Земные и небесные странствия поэта

Он умер, истек кровью от любви!..

Блаженна такая смерть!.. Урангх!..

Но!..

…Тут Гуля замолкает…

Я чую, как Гуля в Водопаде улыбается за моей спиной…

— Гуля, а я больше люблю солнце, хотя сейчас луна…

Но потом она шепчет:

— Женщина не должна любить мужа боле, чем чад своих, иначе жизнь на земле остановится.

Но моя мать любила отца больше, чем меня.

И когда он погиб — жизнь для неё остановилась.

Тогда она решила совершить древний обряд скифских жен.

Тогда она решила совершить древний обряд индийских жен “сати”.

Тогда она пришла к этой реке Фан-Ягноб и сорвалась, бросилась радостно, упоенно, сошла в Водопаде в подземелье, где в Озере Мертвых её ждал мой отец, надеясь и там продлить ночные, земные её ласки Чингис-хана…

И!..

Она радостно бежала, летела в Водопаде в подземное Озеро Мертвых, как на первое загробное любовное свиданье к моему алчущему отцу…

Мне чудится, что и он ждал её в аду в слепой надежде на райские земные ласки…

А меня они забыли на земле.

А меня они забыли ласкать, любить на земле…

А только яростно ласкали в ночах и во днях друг друга…

Но я люблю и прощаю их!..

Господь! дай им и там продлить их бесконечные ночи, ночи, ночи!..

Да!..

Глава седьмая ВОТ ОНА — СМЕРТЬ!

…И там, где много жизни — там много смерти…

“Авеста”

Да!..

И мы выходим с Гулей из водопада и возвращаемся к костру, чтобы согреться.

Я по-прежнему нагой, а полноводные, щедрые бедра, недра её стянуты тугими, изнемогающими, изникающими узкими плавками, как бешеная река в горах стянута, сдавлена близкими базальтовыми скалами — о! — тут, меж скал-бедер, бушует таинственная великая глубина реки-девственницы…

И я вспоминаю современную притчу дервиша-суфия Ходжи Зульфикара: “О, мудрец, что бездонней океан или женщина?..”

Мудрец, не задумываясь ответил: “Женщина!” — “Почему?” — “Потому что океан рождает только немых рыб, а женщина рождает бездонное, необъятное дитя, в душе которого плещутся все океаны… вся вселенная… да!”

…Ааааа… Опять заухала сова…

…При свете костра я гляжу на Гулю, на лакомое тело её, и опять наливаюсь ночным, любовным, довиноградным, допотопным, добожьим, священным хмелем мужа, и стыдливо сокрываю, укрощаю перстами, руками лунный ослофалосс свой приготовленный, неистовый…

Томно, полноводно мне…

Тут луна выходит из-за горы и обливает нас перламутровым, трепещущим светом, серебром, который так любил Чингис-хан, Маг любви…

И я гляжу на притихшую Гулю и вдруг вздрагиваю: ноги её от колен серебряных, круглых, как полная луна, до ступней покрыты, заросли смоляными, густыми, звериными волосами, как склоны фан-ягнобских гор кустами арчи и боярышника.

О Боже! Что это?.. Или мне чудится?..

Тогда Гуля глухо, как Водопад, шепчет мне:

— Великий Заратустра, пастух человечьих и козьих стад, а у славян он — скотий Бог Велес, наказал меня волосами на ногах за грехи моего отца и матери…

Но так велика была их вина, что Пророк покарал и меня…

Когда родители погрязли во необъятных грехах — тогда Господь наказывает и их неповинных чад! да!..

…О Боже!.. Я теперь только — спустя десятки лет — понял суть этих слов!..

Вот почему наш народ так несчастен в Смутные Времена Перестройки! Это мы расплачиваемся за несметные, нераскаянные грехи отцов наших… да?..

Гуля шепчет:

— И вот пророк Заратустра дал мне мохнатые, козьи, ночные ноги!.. Чтоб я покинула человеков и ушла в первобытные козьи стада… Чтобы я в Цепи Превращений, в Колесе Сансары, ушла вспять к истокам своим…

И по ночам козьи ноги влекли и влекут меня к мохнатым отарам, стадам, стадам…

Да! Но я связывала их веревкой и не пускала их…

Но ты видел реку, бегущую вспять к отцу-леднику, родителю своему?..

Алик, ты видел реку, бегущую вспять?..

Я — эта река…

Скоро, скоро темные, непобедимые волосы козьи полностью покроют меня, и я заблею и убегу, зароюсь в козьи родные, родимые, пахучие стада, стада, стада… Аааааа…

Я устану быть человеком… ааа…

Царь Соломон знал язык муравьев, а я уже понимаю язык моих древних сестер-коз…

И Гуля вдруг закрыла глаза и страшно, остро, дремуче заблеяла, перекрывая лунный шум, шелест Водопада…

Айяяяяяяяяяяя!..

Мне дико, бездонно стало…

Я тоже стал что-то вспоминать.

…Мне снилась женщина-лосось в волнах ночного Водопада…

Мне снилась женщина-коза в несметных блеющих стадах, куда уносит и меня моя козья добожья душа, душа, душа…

И я тоже пошел вспять, вспять, вспять, вспять… а кто я был тогда? тогда? тогда?.. аааа…

…Какие-то древние нечеловеческие тайны, тени, голоса окружали, обволакивали нас у ночного костра, у Водопада самоубийц, у тайного подземелья, где таилось бескрайнее Озеро Мертвых, и где плавал заросший козьими, несметными власами сам Шайтан-Диавол зороастрийцев и мусульман… Да! да! да!..

О Боже! Но я еще больше, острей, первобытней, как пахучий зверь, влюблялся в Гулю! в её тайну! в её козьи, ночные ноги! (вот почему она ходила в черных кромешных чулках!)

Да!..

…О Боже! Ты говоришь, что всякому человеку Ты даешь столько горя и испытаний, сколько он может пережить, перенести…

Всякому Ты даешь тот Крест, который может он нести…

О Господь мой! Но не слишком ли велика Чаша страданий, которую Ты опрокинул на девочку эту?..

Страшная гибель отца и матери, военное голодное сиротство, и эти ночные, козьи ноги?..

Не знаю я…

…С той ночи прошел тихий месяц в наших фан-ягнобских осенних горах.

Гуля ушла в безмолвие…

Я целыми днями стоял в водопаде с корзиной-ловушкой.

И странно: не поймал ни одной рыбы…

Форель избегала меня что ли, а ведь я был опытный рыбарь…

А мимо нас бесконечно шли, шли, пылили с далеких высокогорных пастбищ-джайлоо Тянь-Шаня, Оби Хингоу, Заилийского Ала-Тоо, Заравшана густые, несметные стада баранов и коз…