Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

И Зоб, сглотнув позыв к рвоте, стал проталкиваться сквозь скопление людей. Впереди открылась долина; распогодилось, небо нарядилось в странные цветовые оттенки.

— Что, опять идут?

Неизвестно, выдержат ли они еще один натиск. Во всяком случае, он — точно нет.

Доу, однако, цвел широкой улыбкой.

— В каком-то смысле, да.

Он указал на три фигуры, восходящие по склону к Героям. Той же тропой, по которой несколькими днями ранее взбирался Черствый выпрашивать обратно свой холм. Тогда у Зоба дюжина была более-менее в целости, и все они уповали на его опеку.

— Должно быть, разговор держать хотят.

— Разговор?

— Пойдем.

Свой топор в кровяной коросте Доу кинул Хладу, оправил на плечах цепь и через провал в замшелой стене зашагал вниз по склону.

— Ты уж потише, — позвал, поспешая следом, Зоб. — Думаешь, мои колени с этим справятся?

Три фигуры постепенно приближались. Зоб почувствовал некоторое облегчение, когда увидел, что одна из них — та самая женщина в солдатском плаще, которую он вчера провожал за мост. Однако облегчение испарилось, стоило ему узнать третьего переговорщика — мощного, как буйвол, воина Союза, который его нынче чуть не укокошил. У него на башке была повязка.

Они встретились примерно на полпути между Героями и Детками, там, где из земли торчали первые пущенные стрелы. Старик стоял с расправленными плечами, руки сложив за спиной. Чисто выбритый, с короткими седыми волосами и резким взглядом — дескать, мне терять нечего. На нем был черный плащ с вышитыми серебром листьями на воротнике, на боку — меч с украшенной драгоценными камнями рукоятью, который, судя по всему, не покидал ножен. Девица стояла у него возле локтя, а воин с бычьей шеей — чуть позади. Он смотрел на Зоба — один глаз с кроваво-красным белком, под другим черный порез. Свой меч он, похоже, посеял в грязи на вершине, но успел обзавестись другим. Да, от клинков здесь ступить некуда. Уж такие времена.

Доу остановился в трех шагах выше по склону, а Зоб в шаге за ним, руки скрестив перед собой. Так при надобности сподручней выхватывать меч — хотя сомнительно, хватит ли сейчас сил махать этой чертовой железякой. Тут держаться на ногах, и то подвиг. Доу выглядел не в пример бойчее. Гостей он встречал, раскрыв руки в радушном объятии.

— Ну-ну, — скалясь во все зубы, сказал он девице. — Не ждал так быстро обратно. Обниматься будем?

— Нет, — ответила она. — Это мой отец, лорд-маршал Крой, командующий его величества…

— Я уж догадался. А ты мне солгала.

Она нахмурилась.

— Солгала?

— Он все ж пониже меня. — Доу осклабился еще шире. — Или так смотрится с того места, где я стою. Ну и денек у нас, правда? Красный-распрекрасный.

Носком сапога он поддел брошенное копье Союза и отпихнул в сторону.

— Так чем могу?

— Моему отцу хотелось бы остановить это кровопролитие.

От волны неимоверного облегчения у Зоба чуть не подогнулись распухшие колени. Однако Доу был более уклончив.

— Можно было это сделать и вчера, когда я предложил. Так нет же, черт возьми, вынудили нас всю ночь окапываться.

— Он предлагает это сегодня. Сейчас.

Доу поглядел на Зоба, тот пожал плечами:

— Лучше поздно, чем слишком поздно.

— Хм.

Доу с прищуром поглядел на девицу, затем на воина и на маршала, словно прикидывая, сказать «да» или «нет». Вздохнул, упер руки в боки.

— Ну да ладно. Мне оно и самому не больно было надо, причем с самого начала. Тут еще своих рубать — не перерубать, а приходится вместо этого на вас, гадов, расходоваться.

Девица сказала несколько слов отцу, выслушала ответ.

— Мой отец испытывает большое облегчение.

— Ну так и мне теперь дышать легче. Правда, вначале еще приборка предстоит, — Доу окинул взглядом картину побоища, — да и вам, наверно, тоже. А там уж и о деталях поговорить можно. Встретимся завтра, эдак после обеда. У меня на пустое брюхо дела не решаются.

Девица взялась передавать это отцу на языке Союза. Зоб глядел сверху на красноглазого солдата, а тот снизу на него. На шее у солдата кровоточила длиннющая ссадина. Небось он, Зоб, ему ее и сделал; он или кто-то из его теперь уже мертвых друзей. Надо же, часа не прошло, как они бились со всей лютостью и желанием друг друга уничтожить. А теперь в этом нет надобности. Был ли в этом смысл?

— Ох, он и рубака, этот ваш рыцарь, — уважительно сказал Доу, суммируя более-менее мысли Зоба.

— Он, — девица оглянулась через плечо, подыскивая нужное слово, — королевский наблюдатель.

Доу язвительно фыркнул.

— Ох уж он нынче, язви его, понаблюдал. Не человек, а дьявол во плоти. А это у меня высшая похвала. Такого б сюда, к нам, на эту сторону Белой реки — ему бы цены не было. Будь он северянином, его бы во всех песнях воспели. Черт, вот кому надо быть королем. А не каким-то там наблюдателем.

Доу улыбнулся волчьей улыбкой.

— Спроси-ка, а не пошел бы он ко мне на службу?

Девица открыла было рот, но тот буйвол заговорил сам, с чуждым выговором и престранным, каким-то девчачьим, не соответствующим внешности голосом.

— Мне и здесь хорошо, — сказал он.

Доу приподнял бровь.

— Уж я думаю. Еще бы не хорошо. Знать, оттого ты так заправски и колошматишь людей.

— А что с моей подругой? — задала вопрос девица. — Которую тогда схватили вместе со мной?

— Да что ты за нее уцепилась? — Доу снова обнажил в улыбке зубы. — Ты в самом деле думаешь, что кто-то теперь захочет ее заполучить обратно?

Девица строптиво смотрела ему прямо в глаза.

— Получить ее хочу я. Я же сделала то, что ты хотел?

— Как бы не поздновато. — Доу беспечным взором еще раз окинул усыпанный трупами склон, набрал полную грудь воздуха и протяжно выдохнул. — Хотя это ж война. Кому-то надо быть и в проигравших. А вообще это хорошая затея: послать переговорщиков, оповестить всех, чтоб перестали биться, а лучше взяли и врезали хором песню. А то кромсаем друг друга почем зря, позор один.

Девица постояла, поморгала и перевела это на язык Союза.

— Мой отец хотел бы похоронить наших павших.

Но протектор Севера уже поворачивался уходить.

— Завтра, — бросил он напоследок. — Они уже никуда не сбегут.

Черный Доу двинулся вверх по склону, а пожилой, прежде чем пойти следом, чуть виновато улыбнулся Финри.

Она глубоко вздохнула и, постояв, выдохнула.

— Ну вот, видимо, и все.

— Мир — всегда некий спад накала, — сказал отец. — Но от того он не становится менее желанным.