Земляки по разуму
Шрифт:
— Уйдет, гад! — подражая героям советских боевиков и так же чуть не плача, простонал майор, ерзая на мягком сидении и рискуя похудеть.
— Может, сирену включить, а? Или по рации передать?! — тоже вошел в роль охотника водитель.
— Какая рация, дурак?! — возмутился начальник, ведь добыча принадлежала ему и только ему. — Догонять надо! А за сирену хвалю!
Сирена взвыла, но никакой положительной реакции, за исключением издевательских улыбок пыльных лиц, со стороны Советской Армии не последовало. Впрочем, изредка из кабин высовывался кулак с характерно торчащим средним пальцем — этакий адаптированный
Три томительных минуты майор изнывал от нетерпения, но, как известно даже эскимосам, беспросветных случаев не бывает. В данном случае концом местной разновидности полярной ночи оказался разрыв между ракетным заправщиком и походной кухней. Водитель до отказа выжал акселератор и «Волга» вырвалась на свободную полосу движения, провоцируя ДТП, КГБ и ГКЧП.
От воя сирены раздувалась голова, но Вуйко А.М. было не до таких мелочей — легавая взяла след.
Семен проснулся далеко не с первым лучом солнца, но ничуть этому не удивился и совсем не огорчился. Он пребывал в законном отпуске и поэтому просто потянулся во весь рост, а затем попытался определить, что его разбудило.
Это не мог быть очередной кошмар, потому что…
— Му-ы!
Неясный и чуждый родному дому звук прервал стройный ряд мыслей. Это не могла быть жена, потому что…
— Мны-у-у!
Мычание повторилось, и Саньковский поежился под одеялом. Воображение услужливо подсунуло образ терзаемой хищниками коровы.
— Мария? — нерешительно позвал он.
— У-у-у! — мычание стало громче и перешло в заунывный вой.
Это было уже слишком. Семен принюхался, но, хотя и витал в комнате неприятный запашок, зверинцем не пахло. На периферии сознания забрезжило неясное воспоминание, но усилием воли он прогнал его прочь и вскочил. Откуда взяться волкам в его квартире?
Натянув трико, Саньковский осторожно вышел из комнаты и не поверил глазам. Привязанный к холодильнику собственными подтяжками, на кухне сидел милиционер. Пребывал он в этом состоянии уже давно, о чем свидетельствовало изжеванное до половины кухонное полотенце, служащее кляпом. Его униформа источала тошнотворную вонь. При виде хозяина жертва сделала попытку подпрыгнуть вместе с табуреткой и холодильником.
Все встало на свои места.
Сморщив нос, Семен вспомнил ночное происшествие, которое было похуже всякого кошмара, и признал в пострадавшем Горелова, но, в отличие от него, встрече не обрадовался. Его привлекла записка на кухонном столе. Не обращая внимания на ожесточенные попытки ночного гостя вступить в общение, он взял листок в руки. Со свойственной жене лаконичностью там было написано: «Только попробуй развяжи! Завтрак на плите!!!»
— Ты что ж, мой друг, мычишь? — поинтересовался Саньковский у жалобных глаз Горелова, которые были красноречивее Цицерона. — Опять хочешь в Париж?
В ответ тот замычал так требовательно, что в холодильнике задребезжали кастрюли.
Добрые отношения с супругой были для Семена гораздо важнее мычания заурядного лейтенанта. Пожав плечами, он показал ему записку, всем видом демонстрируя свое понятие о супружеской верности.
— Эйфелю — башню, а мне — Машку.
Горелов с таким положением дел
был не согласен и сменил диапазон, принявшись голосовыми связками взывать к милосердию.— А я здесь при чем? — стараясь не опуститься до злорадства, рассудил Саньковский. — Не шлялся бы по ночам с холодным пистолетом!
Милиционер закатил глаза и сделал вид, что теряет сознание.
— А завтракать мы будем немного позже, — сообщил заложнику Семен, подкурил сигарету и направился на балкон.
Вслед понеслись оскорбительные звуки, но и они не возымели желательного Горелову эффекта. В запавших глазах старлея заблестели слезы и он снова принялся жевать полотенце.
— Привет, сосед!
— Здоров, Семен!
Удостоив друг друга хмурыми взглядами, они отвернулись и принялись задумчиво пыхтеть сигаретами. Если проблема Саньковского и не вызывала у него побочных ассоциаций, то у Рынды дела обстояли значительно сложнее. Ему с самого утра было не по себе из-за в высшей степени неприятного ощущения, что за ним следят. Сказавшись на работе больным, он уже несколько часов шатуном бродил по квартире и пугал попугая.
— Как самочувствие? — после длительной паузы, понадобившейся Василию для изобретения вопроса, спросил он соседа.
— Никак, — вздохнул Семен, тупо размышляя о том, что Машка надумала сделать с пленным милиционером. По опыту он знал, что жена способна на многое, но фантазия отказывала.
— Небось попил он вам кровушки? — попытался зайти с другого края Рында, которому хотелось простого человеческого общения.
— Кто?
— Мент, кто же еще? Он ведь от меня к тебе пошел.
— А-а, ну да, — поспешил согласиться Саньковский, не желая развивать щекотливую тему. — Как пришел, так и ушел…
В вялом диалоге снова воцарилась пауза. Семен щелчком выбросил сигарету.
— Слушай, а зачем ты ночью кукарекал? — почти отчаянно поинтересовался Василий.
— Просто так. Выпили немного, ну и…
— То-то я смотрю, что ты какой-то уставший. Не желаешь здоровье поправить?
— Зачем? — трезвость Семена в это солнечное утро была неподкупна, как охрана султанского гарема.
Он улыбнулся себе, оценив тонкое сравнение.
— Брезгуешь, значит, — разочаровался в соседе Василий и весь его внутренний мир затянули грозовые тучи.
— Ну-у, отчего же… Просто думаю.
— Ну и дурак!
Саньковский посмотрел на соседа. Он не любил выглядеть по утрам дураком в чужих глазах. Да и кто такая эта охрана султанского гарема? Обыкновенные евнухи!
— Хм, в самом деле, — быть дураком и евнухом одновременно — бремя, слишком тяжелое для того, у кого уже камнем на душе лежит связанный милиционер. — Сейчас зайду!
— Жду! — с облегчением сказал Василий и скрылся в комнате.
Там царил хаос, как в Кабинете Министров после очередной революции. Временное веселье канувшего в Лету праздника сменилось диктатурой будней. Лишь один древний кувшин, который так никто и не смог осилить до дна, гордо возвышался над кладбищенской идиллией пустых бутылок.
Задумчиво его рассматривая, Рында начал жалеть о приступе великодушия и проклинать несдержанный язык. Кто знает, сколько там осталось вина?.. Однако и самому захлебываться амброзией не совсем прилично…