Зеркала и галактики

Одно утешало: эдак ни одна собака не признает во мне бежавшего из травенской тюрьмы Ленвара Техаду. Кто бы знал, как я не хотел обратно в Травен – к зыркам, к незабвенному господину Око… Что угодно, лишь бы не общие камеры. Наутро я уже не пытался переубедить Мишель и покорно соглашался с тем, что я Элан Ибис.

А перед глазами упорно вставала сцена, которую я видел на Двадцать Первом Приюте: лежит мертвый Майк, и на груди у него – прильнувшая в последнем объятии Мишель. Я гнал воспоминание прочь, однако оно возвращалось, а в голову лезли всякие мысли. Бог мой, как я боялся! И не зря.

На Двадцать Девятом у Мишель сел голос. Простыла, сказала она, но я-то знал, что к чему. Я молился о том, чтобы Изабелла пощадила мою версану. Тщетно – проклятая планета издевалась над нами как могла.

Мишель все больше походила на Майка. Голос делался ниже, подбородок – тяжелей, грудь – меньше. Обнаружив на Тридцать Втором пробивающуюся у нее на губе черную щетину, я не смог заставить себя к ней прикоснуться.

Наутро я ее не нашел. Забрала с собой вещи – обе сумки, свою и Майка – и пропала.

Я бросился искать. Обежал кругом Приюта, излазил тамошние скалы, звал. Обыскал все трещины, куда она могла свалиться ненароком или с отчаяния кинуться вниз головой. Никаких следов.

Тогда я ринулся на Тридцать Третий, чисто по инерции, потому что на маршруте всегда шли только вперед, оставляя за спиной начинающие беситься Приюты. И здесь никого; и на Тридцать Четвертом тоже. Уже под утро я притащился на Тридцать Пятый, выяснил, что он – последний, дальше один космодром, и повернул обратно.

Не дай Бог, Мишель свернула с тропы и забралась черт знает куда. В горном краю ее и с воздуха не сыщешь, не то что пешком и без собаки. Но в сумке Майка лежал запасной ключ к Приютам, и я надеялся, что Мишель им воспользуется. Она должна быть где-то на маршруте.

Я чувствовал себя кругом виноватым. Мишель видела во мне своего тигреро и любила меня; я же увидел в ней мужика и с брезгливостью оттолкнул. Не сбеги она, дай время освоиться – может, мы бы как-то притерлись… или нет. Такую, я был не в состоянии любить ее, как прежде.

Семь дней я гнался за ней, не чуя под собой ног, покрывая то два, то три дневных перехода зараз. Только бы найти ее живую, только бы она окончательно не лишилась рассудка. Ведь она – Мишель, какой бы ни была теперь с виду.

Я настиг версану на Двадцать Третьем, в двух переходах от могил писательки, Элана и Майка. Я воображал, будто готов к тому, что увижу. Какое! Когда я выметнулся из-за деревьев на площадку перед домом, с крыльца вскочил натуральный Майк Эри. Кабы не кудри до плеч, я в жизни не признал бы Мишель. Она раздалась в плечах, стала крупнее, мощнее. Возмужала, я бы сказал. Заматерела. А на руках и на шее появился густой черный волос, который меня добил.

– Господи… – вымолвила Мишель, а я стоял чурбан чурбаном. – Зачем ты пришел? – У нее подергивалось лицо.

Я точно языка лишился. Умом понимал, что в этой оболочке – несчастная женщина, а глазами видел безобразно раскисшего парня, готового распустить сопли и с воем кинуться мне на шею. Слава Богу, я хотя бы не попятился.

– Зачем ты пришел?!

Голос резанул высокими нотами – но был он не женский. И не было больше моей Мишель, не было сумасшедшей версаны, которую я любил. Передо мной стояло нечто. Ни женщина, ни мужчина – не Мишель, но и не Майк. Эри – вот лучшее имя, которое я нашел.

Я не тигреро, чьей выдержке можно позавидовать; у меня-то по лицу все легко прочитать. Мишель понурилась и побрела вдоль дома, завернула за угол. Было очень тихо. Я прошел к крыльцу, скинул рюкзак. Хотел занести его внутрь, но тут меня словно толкнуло – и я понесся вдогон за Мишель. То есть за Эри.

– Подожди! Стой!

На Двадцать Третьем рядом с домом пропасть – не пропасть, а так, глубокая расселина. Вполне хватает высоты…

Среди деревьев мелькнул стремительный силуэт – от моих воплей версана пустилась бегом.

– Стоя-ать!!! – заорал я. – Мишель, назад!

Она задержалась над самым обрывом. То ли испугалась, то ли одумалась – но когда я вылетел к расселине, Мишель еще стояла на краю. Ее повело вперед, она готова была шагнуть…

Обхватив за пояс, я отбросил ее прочь. Мишель упала, прокатилась по траве и вскочила, но я уже отрезал ее от обрыва. Не давая опомниться, двинулся вперед, с острым желанием навесить пару оплеух. Версана попятилась, оробев перед моей перекошенной мордой.

– Элан, не надо!

Я ей все-таки вмазал – крепко, как врезал бы мужику на ее месте. Мишель схватилась за щеку, наткнулась спиной на ствол дерева, осела на землю. Скорчилась, закрывая голову руками, и заплакала. Я хлопнул ее по плечу, как хлопнул бы Майка, случись с ним такой конфуз; тем и закончились наши разборки.

Мишель не стало. Внешне смирившись, она приняла роль Майка и справлялась с ней, в общем, неплохо. Не хуже, чем я – с ролью Элана. Однако взгляд ее зеленых глаз был полон страдания, Приюты неизменно бесились, и мы опять двигались по тропе к космодрому.

На Тридцать Четвертом нас ожидал пилот космояхты. Увидев распахнутую дверь дома, я поначалу вздумал, будто сам позабыл ее закрыть, когда пробегал в поисках исчезнувшей Мишель, – но тут на крыльцо вывалился встрепанный мужик в форме. И с места в карьер заорал:

– Да вы… ошизели… где… шляетесь…?! – Большую часть слов я сейчас опустил.

А тогда подошел и молча съездил в рыло. Он заткнулся и встал навытяжку. Спросил уже по-человечески:

– Где ваши люди?

От наплыва чувств я съездил ему другой рукой, сгреб за шкирку и поволок в холл, к передатчику.

– А ну свяжись с Кристиной.

Он барахтался, пытаясь вырваться, но я не отпускал, пока не начала расползаться его форменная куртка. Тогда я швырнул пилота в кресло и сам заорал:

– Связь с Кристиной! Ну?!

Тут он угрюмо признался, что уже пробовал выйти на связь с Тридцать Пятого Приюта и с Тридцать Четвертого тоже, но передатчики неисправны, и единственная возможность – его яхта, и поэтому…

– Ну вот и все, – оборвал я. – Нет людей. Похоронили.

Выяснилось, что космический волк пять дней поджидал нас на космодроме: зная, как нелегко бывает оторвать от Изабеллы влюбившихся в нее туристов, он поначалу не тревожился. Однако время шло, группа не объявлялась, и тогда он двинул нам навстречу пехом, чтобы поторопить и выяснить, в чем дело. Вот и выяснил.