Зеркало вод

Перевод Н. Дубининой.

Репетиция*

Однажды утром Жак Бодуэн получил телеграмму с известием, что его отец при смерти. Он пошел к мистеру Ван Морисону, владельцу фирмы, где служил, чтобы попросить отпуск.

— Надеюсь, это всего только ложная тревога, — сказал мистер Ван Морисон.

— Нет, я знаю, отец — человек конченый. Полгода назад ему уже делали операцию желудка.

Жак Бодуэн с удивлением обнаружил, что голос у него дрожит, тогда как он вовсе не испытывает боли. Он досадовал на себя за волнение и нерешительность, создававшие у собеседника ложное впечатление, будто он переживает горе. Видимо, сказывалось еще и то, что он с трудом подбирал английские слова. Однако позднее у него закралось сомнение: а что, если он и в самом деле испытывает боль, хотя и не отдает себе в этом отчета? Да нет, это и нелогично, и на него не похоже. Как только он вышел из кабинета мистера Ван Морисона, его сразу же поглотили мысли о предстоящем путешествии.

Он выехал из Ковентри ночным поездом. В Лондоне пересел в самолет, доставивший его в Париж, где он все утро шатался от площади Оперы и Больших бульваров до Сен-Жермен-де-Пре. Уже в одном этом слове — «Париж» — таится очарование. Однако, пробыв тут несколько часов, довольно скоро начинаешь понимать, что остался как бы вне этого города, такой же чужой, как турист, попавший в путы проспектов и площадей, носящих звучные названия, и невольно пытаешься зацепиться за что-то взглядом — хотя бы за самые что ни на есть обыкновенные витрины. Он вернулся к аэровокзалу, где оставил чемодан, и, спустившись в метро, отправился на вокзал. Он успел лишь схватить сандвич в буфете, до отказа забитом людьми, которые раздраженно толкали друг друга локтями, задыхаясь от запаха горячего кофе и пива.

В Лион он прибыл к ужину. Надо было еще убить несколько часов, ожидая пересадки на поезд, который увезет его в городишко, затерявшийся в горах Юры, где отец его прожил свои последние годы. Оставив чемодан в камере хранения, Жак Бодуэн зашел в ближайшую пивную — напротив вокзала Перраш. Стараясь как-то отвлечься, он стал наблюдать за посетителями, но ему не повезло — ничего занятного он не увидел. Пока он ужинал, стало темно; Жаку надоело сидеть в скучной пивной, и он решил пройтись. Он любил ночные города. Город постигаешь лучше, если знакомишься с ним в ночной тиши: в такие минуты кажется, будто он принадлежит тебе, и больше никому. Обычно, миновав торговые улицы со слепыми глазами витрин, долго кружишь среди нескончаемых кварталов, застроенных особняками, пока не попадешь в центр, где расположены конторы и учреждения. И при этом настойчиво стараешься понять его суть, разобраться в планировке. Наш брат-горожанин обладает каким-то звериным чутьем, особым инстинктом, помогающим ему ориентироваться в незнакомом городе. Когда идешь по ночному городу, походка невольно становится пружинистой, кошачьей, а на проспекте, похожем на длинное ущелье, шаги звучат торжественно-чеканно. После долгих ночных блужданий, когда то и дело приходилось сворачивать за угол, Жак, сбившись с пути и пытаясь выбраться из лабиринта, без конца возвращался на одно и то же место. И ему снова встречались неизменные островки жизни: две-три слабо освещенные привокзальные улочки, где было несколько подозрительных кафе, тут проститутки поджидали клиентов у окон, а на углу непременно встретишь женщину, готовую подцепить тебя на ходу. Он шагал, зная наперед, что закончит свой путь именно здесь.

В ту ночь он искал, этот квартал. Проститутки стояли, как часовые, расставленные по углам безлюдных улиц, они бросали ему пароль. Он спросил себя, а что думал о проститутках его отец. Они никогда не говорили об этом, но Жак был уверен, что господин Бодуэн представлял себе заведения, где они принимали клиентов, очень веселыми: шумные бордели, куда можно заглянуть вечерком с подвыпившими приятелями, прозрачные пеньюары не скрывают пышных форм, все так и манит тебя легко забыться. Эта картина не имела ничего общего с ночными призраками — образами одиночества и нужды, которые Жак по обыкновению искал в пустыне ночи.

