Зеркало миров
Шрифт:
Впрочем, до петиций Совету высоких лордов "о послаблениях в чрезмерно суровых законах" дело дойти не успело, вмешался сам патриарх. Пожурив излишне горячие головы, которые требовали перемен вплоть до отмены судебных кодексов, кирос Брадан обратился к императору поспособствовать облегчению участи "тех, в ком есть надежда на исправление". Как потом сплетничали по столице, Дайв Первый Блистательный уделил проблеме целых пять минут, после чего вызвал канцлера и потребовал, чтобы тот "немедленно разобрался со всякими глупостями", которые отвлекают правителя от важных государственных дел. Например, подготовки к осеннему балу, удачно совпадающему в этом году с высочайшим пятидесятилетием. Канцлер тоже "по-настоящему" заниматься проблемой не стал: тюрьмы находились в ведении службы "охраняющих покой", а за виконтом Раттреем ходила слава человека злопамятного. Потому решилось всё очень просто - какой-то мелкий чинуша, на которого, в конце концов, всё и спихнули, раскопал замшелый закон, император
Сонная жизнь столицы тянулась до середины ноября, и расшевелить её не смогла даже череда балов Праздника тезоименитства. Но едва последний месяц осени минул свою половину, как высший свет снова стал напоминать растревоженный улей: один из самых влиятельных Домов империи оказался замешан в громком скандале. Начиналось все по мелочи - младший сын главы клана оскорбил по пьяному делу родственницу какого-то провинциала, тот потребовал "ответа чести" и вызвал виновника на судебный поединок. Отец, естественно, выставил вместо недоросля замену - профессионального бретёра. Дворянчика должны были убить, девчонке "сунуть в зубы" грошовое содержание до совершеннолетия или замужества - и "инцидент можно считать исчерпанным". Вот только перед началом боя защитник при свидетелях призвал Единого покарать того, кто берётся отстаивать неправое дело за деньги - и опытнейший дуэлянт случайно напоролся на меч. А свидетели утверждали, мол, все как один ощутили "руку слабейшего, но праведного, что повел кто-то из божьих посланцев".
Незадачливого отпрыска немедленно сослали в самое глухое поместье, наёмные болтуны стали напоминать о заслугах дома Кингасси, честности и благородстве его главы дан Шолто - но сплетни было не остановить. Умные головы усмехались интриге, изрядно запачкавшей имя нынешнего главы "бело-красных", вдвойне: северянина-поединщика ввёл в свет давний конкурент Кингасси лорд Хаттан. А тому его порекомендовал виконт Раттрей, которого Шолто люто ненавидел - семья виконта получила дворянство всего полтора столетия назад, но перед главой канцелярии внутренних дел вынуждено склоняли голову даже Старшие кланы. Пусть они и считали свой род задолго до основания империи.
Потому-то всего через две недели в императорском совете заполыхали непривычные для зимы политические баталии: разъярённый лорд Кингасси добивался удовлетворения петиции южных дворян о снятии ограничений на личные дружины. Надеясь этим изрядно досадить главе "охраняющих покой", который всегда резко выступал против появления в окраинных провинциях мало зависящих от центральной власти солдат. Но едва подпись Дайва Первого появилась под документом, столица содрогнулась от хохота над "домом Кингасси, сплошь состоящим из лопухов и неудачников", снова: после императорского указа, на который лорд потратил изрядное количество сил и денег, благодарить южане пришли Раттрея. Оказалось, тот ещё летом пообещал им помочь "протолкнуть" прошение "своими способами".
Бешенство Шолто, едва он узнал о визите мормэра Леваанна в дом Раттреев, было неописуемо. Те, кто был "в курсе подробностей", с удовольствием смаковали детали, рассказывая, как лорд Кингасси один за другим разгромил кабинет и несколько комнат в загородном особняке, прежде чем сумел хоть чуть-чуть успокоиться. Но способ отомстить, как осуждающе говорили следом, выбран был отвратительный: не думая об остатках и так изрядно попорченной в глазах высшего света репутации, Шолто добился от императорского церемониймейстера того, что имя Фионы Раттрей не попало в список приглашённых на балы Зимнепраздника. Конечно, она могла прийти и вместе с мужем, главе канцелярии внутренних дел именные золочёные картонки присылали регулярно - хотя и знали, что на подобные мероприятия "хранящий покой" никогда не ходит. Вот только пыткой это наверняка будет куда большей, чем всё пропустить: в присутствии Кайра Раттрея люди становились нервными и замкнутыми, а разговоры сразу же умолкали. Слишком хорошо все помнили о провалившемся покушении на Дайва Первого восемь лет назад, и том, чьими стараниями многие из Старших семей больше на столичных балах не появились никогда.
На "недостойное поведение лорда Кингасси" негодовали все, а "бедняжку Фиону" жалели, ведь она очень любила и старалась не пропускать большие праздники. И всегда считалась главной гостьей и украшением любого приёма: когда-то первая красавица столицы, даже сейчас - после тринадцати лет замужества и трёх родов - она оставалась очень эффектной женщиной. А главное - душой любого общества, умной, обаятельной... и восхитительно информированной. Тайны мужа, конечно, из неё вытащить никогда не удавалось, хотя пробовать пытались регулярно. Очередных охотников не останавливало даже то, что за любую попытку выведать что-то опасное для Кайра мстила Фиона не хуже "бдящих в ночи", сполна пользуясь связями и знакомствами, несколько раз добиваясь для особо наглых ссылки на границу. Но и без лишней болтовни она всегда
знала и могла сказать много больше, чем даже большинство лордов и императорских советников.Кайр поспешил в поместье, едва получил списки приглашённых. А когда мажордом сообщил, что "леди изволит быть на зимней веранде", тяжко вздохнул: именно там Фиона любила беседовать о "мелких неприятностях". Значит, уже знает... но рассказать сам он всё же должен. Тяжело вздохнув ещё раз, Кайр отправился извиняться.
