Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

— Сорок… каждому? — разинул рот барабанщик.

— Плата по окончании. Но работа будет нелегкая. Драться придется наверняка, а, может быть, даже и играть. Ваша музыка станет последним, что услышат наши враги. Готовы на такой подвиг?

— За сорок скелов каждому? — Все пятеро разухмылялись. — А то. Конечно, господин. За этакие деньги на все готовы.

— Молодцы. Мы знаем, где вас искать.

Оркестр вышел вон.

— Жуткие уроды, — сказала Витари.

— Тем и хороша маскарадная пирушка, — ответил Коска. — Напялить шутовские костюмы, и кто там разглядит их рожи?

У Трясучки мысль доверить свою жизнь этой компании восторга не вызвала.

— Но игру-то услышат?

Коска фыркнул.

— В Дом Кардотти приходят не за музыкой.

— Может, надо было проверить, как они дерутся?

— Если так же, как играют, беспокоиться не о чем.

— Но играют они, как дерьмо!

— Как сумасшедшие. При удаче и дерутся так же.

— Но нам не…

— Вот уж каким тебя не считал, так это нервным. — Коска подмигнул Трясучке. — Не мешало бы тебе поучиться жизни, друг мой. Главное в достижении победы — натиск и кураж.

— Кураж?

— Безрассудство, — сказала Витари.

— Быстрота, — добавил Коска. — И умение поймать момент.

— И где они у нас? — спросил Трясучка у Витари. — Натиск и этот… как его…

— Если все пойдет по плану, Арио и Фоскар окажутся в своих номерах в одиночестве, и… — Она громко щелкнула пальцами. — Уже неважно будет, кто и как играет на лютне. Время истекает. Осталось четыре дня до того, как великие мира сего съедутся на совещание в Сипани. В идеальном мире я нашла бы людей получше. Но наш мир не таков.

Коска испустил тяжкий вздох.

— Это точно. Однако не будем падать духом — всего несколько секунд, и у нас уже есть пятеро человек! Мне бы сейчас стаканчик вина, и мы благополучно…

— Никакого вина, — прорычала Витари.

— До чего дошло — человеку уже и горло промочить нельзя. — Старый наемник придвинулся так близко, что Трясучка мог разглядеть каждую красную жилочку на его лице. — Жизнь — океан скорбей, мой друг… Входите!

Следующий едва протиснулся в складскую дверь, так он оказался огромен. Выше Трясучки на несколько пальцев и намного тяжелее. Массивный подбородок его покрывала густая щетина, голову венчала шапка седых кудрей, хотя с виду он еще не был стариком. Под громадными сапогами жалобно застонали половицы, когда верзила этот двинулся к столу, слегка ссутулившись, словно бы стесняясь своих гигантских размеров.

Коска присвистнул.

— Ну и великан!

— Нашла в таверне на Первом канале, — сказала Витари. — Пьян был как скотина, но гнать его оттуда боялись. По-стирийски, кажется, ни слова не знает.

Коска повернулся к Трясучке:

— Может, ты с ним побеседуешь? Как представитель северного братства?

Никакого особого братства там, среди пустынного пространства, покрытого снегами, Трясучка не помнил. Но попытаться стоило.

Давненько он не разговаривал на родном языке, и слова казались даже какими-то непривычными.

— Как тебя зовут, друг?

Великан, услышав северное наречие, вроде бы удивился.

— Седой. — И показал на свои кудри. — Они всегда были такого цвета.

— Что тебя сюда привело?

— Работу ищу.

— Какую?

— Да какую бы ни дали, пожалуй.

— А если это будет убийство?

— Оно, поди, и будет. Ты северянин?

— Да.

— А по виду — южанин.

Трясучка нахмурился. Одернул щегольские манжеты, потом и вовсе убрал руки под стол.

— Нет уж. Меня зовут Кол Трясучка.

Седой заморгал.

— Трясучка?

— Ага. — Приятно было понять, что человек этот знает его имя. Все-таки гордости у Трясучки оставалось еще в достатке. — Слышал обо мне?

— Ты ведь был в Уффрисе, с Ищейкой?

— Верно.

— И с Черным Доу, да? Чистая работенка, как я слыхал.

— Так и было. Взяли город, потеряв всего двоих человек.

— Всего двоих. — Верзила медленно кивнул, не сводя глаз с его лица. — Это и вправду здорово.

— Да. Он вообще был хороший командир, Ищейка. Лучший, думается мне, от кого я получал приказы.

— Что ж… раз самого Ищейки тут нет, для меня будет честью встать плечом к плечу с таким человеком, как ты.

— Дело говоришь. Я тоже рад, что ты с нами. Берем его, — добавил Трясучка по-стирийски.

— Уверен? — спросил Коска. — У него глаза какие-то… угрюмые, и мне это не нравится.

— Вам не мешало бы поучиться жизни, — рыкнул Трясучка. — Куража дерьмового набраться.

Витари смешливо фыркнула, а Коска схватился за грудь.

— Убит! Сражен своим же оружием! Ладно, берем твоего маленького друга. Итак… что мы можем сделать, имея парочку северян? — Он поднял палец. — Мы можем поставить сценку! Изобразить тот знаменитый северный поединок… ты знаешь, о чем я, — между Фенрисом Наводящим Ужас и… как его звали-то…

— Девять Смертей. — Спина у Трясучки похолодела, когда он произнес это имя.

— Слышал, значит?

— Я был там. Самолично. Держал щит на краю круга.

— Чудесно! Сможешь, стало быть, привнести в представление толику исторической точности.

— Толику?

— Чуточку, — буркнула Витари.

— Проклятье, отчего бы так и не сказать — «чуточку»?

Коска, увлеченный собственной выдумкой, его уже не слышал.

— Дух жестокости! Благородные господа будут в восторге от такого зрелища! И какой предлог может быть лучше для того, чтобы открыто пронести оружие!

Трясучке ничуть не хотелось участвовать в подобном представлении. Рядиться под человека, который убил его брата, человека, которого едва не убил он сам, делать вид, будто сражаешься… Единственное, что радовало, — хотя бы на лютне не придется бренчать.

— Что он говорит? — прорычал на северном Седой.

— Мы с тобой будем изображать поединок.

— Изображать?

— Я тебя понимаю. Но они тут какое только дерьмо ни изображают. Мы сделаем вид. Для увеселения.

— Круг дело не смешное. — Великан и впрямь смотрел невесело.

— Здесь — смешное. Сначала мы с тобой притворимся, потом, с другими, будем драться по-настоящему. Сорок скелов, если думаешь, что справишься.

— Ладно. Сначала притворяемся. Потом деремся по-настоящему. Я понял.

Седой смерил Трясучку долгим взглядом и вышел.

— Следующий! — крикнул Коска.

В дверь проскочил тощий, юркий человечек в оранжевом трико и ярко-красной куртке, с большой сумкой в руке.

— Ваше имя?

— Не кто иной, как… — человечек отвесил церемонный поклон, — …Ронко Невероятный!