Зеркала и галактики

– Она сбежала из-за тебя.

– Струсила она, вот и все. Побоялась объясняться с тигреро. Он бы пришил ее, гадину.

Я проглотил возмущение. Видать, писателька повинна в чем-то ужасном.

Обогнув версана, я продвинулся вперед, осматривая землю. Вот здесь Лена споткнулась, не удержала равновесие – устоять на ногах в темноте труднее, чем средь бела дня. Шлепнулась со всего размаха: остался отпечаток ладони. Но почему она укатилась с тропы и закувыркалась по склону? Карниз карнизом, однако не настолько же он узок; тем более, что Лена устойчиво держалась на карачках.

Подошел Майк.

– Распутываешь следы, как наш тигреро?

– Да тут не понятно. – Я изложил свои соображения. – Ее как будто сбросили.

– Таких падений мы насмотрелись вдосталь. Грешили на Изабеллу – думали, она людей швыряет… Нет. – Майк покачал головой и печально повторил: – Нет.

– По-твоему, Лена сама вниз полезла?

– Угадал.

До меня дошло.

– За сумкой? Выронила ее и ринулась очертя голову? Глупыха. Во тьме, одна…

– Туда ей и дорога.

– Послушай. – Я взъярился. – Либо придержи язык, либо объясни, чтоб я понял.

– Объяснять буду Элану. После. – Майк снял с плеча веревку. – Поползешь доставать? А я подстрахую.

Он обвязал один конец себе вокруг пояса, затем оплел меня своей веревкой, как паутиной, добросовестно проверив каждый узел. Вынул из кармана сложенный альпеншток, раскрыл его, зафиксировал и тщательно опробовал крепление, затем хлопнул меня по плечу:

– Пошел.

Я двинулся вниз по осыпающемуся склону, а Майк разматывал веревку. Ступал я осмотрительно, не пренебрегая альпенштоком. Он то и дело уходил глубоко в рыхлую землю, а я оскальзывался и съезжал – но каждый раз веревка натягивалась и не давала укатиться. Оставшийся на тропе Майк стоял твердо, как скала; если бы не тело погибшей девушки, к которой я подбирался, лазать с версаном по горам было бы одно удовольствие.

Наконец я спустился. Лена лежала раскинувшись, как будто перед смертью желала обнять погубившую ее Изабеллу, лишь голова была подвернута нелепо, неестественно. Бурая пыль припорошила косы, и они казались древними золотыми украшениями. Зачем она сунулась за проклятой сумкой – такая хрупкая, тоненькая? Ночью, одна. Неужто несчастное барахлишко стоило риска? Мне было горько.

Измазанная сумка валялась метрах в трех ниже по склону. Надо бы достать, раз Лена так к ней стремилась. Я пополз было дальше, но веревка натянулась, не пуская вниз. Майк замахал рукой – давал знак возвращаться. Я тоже замахал, объясняя, зачем лезу. Тогда он вскинул обе руки вверх, потом взялся за веревку и ощутимо дернул: мол, не хватает длины.

Я подосадовал, что версан столь тщательно меня обвязал; иначе, глядишь, я дотянулся бы до сумки. Пришлось вернуться к писательке.

Лена уже закоченела. Наверно, сбежала с Приюта сразу после разборки с Майком, пролежала несколько часов, а ночи здесь стылые. Я поднял ее на плечо и полез наверх. Версан тянул за веревку, помогая взбираться. Отчетливо представилось, как вылезаю на тропу и кладу Лену у его ног: полюбуйся, мол, что натворил.

Не стал я устраивать демонстраций, а просто опустил писательку наземь. «Тамару я тебе не прощу», – сказал Майк ночью в холле; не мое дело соваться к нему и поучать.

Он отвязал от пояса свой конец веревки и в хмуром молчании распутал ту упряжь, которую навязал на мне, затем обернулся к Лене. Лицо кривилось, словно перед Майком лежало нечто омерзительное.

– Ах, Боже мой… Вот еще Эл не знает. – Он шагнул к писательке, однако медлил нагнуться и поднять. – Слушай, Лен, – проговорил версан, глядя в землю. – Она была права: тебе лучше от нас уйти.

– Почему?

– Два демона-сенса рядом – это перебор. Уходи. Иначе Эл тебя прикончит.

– Брось. Ничего он…

– Эл умеет это делать усилием воли. Он – демон. – Майк не стал объяснять, как тигреро добивал подранков; про Урсулу, Тамару и Бориса я узнал позже.

– Ерунда. Элан заглянул ко мне ночью – поговорили по душам, поняли друг друга.

– По душам? – переспросил Майк.

– Ну да. Я себе дрых, а он явился и заставил во сне разговаривать. Расспрашивал о Кэтрин.

– Час от часу не легче. И что сказал?

– Дескать, я не виноват; только и всего.

– Вот черт… – мысли Майка явно были заняты чем-то другим. – Эл, уходи!

– Лен, – поправил я, слегка позабавившись тем, что он начал путать имена. Лучше бы, конечно, нас перепутала Мишель. – Я не для того опрометью за вами несся, чтобы теперь удирать.

Майк грустно покачал головой и спросил:

– Ты никогда прежде не встречал версан?

Я промолчал.

– Все вы, демоны, одинаковы, – вздохнул он. – Черт, как я устал… – Майк встряхнулся. – Шесть человек уже погибли. Ты что – хочешь довести до настоящего убийства?

– Я не трону Элана. И не дам повода ему.

– Послушай меня. Мадам Вийон – не единственная версана на свете; если расстараться, можно сыскать еще. Заткнись! – рявкнул он, стоило мне всего лишь открыть рот. – Возле Мишель уже было две смерти: Слеток и такой же демон, как ты и Эл. С нее довольно. Я не позволю, чтобы началась новая заваруха с тобой, понял? Тем более сейчас, когда… – он осекся.

Я выделил главное: с Мишель довольно. Против этого не попрешь.

Версан вскинул Лену на плечо. Он шагал первым, я – следом, стараясь не смотреть на висящие у Майка за спиной писателькины ноги. Через пару минут он снова заговорил:

– С Приюта уйдем все разом, пока тут тропа не взбесилась – мало ли что… Ты останешься на Двадцать Втором, а мы махнем дальше. Будем потихоньку двигаться к космодрому.

Я хотел спросить, разрешается ли мне их догнать, если однажды набреду на могилу тигреро, но одумался и не стал молоть языком.

– Вряд ли еще что стрясется, – продолжал Майк. – Все, кто мог, погибли, а демоны и версаны живучи как кошки.

– Ты себя успокаиваешь или меня?

Он не ответил. Вскоре мы добрались до Приюта. Когда до площадки оставалось метров двадцать, Майк свернул с тропы, положил писательку в кустах.

– Подождет. Потом зароем.

Меня покоробило, и на минуту я перестал жалеть, что останусь один. А затем опять вспомнилось: «Тамару я тебе не прощу». Бог мой, хоть бы чем-нибудь помочь…

– Давай, сам ее похороню, – предложил я. – А ты иди отдыхать.

Услышав это, Майк обернулся и злыми глазами уставился мне в лицо.

– Значит, ты утверждаешь, что не убивал Кэтрин?

Я опешил.

– Утверждаю.

– А Эл не признался, что уложил ее сам?

– Нет. – Я изумился еще больше. – До такого маразма он не дошел.