Дверь чуть скрипнула, и виконт Раттрей поморщился - в силу профессии он не любил совсем бесшумных дверей, особенно в своём доме... но как сегодня не к месту. Комната была пуста, только на центральном диванчике спиной ко входу сидела женщина, что-то рассматривая в заснеженном саду с другой стороны окон. Волосы Фиона собирать не стала, они широкой чёрной волной стекали по плечам и падали на спинку, словно специально подчёркивая контраст настроения хозяйки со светлым платьем и обивкой дивана. Несколько секунд казалось, что вошедшего не заметили - но потом женщина повернулась и приглашающе показала на кресло рядом с собой. Кайр в ответ только пожал плечами и виновато поплёлся на указанное место. Мысленно укоряя себя за то, что опять от него Фионе неприятности и погубленные праздники.
– Ну что, котик. Будешь каяться?
– в последний момент Фиона пересадила мужа рядом с собой, положила его голову к себе на колени и насмешливо посмотрела сверху.
– Признавайся, шутка над этим напыщенным индюком - твоих рук дело?
– Нет... То есть не совсем, - смешался Кайр пор пристальным взором жены.
– Начало и в самом деле заварилось случайно, а дальше просто грех было не воспользоваться ситуацией...
– Рассказывай, - вкрадчиво прозвучало в ответ.
– Рассказывай и зарабатывай себе прощение. Секретные подробности можешь опустить, моей головке они не к чему. Но остальное целиком. И начни с этого дуэлянта, с мастера Ивара. Предупреждаю - мне известно не больше, чем остальным в столице. Только то, что он приехал откуда-то из северных королевств и принадлежит к одной из Старых семей.
– Стыдно сказать, оказалось, я и сам знаю не намного больше. Я вызвал его в столицу, когда мне понадобился знаток эрда: не тех упрощённых диалектов, которым модно учить отпрысков, а старого написания. Трактат эпохи первого южного нашествия. Где-то через месяц про него услышал лорд Хаттан, который пригласил Ивара преподавать эрд для своего сына. Сейчас я почти уверен, что услышал Малколм про столь редкого в столице специалиста не случайно. Дальше я даже не знаю, на кого именно был нацелен удар: в Саунаварской резне десять лет назад отметились оба. Без поддержки Шолто узурпатор трона Зимногорья не смог бы раздавить несогласных, а Франган там же как раз начинал свою карьеру исполнителя "деликатных" дел при западных лордах, особенно при клане Кингасси. Дальше... жалко было упускать случай протолкнуть эту злосчастную петицию. Бехан просит с ней помочь уже больше года, не хочет лишний раз пользоваться канцлерскими полномочиями в обход совета.
– Хорошо котик. Считаем, первую половину прощения ты заработал. Теперь насчёт второй...
– увидев, что Кайр напрягся, Фиона усмехнулась - ох уж эти мужчины! Иногда до безобразия умные, а иногда - сущие дети. Особенно рядом с любимой женщиной. Ну да, ей нравятся все эти праздники. И до сих пор она поддерживает на людях часть образа той наивной самовлюблённой девочки, какой была до замужества - девочки, для которой смыслом жизни было удивить свет новым платьем на очередном императорском приёме. Вот только она давно уже вышла из детства и поняла, что куда важнее и интереснее быть опорой своего мужа: не безмолвной забитой тенью - а равной. И потому способной принимать не только не только его любовь и заботу, но и его трудности, его дело.
– Ну их, эти императорские приёмы... если ты все Зимнепрадники проведёшь с нами. Это не обсуждается, а то с твоей работой дети скоро забудут, как выглядит их отец.
И, не давая опомниться, подхватила мужа за руку и потащила в сторону детской половины особняка.
Шаг шестой. Лица и маски
Утро вышло отвратительным: мало того, что Харелт проспал (вот не надо было вчера так отмечать поступление приятеля в турнейгскую военную академию), и "дядька"[1]
разбудил его словно десятилетнего пацана. То есть ведром воды и толчком с кровати на пол. После чего в полуголом и мокром виде отправил во двор делать утренний комплекс упражнений. Хорошо июль на дворе, со старого легионера сталось бы погнать и зимой. Так следом изволила нанести визит двоюродная сестра, дура набитая. И самым кошмарным оказалось, что Уна зашла обрадовать - теперь собирается бывать у Хаттанов гораздо чаще, мама решила "дать дочке подобающее образование" и "запихнула" девушку в какой-то столичный пансион. От мысленного зрелища, как эта пухлая клуша будет дважды в неделю донимать его разговорами о нарядах, женихах и пересказом дурацких сплетен, Харелту стало нехорошо. И захотелось вслед за Булли записаться в Академию, в Легион, ещё хоть куда-нибудь - лишь бы найти повод появляться в городе раз в месяц и в тот день, когда никого постороннего дома точно нет.