Несколько раз Жаку встречалась маленькая женщина неопределенного возраста. Держа в руке сумку, она мягко ступала, почти не отрывая ног, по краю тротуара и, похоже, старалась держаться подальше от подъездов. Час был поздний, и на улице, кроме них двоих, не было ни души. После третьей или четвертой встречи она подошла к Жаку, словно решилась наконец заговорить с ним:

— Мсье…

Молодой человек остановился.

— Добрый вечер…

— Добрый вечер.

— Гуляете?

— Да. Жду поезда.

— Вы приезжий?

— Да.

Он рассказал ей, что приехал из Англии и что направляется в Юру, но не объяснил зачем.

— Юра? Как же, знаю, — сказала она. — Реки там очень красивые.

Она опасливо посмотрела направо, потом налево.

— Что вы смотрите? — спросил Жак.

— За мной гоняются проститутки. Они не любят, когда я прихожу сюда. Но это ничего, я знаю одно местечко. Нужно только толкнуть дверь, которая ведет во двор. Мы можем пойти туда. Там никто не помешает.

— Во двор?

— Да, пошли, это близко. Пошли, все будет хорошо, уверяю вас.

Жак проклинал себя за непростительную глупость: только теперь он сообразил, что это проститутка самого что ни на есть низкого разряда, у нее нет даже места в отеле, и потому она вынуждена водить своих клиентов во дворы, на пустыри и в подъезды. А он-то поначалу принял ее за бродяжку, ведь невозможно было даже представить себе, чтобы это тело могло еще приносить какой-то заработок. Заметив, что он примолк, она спросила:

— Что вам угодно? Хотите, я буду вас ласкать?

— Нет, — ответил Жак. — Мне ничего от вас не нужно. Я прощаюсь. Спокойной ночи.

Женщина-невеличка сделала движение, словно собираясь уйти, но лишь повернулась кругом и вновь осталась на прежнем месте. Все это выглядело довольно комично. И тут Жак вдруг заметил, что она плачет. С изумлением глядя на исказившееся, мокрое от слез лицо женщины, он спросил, что с ней.

— Нехорошо заставлять меня попусту терять время. Вам доставляет удовольствие измываться надо мной, а я так устала.

Молодой человек почувствовал угрызения совести. Он вдруг почему-то вспомнил наивную картинку-иллюстрацию к старому изданию «Отверженных» (подарок бабушки с дедушкой по отцовской линии), в детстве он любил листать эту книгу. На картинке изображен эпизод: буржуа по имени господин Баматабуа опускает за шиворот маленькой Фантине снежок. Жак сказал женщине, что у него и в мыслях не было смеяться над ней, а если она надеялась заработать, он даст ей денег и так. Он достал из бумажника деньги и сунул ей в руку. Проверив, какого достоинства купюра, женщина спрятала деньги в карман пальто. Однако она все еще не могла успокоиться и продолжала рыдать. Молодой человек, желая избежать слов благодарности, произнес:

— Мне ничего от вас не надо, я понимаю, вам очень нужны деньги.

— Теперь я смогу вернуться домой и отдохнуть. Я едва держусь на ногах.

— А вам есть куда идти?

— Да, я снимаю комнату.

— Далеко?

— На холме Круа-Рус.

— Если хотите, я провожу вас немножко.

Они двинулись в путь. Маленькая женщина семенила рядом с Жаком, который шел медленным широким шагом. Она болтала, постепенно приоткрывая завесу над тем, Чем была ее жизнь:

— Я выхожу из дому утром. Надо добыть еду. Никогда не знаешь, удастся ли к вечеру заработать немного денег… Я постоянно дрожу от страха, что у меня отнимут комнату и я лишусь своего угла. Однажды уже был такой случай — мои вещи выбросили на улицу.