то трудности.

Грозовые тучи то и дело шли с моря, сопровождаемые ветром, грохотом грома и вспышками молнии. Земля и болота пропитались мутной водой. Каналы тоже были полны водой.

Гусеницы Учиного «Комсомольца» совершенно потонули в грязи. Экскаватор был обращен к морю, и дождевые потоки хлестали в смотровое стекло кабины с такой яростью, что казалось, вот-вот разнесут все вдребезги.

После жаркого тропического утра днем начиналась страшная гроза, в небе бесновались длинные зигзаги ослепительной молнии, где-то взрывался гром, земля содрогалась и стонала, трещали деревья, пораженные ударами молний.

Видимость почти отсутствовала, и Уча работал вслепую. Он всеми силами старался выдержать профилировку дна канала и стен, но это было неимоверно трудно, ибо вода заливала все вокруг.

Прокладка главного канала близилась к завершению. И если раньше ни одному драгеру даже в голову не могло прийти работать в ливень, то нынче все они были на своих рабочих местах.

Антон и Уча ежедневно связывались по телефону, расспрашивали о делах, предлагали помощь, интересовались вестями от невест. Но никто из них ничего не знал о Цисане и Ции: вода и дождь отрезали их от внешнего мира.

Да и невесты ничего толком не знали о своих женихах и совсем потеряли покой. Справиться о них в управлении девушки стеснялись. Одно было известно точно: даже в проливной дождь экскаваторы упрямо движутся вперед.

В середине марта Уче удалось через Лонгиноза Ломджария передать Ции весточку: «Дорогая Ция! Я и Антон чувствуем себя нормально. Социалистическое соревнование идет полным ходом. Мы всячески стараемся приблизить день нашей свадьбы, потому и работаем с хорошим настроением. Что делается там, у вас? Надеюсь, вода не повредила теплицы? Впрочем, говорят, что в Поти дождей поменьше. Как только распогодится, я хоть на час вырвусь к тебе. Антон шлет приветы тебе и Цисане. Черкните нам хоть пару строк. До встречи. Твой Уча».

Ему вдруг очень захотелось, чтобы Ция оказалась рядом, чтобы хотя бы одним глазком взглянула, в каких условиях он работает, как тяжело ему от непогоды. Это было проявление чисто юношеского тщеславия, желания, чтобы его отвага и самоотверженность были непременно замечены и оценены любимой девушкой. И тут же Уча застеснялся своего желания: ему показалось, что оно недостойно настоящего мужчины.

Милое Циино лицо неотступно стояло перед глазами Учи. Ция улыбалась ему грустной и нежной улыбкой, которая прибавляла Уче силы и энергии. «Не тревожься, Ция, ничего со мной не случится, не в таких еще переделках приходилось мне бывать, все образуется, и я приеду к тебе», — мысленно успокаивал любимую Уча.

В отличие от Спиридона Гуния, Васо Брегвадзе не сиделось на одном месте. Как только не уговаривали, чем только не стращали его, но никакие уговоры и угрозы на Васо не действовали. Никто не мог удержать его в конторе. В течение дня он по два три раза бывал в каждой бригаде. Кому принесет папирос, кому спирту, чтобы отогреть мокрых с головы до ног драгеров, кому поможет добрым словом и мудрым советом. Заглядывал он и в вагончики, где отдыхали свободные от смены драгеры: кто в шахматы или в нарды сражался, кто обедал, а кто спал. Подсядет к столу Васо, подбодрит, похвалит ребят, пошутит, посмеется вместе с ними, вроде о пустяках поговорит. Но драгеры чувствовали его горячий интерес к их жизни, заботу об общем деле, и это поддерживало их силы и вдохновляло работать еще лучше.