Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

Тем временем начиналось обычное утреннее шевеление, как будто стайки похоронщиков были не более чем невидимыми глазу призраками. Люди с ворчанием выбирались из отсыревших постелей, кляня вымокшую одежду; протирали оружие и доспехи, выискивали что-нибудь съестное, шумно с пуканьем отливали, высасывали последние капли недопитого за ночь, сравнивали добытую у Союза поживу и трофеи, хохотали над шутками — нарочито громко, потому как все знали, что нынче черной работы будет не в пример больше, а потому бодрящим словцом надо запасаться впрок, подхватывать там, где его роняют.

Зоб оглянулся на своих, которые сидели, понурившись; все, кроме Жужела, — тот стоял, приобняв скрещенными руками Меч Мечей, и ловил на язык дождинки. Зоба это слегка раздражало, а еще вызывало что-то похожее на зависть. Ему бы гарцевать вот так беспечным сумасшедшим, без всех этих нудных, во многом никчемных сцен. Но делать все нужно по-правильному, и для него это непреложный закон.

— Что делает человека героем? — вопрошал он у сырого воздуха. — Великие дела? Звучное имя? Высокая слава и воспевание? Нет. А пожалуй то, что он держится за своих.

Жужело одобрительно крякнул и снова высунул язык.

— Брек-и-Дайн, — продолжал Зоб, — сошел с холмов пятнадцать лет назад, четырнадцать из них дрался со мною бок о бок, и всегда прежде себя заботился о своей дюжине. Со счету можно сбиться, сколько раз этот здоровяк-чертяка спасал мне жизнь. Всегда находил где доброе, где смешное слово. Однажды вон рассмешил даже Йона.

— Дважды, — поправил Йон с поистине каменным лицом — еще немного вот так посидит, и можно им делать выщербины в Героях.

— Никогда ни на что не жаловался. Кроме разве что на нехватку жратвы, — голос у Зоба сорвался, и он сипло всхлипнул, чертовски неподходяще для боевого вождя. — Особенно в нынешнее время.

Он прокашлялся и густым голосом продолжил дальше.

— Так и не был наш Брек до конца сыт. А умер… мирно. Он бы наверняка так и хотел, даром что любил хорошую кучу-малу. Умереть во сне, оно ведь куда приятней, чем с железом в брюхе, уж что бы там ни пелось в песнях.

— К хренам те песни, — бросила Чудесница.

— Ага. К хренам. Не знаю толком, кто здесь похоронен. Если сам Скарлинг, то он должен гордиться, что делит землю с таким, как Брек-и-Дайн. — Губы у Зоба расплылись то ли в улыбке, то ли в бесслезном плаче. — А если нет, то и его к хренам. Назад в грязь, Брек.

Он опустился на колени, не успев даже поморщиться от боли — казалось, колено вот-вот лопнет — и, зачерпнув ладонью черную влажную почву, вслед за остальными бросил пригоршню на могилу.

— Назад в грязь, — пробормотал Йон.

— Назад в грязь, — эхом подхватила Чудесница.

— Если же смотреть на отрадную сторону, — вставил Жужело, — то все мы туда так или иначе направляемся, разве нет?

Он оглядел товарищей так, будто ужас как их ободрил. Увидев, что слова не возымели действия, он пожал плечами и отвернулся.

— Вот и нет нашего бродяги Брека. — Легкоступ, озадаченно хмурясь, присел у могилы на корточки, возложив руку на влажный бугор. — Просто не верится. А слова, воитель, хорошие.

— Ты думаешь? — Зоб, морщась, встал, отряхнул с ладоней грязь. — Да мне их произносить уже невмоготу.

— Эйе, — буркнул Легкоступ.

— Да только такие, как видно, времена.

Открытые доводы

— Вставай.

Бек хмуро отпихнул чужую ногу. Башмак на ребрах уже сам по себе не вызывал приязни, а уж тем более от Рефта, и особенно когда он, Бек, кажется, едва успел сомкнуть глаза. Он долго лежал в темноте без сна, вспоминая, как Хлад истыкивал ножом того человека; прокручивал и прокручивал это в памяти, а сам все ворочался и ворочался под одеялом. Никак не мог освоиться — не то с одеялом, не то с мыслью о том вертком ножичке.

— А?

— Союз подступает, вот тебе и «а».

Бек рывком откинул одеяло и, разом забыв про гнев и сон, устремился через чердачную каморку, вовремя пригнувшись под низкой потолочной балкой. По дороге он пнул открытую дверцу скрипучего шкафа, оттеснил плечом Брейта со Стоддером и припал к узкому оконцу. Он ожидал увидеть сцену массового побоища на улочках Осрунга — фонтаны крови, полосканье флагов, услышать под самым окном геройское пение, но взгляду поначалу открылся лишь заспанный городок. Снаружи едва успело развиднеться; шел нудный дождь, под косой завесой которого нищенски жались друг к другу постройки.

Шагах в сорока за мощеной площадью вскипала бурунами грязная река, разлившаяся от дождя и потоков, хлынувших с холмов. Мост, про который накануне было столько разговоров, внешне не впечатлял: обветшалый каменный пролет, ширины едва хватает разминуться двоим всадникам. Справа от него мельница, слева ряд мелких домишек с открытыми ставнями и обеспокоенно глядящими в окошки лицами; в основном все, как и Бек, пристально смотрели на юг. За мостом между каких-то клетей вилась ухабистая дорога, уходя к частоколу на южной окраине городка. Там по настилу, плохо различимые сквозь струи дождя, вроде как двигались люди — пара из них, похоже, с арбалетами, и уже постреливали. На глазах у Бека к площади внизу спешно стекалась из проулков вооруженная толпа, на ходу образуя у северной оконечности моста стену из щитов. Построение происходило под командные крики человека в богатом плаще: готовые сомкнуть разукрашенные щиты карлы впереди, чернь сзади, ждет команды накренить копья.

И впрямь быть сражению.

— Что ж ты раньше не сказал, — прошипел Бек, торопливо сворачивая одеяло и натягивая башмаки.

— А откуда мне было знать, — огрызнулся Рефт.

— На-ка.

Кольвинг — глаза на щекастой физиономии ни дать ни взять два блюдца — протягивал краюху черного хлеба. Между тем у Бека сама мысль о еде вызывала тошноту. Он схватился за меч и только тут понял, что бросаться с ним толком и некуда. Не ждут его ни у частокола, ни за стеной из щитов, ни где-то еще. Бек лихорадочно обернулся сначала к лестнице, затем к окну, сжимая и разжимая свободную руку.

— Что делать-то?

— Нам ждать.

По ступеням на чердак, подволакивая ногу, забрался Фладд в серебрящейся изморосью кольчуге.

— Ричи дал нам для удержания два дома, этот и вон тот через улицу. Я буду там.

— Как там? — Бек спохватился, что произнес это с недостойным замешательством, как малыш, испуганный, что мамка бросит его одного в темноте. — А как же эти ребятки без присмотра?

— Вот вы с Рефтом и присмотрите. Хотите верьте, хотите нет, но в том доме детвора еще более зеленая, чем вы.