Зеркало маркизы

–А с мамой она, как ты сама сказала, говорила коротко и невнятно…

–Твоя правда. Но… зачем ей это?

–Происходят странные вещи, – ответила Анна. – Я пока ничегошеньки не понимаю, но, кажется, вот-вот пойму.

Ленка все же надела шубу, покрутилась в ней перед зеркалом и вдруг как спохватится:

–Слушай, а какими судьбами, собственно, ты сюда попала? Она что, тебя выгнала?

–Да нет… Не она…

Слово за слово, Анна рассказала Ленке всю историю своих злоключений.

–Я все поняла, – кивнула соседка. Шубы она так и не сняла, сидела прямо в ней. Надо было видеть, как выглядела серебристая норка в ободранной кухне «хрущобы». – Вот меня все за дурочку считают, а я ведь далеко не она, дорогая моя.

–Никто тебя не считает дурочкой. И что же ты поняла?

–Вот этот мужик-то… Милан. Не иначе, он сам точил зубы на старушкино наследство. Скажет: ну, я рядом с ней, забочусь тут, и все такое. Она мне и оставит что-нибудь, не обидит. А тут ты являешься. Бабка от тебя без ума. И явно собирается сделать наследницей.

–Ленка, да ну тебя с твоими умозаключениями! Уцепилась за это наследство и твердишь одно, как попугай. Ну с чего бы Муза стала мне завещать что-то? У нее есть внучатая племянница. Та самая, которая меня на эту работу взяла. В поезде-то которую я встретила.

–Ой, ну я тебя умоляю. Ты сама сказала, что бабка ее не жалует. И она, видимо, бабку тоже. Иначе не искала бы ей нянек, а сама б рядом с ней сидела все дни и ночи напролет. В общем, ты мне не мешай развивать мысль. И вот Милан видит, как старуха к тебе привязалась. Она, кстати, тоже не промах. Оборвать тебе все связи, чтобы ты только возле нее сидела и никуда сунуться не могла… Так вот, он понимает, что денежки-то уплывают из рук. И решает тебя сплавить обратно. Причем, оцени его коварство, сплавить в дорогущей шубе, в камушках. Камушки-то настоящие?

–Самые настоящие, – вздохнула Анна.

–А сейчас, пока ты тут норовишь сползти в обморок, твой красавчик вернулся и докладывает старушке, что ты свалила по-тихому.

–Он не мой красавчик, – не к месту запротестовала Анна.

–Эге-ге. Ну-ка, в глаза мне смотри. У тебя с ним что-то было?

–Снимай шубу, – рассердилась Анна. – Смотри, ты уже на рукав вареньем капнула!

–Где? Вот черт. Ну ладно, ладно, снимаю. Когда еще удастся такое поносить. А ты не меняй тему разговора. Было, да?

–Было, – созналась Анна. – Один раз. И это тем более непонятно. Зачем ему ко мне так относиться?

–Ох, ты идеалистка, – сокрушенно вздохнула Ленка. – Зачем, зачем. И удовольствие получил, и от тебя избавился. Анька, ты совсем дурочка, да? У тебя это что, в первый раз?

Анна только усмехнулась.

–Какой первый раз, я тебя умоляю…

Нет-нет, она не станет, не станет вспоминать…

И все же было, ведь было еще что-то, какой-то неучтенный фактор… Анна не могла поверить в этот заговор, слишком уж все надуманно получалось, слишком очевидно, как в книжке. В ироническом детективе, который покупаешь, соблазнившись яркой обложкой, проглатываешь наспех по дороге на работу, да и забываешь через полчаса после того, как перевернул последнюю страницу.

Что-то было еще.

Но у Анны не оставалось сил думать об этом.

…волк побежал к своим братьям и стал кричать…

Ее предупреждали. Вернее, хотели о чем-то предупредить, но она не слушала. О чем шептали голоса, ползущие из стен? Что хотел поведать ей ночной холодок, неуловимая вибрация предметов, поддверный сквозняк?

Она беспокойно провела ночь в своем прежнем жилище. Сочувственное внимание Ленки постепенно стало раздражать. Легла, хотя спать не хотела, – только затем, чтобы соседка тоже легла и угомонилась наконец. Анне чего-то недоставало, но чего или кого? Не Милана же? Скорей уж требовательного голоска хрустального колокольчика Музы. Но тут было только громкое тиканье будильника, под которое Анна погружалась в прошлое.

