Земляки по разуму
Шрифт:
— Р-ричи хор-роший!
— То-то же! — Рында откупорил бутылку пива, достал сигарету и вышел на балкон.
— Васька! Ты?!
Он вздрогнул от неожиданности и оглянулся по сторонам. С соседнего балкона махала рукой жена Семена. Никогда еще до этого момента ему не доводилось видеть на ее лице такого приветливого выражения. Его растерянность усугублялась так же тем, что оно адресовалось ему и только ему.
— Привет, — робко помахал Рында рукой в ответ и приложился к пиву.
— О, пиво! Дай хлебнуть! Сушит, понимаешь, с бодуна, как бедуина!
Тут Васька поперхнулся и надрывно закашлялся. Он и вообразить себе не мог, кому нужно было сдохнуть в ближайшем
— Ты сам зайдешь или мне спускаться? — не обращая внимания на Васькины рвущиеся легкие, продолжала соседка не от мира сего. — Что ты как не родной?
— С-семен дома? — наконец-то смог выдавить из себя Василий.
— Конечно. Куда же ему деваться с подводной лодки?!
— Какой лодки?!
— Да перестань ты корчить из себя разведчика в тылу врага! Заходи! — видение исчезло с глаз долой.
Рында моргнул, помотал головой и глубоко затянулся сигаретой. Если галлюцинация со степенью упитанности выше средней приглашает в гости, то это что-нибудь да значит. С другой стороны, жена соседа никогда не была предметом его сексуальных фантазий, следовательно, Фрейд здесь ни при чем и все происходящее происходит на самом деле. И это означает ни что иное, как то, что для путешествия по соседним мирам нужна не машина, а именно четко представляемая схема передвижения…
Логика была разноцветной как перья одной знакомой дневной птицы. Он еще раз затянулся, выбросил окурок и снял носки. Трубный голос неопохмеленной Марии звучал в ушах как сигнал бросаться на пулеметы, становиться на баррикады и лезть к черту в пасть. Нечто похожее с ним уже случалось…
По старому русскому обычаю Рында принял душ и переоделся во все чистое. После чего, находясь на грани «deja vu», мысленно попрощался с попугаем, взял из холодильника пару пива и пошел в гости.
Утро выдалось пасмурным, но проснулся отец Агафоний не от этого, а оттого, что в дверь громко стучали. Рывком вскочив, он тут же запутался в штанах, грохнулся на пол и порезал ладонь осколками стекла. Застонав церковно-матерно сквозь зубы, поп поднялся и тут увидел такое, от чего кровь не только застыла в жилах, но и свернулась на порезе.
Разметавшиеся на подушке и слипшиеся от крови волосы, невинные остекленевшие глаза, окоченевшие в смертной истоме соски… — на кровати лежала женщина и из живота у нее торчала бутылка.
— Господи и мать твоя Пресвятая Богородица! — отец Агафоний попятился, наступил на очередной осколок, но не обратил на такую мелочь никакого внимания. Он перекрестился и с перепугу начал шептать молитву от запора. — Боже мой, спаси и пронеси!
В голове творился совершеннейший сумбур, а в дверь продолжали настойчиво барабанить. Самым жутким и по-своему несправедливым, пожалуй, было то, что у него не было ни малейшего понятия, откуда могла взяться женщина в его кровати. И уж тем более — что он с ней делал и чем та заслужила такую страшную смерть. Несмотря на то, что поп утверждал, будто провалы в памяти есть не что иное, как защитная реакция организма, дабы не мучила совесть при воспоминания о непотребствах, совершенных в нетрезвом состоянии, сейчас ему было кристально ясно, что положение у него, впрочем, и самочувствие тоже, как у обложенного медведя. От безысходности и отчаяния он набросил на покойницу покрывало и заорал хрипло:
—
Иду, иду!Подтянув штаны, поп двинулся к двери и тут узрел в зеркале страшный лик маньяка. Перекошенный рот, подозрительные пятна и потеки по всей ряхе и рясе — краше только в гроб кладут! Да и то после расстрела…
Тут из подсознания выкарабкался лейтенант Горелов, ужаснулся увиденному и посоветовал:
— Быстро каяться и бегом ко мне в отделение! Явка с повинной облегчит твою участь! — В дверь снова начали стучать и он добавил с нехорошей усмешкой. — Поздно! За тобой уже пришли! Открывай, не то хуже будет!
Дрожащими руками отец Агафоний плеснул в лицо воды, утерся подолом рясы и откинул крюк на двери. Та заскрипела, пройдясь дрочевым напильником по напряженным нервам, и явила в проеме отнюдь не наряд милиции, но старую полную женщину в трауре.
Лучше бы это были милиционеры! Душа попа сжалась в слизистый комок, который тут же застрял в горле. Он закашлялся, зажмурился и уже слышал укоризненный вопрос Матери: «Что же ты, кровопивец распутный, с моей дочкой сделал?!», но вместо этого его ушей достигли совсем другие слова:
— Прости, батюшка, что разбудила, но ищу тебя уже третий день! Снизойди к горю моему!
— Что случилось-то? — сообразив, что его не будут ни арестовывать, ни четвертовать вопросами, на которые нет ответов, отец Агафоний начал приходить в себя.
— Муж мой! Последняя его просьба! — всхлипнула женщина и рухнула на пропитанную вином грудь. — Причаститься хотел, несчастный, да не застала я тебя вовремя!
— Ну-ну! — поглаживая ее по плечу, поп и сам начал постепенно успокаиваться. Утешать прихожанок, пострадавших от горсобеса и других превратностей жизни, было делом привычным. — Расскажи мне все по порядку.
Из сбивчивого рассказа женщины, которая оказалась женой заслуженного работника Госавтоинспекции Вуйко А.М., отец Агафоний с огорчением узнал о его кончине. Причина смерти поначалу показалась ему надуманной, потому как вдова настаивала, что помер Михалыч исключительно из-за отсутствия асфальта под ногами.
— Понимаешь, жили мы с ним в последнее время на даче. Садик там у нас, грядки… Я думала, что жизнь на природе отвлечет его от тоски человека на пенсии, но не тут-то было. Однажды утром привезли ему асфальт, уж не знаю, какими правдами-неправдами он уговорил кого-то сделать это… И он — ох! — собственноручно заасфальтировал все мои помидоры. Я, конечно, потом этот асфальт раздолбала, но из того, что под ним осталось, даже томатного сока сделать было нельзя. Вот после этого случая он и слег. Бредил жезлами своими, права требовал и на ненашем языке разговаривал. Чудно так, с присвистом. Горелова вот какого-то постоянно звал. Я к нему, бывало, подойду, а он мне, мол, честь можешь не отдавать. А какая у меня, старухи, честь?.. И уже позавчера пришел в себя и наказал мне пойти и найти тебя, батюшка. Хотел, чтобы ты ему грехи отпустил милицейские, говорил, только ты можешь душу его спасти, а я не успела… И теперь прошу тебя, чтобы прочитал ему заупокойную. Глядишь, и дойдут твои слова Богу в уши!.. Не откажи!!!
— Не откажу, вестимо! — пробасил отец Агафоний. — Долг это мой перед людьми и Госавтоинспекцией! Знавал я покойного — волевой души был человек. Когда похороны-то?
— Назначено на час дня, батюшка. Ты уж приди — в накладе не останешься, — с этими словами женщина сунула ему пять мятых долларов.
Глаза попа при виде таких денег полезли на лоб — ценить его, как дешевую проститутку! Он побагровел и рявкнул:
— Ты чего это, старая! Сказано тебе — долг это мой! Забери!