Прошлое было как вода, как озеро, лесное озеро. На поверхности теплое, в глубине – ледяное. Со дна били ключи. Анна и Марк с наслаждением разулись и опустили ноги в воду. Анна не прочь была поплавать, но оказалась без купального костюма. Марк смеялся и уговаривал ее: он отвернется. Но Анна улыбалась и качала головой. Тогда он разделся сам. А Анна, хотя и отвернулась, все же подсматривала украдкой. У него такие широкие плечи, а позвонки перекатываются под смуглой кожей, как камешки. Вдруг она почувствовала, что краснеет, жар заливал ее лицо и шею. Если Марк сейчас обернется, то поймет, что Анна подглядывала. Но он не оборачивается, а кидается в воду, доплывает брассом до середины и только оттуда машет ей рукой. К тому моменту она уже успевает справиться с собой. И когда Марк выходит из воды (его потемневшие от воды волосы завились в кольца), Анна встречает его спокойной и приветливой улыбкой.

Как и полагается сестре.

А на следующее утро они снова идут в лес, собирать землянику.

И так на протяжении двух недель.

Утро за утром, день за днем они слепо, жадно, до слез влюбляются друг в друга.

–Утро стрелецкой казни, – сказала Ленка, когда темная синева в прямоугольнике окна разжижилась, стала серенькой, как овсяный кисель с больничной кухни. – Что ты думаешь делать?

–Я, знаешь, все же поеду туда. Ну как это – Муза, наверное, с ума сходит. И я даже не представляю, что он ей сказал. А если Муза в милицию заявит? Удрала, скажет, сиделка в норковой шубе и в сапфирах. Слушай, мне бы переодеться во что-нибудь.

–Сейчас подберу тебе. Может, мне тоже поехать?

–Не надо. Просто одолжи денег на такси. Я верну. У меня есть деньги – там.

–Последний раз, когда я одалживала тебе на дорогу, все кончилось не очень хорошо…

Да, тут Ленка права. Не будь той поездки, не встретилась бы Анна с Людмилой Аркадьевной. Не соблазнила бы та ее сладкими обещаниями. Не сманила бы с работы в больнице. Господи, Анна уставала там, и платили ей мало, но ведь там она чувствовала себя нужной и важной, выполняющей настоящее дело. Достойное. Ради которого можно жить.

А в кого она превратилась? В девочку на побегушках? В домашнюю собачку, приносящую тапочки своей хозяйке? И как это могло с ней произойти? Да еще так быстро? Просто не верится.

Она собиралась как можно скорей разделаться с этой неприятной задачей. Анна планировала вернуться к Музе, но только затем, чтобы извиниться и попрощаться. Забрать свои вещи и получить заработанные деньги. Внести плату квартирной хозяйке. Вернуться на работу – если возьмут, конечно. Если Муза и туда не позвонила и не наговорила ерунды про богатую наследницу.

Но как-то так получилось, что Анна добралась до поселка только в сумерках. Расплатилась с мрачным таксистом. Тот сказал:

–Мне ждать?

–Чего? – не поняла Анна.

–Ну, ты же за вещами?

Анна удивилась сначала, но потом подумала, что и не такое повидал пожилой таксист на своем веку, научился делать правильные выводы.

Ворота открыты, гравий тихо хрустит под ногами. Быстро прошла к дому, толкнула тяжелые двери. Вместо мягкого света – темнота. Холодно и промозгло. Отчего-то пахнет плесенью, запустением. Что здесь произошло? Как могло все измениться за сутки лишь? Выключатель не работает, или опять нет электричества. Анна прошла ощупью на кухню. Голос подать не решалась отчего-то, было страшно заговорить в пустом доме. В ящике стола, как она помнила, должны лежать свечи, фонарь. Протянула руку – загрохотало, вляпалась во что-то омерзительное, стоящее на столе. Судя по запаху, давно прокисшее. Открыла ящик, достала фонарик. Яркий луч озарил мрак. Прокисшее, во что вляпалась, оказалось гречневой кашей, осклизлой, подернутой синеватой порослью плесени. Да и миски такой в хозяйстве у Музы сроду не водилось, покореженной алюминиевой миски. Непостижимо…