Zевс

– Будешь посредником?

– А ты же говорил, у вас там все это как-то начинает применяться?

Под «всем этим» Леха имел в виду разработки Кирилла.

– Да какой там, – Кирилл махнул рукой. – Ничего не будет… Ты что, не знаешь, что будет? Даже если каким-то чудом запустятся… Базы-то нет! Силовые установки будут делать три года вместо одного, окажется, что стоимость их возросла втрое, и так далее, и так во всем… Все будут капать на мозги, газеты будут капать… А через три года придет какой-нибудь новый хмырь в правительство и скажет: проект тупиковый, много критики, бешеный перерасход, закрываем и делаем другой. Так ведь и бывает.

Леха слушал это с возрастающим раздражением, как ни странно. Хотя сам же летом смеялся: мол, ерунда все это, бросай. Но то, как легко Кирилл перешел от фанатической любви к проекту к горькой иронии, почему-то не нравилось: сдался без боя, что ли?..

– А может, тогда и правда – звоним?

– Куда?

– Ну этому твоему французу…

– Да ну, с ума сошел.

– А что, слабо хоть что-то реальное сделать? А то только сидеть-звездеть…

Но Кирилл уже спал – валялся, как вырубленный герой боевика, частью на полу, частью на кровати, а головой на столике рядом с телефоном.

Это случилось и в Сен-Тропе.

Ночь на чужой кровати была утомительна, можно сказать – Леша почти и не спал. Окончательно продрав глаза ранним утром, он ворочался, лежал, слушая, как где-то за окнами шумит море, шумит кофемашина и эмоционально говорят на итальянском.

Как долго прилично будет выждать? А что потом?.. А если голубки проспят завтрак, и придется здесь торчать полдня?.. В Леше поднималось раздражение. В конце концов!.. И телефон разрядился. И зарядка там. И вообще!.. Это же было сделано демонстративно – для него. Наверняка! Бывшая девушка… Решила отомстить… Бабы дуры, конечно. Она думает, его это заденет. Или Кир решил его уесть, таким образом… Да в любом случае – по барабану. Пусть видят, что его это не волнует. А волнует только зарядка для телефона. Да. Мрачно, не оборачиваясь, Леха оделся, зашагал по побледневшему в свете дня коридору, раздумывая: что бы сказать голубкам, ворвавшись в комнату. (В свою комнату!) Как-то едко пошутить?.. Не успев додумать – как именно, и даже не постучав (так!), Леха отпер дверь своею карточкой, а распахнув не обнаружил никого. Смятая кровать, раскрытое окно. Ветер прибоя. Дышал полной грудью натяжной потолок.

Шумела вода. Кир на мгновение выглянул из душа, прикрывшись полотенцем, и как-то совсем уж бесцветно, безо всякой интонации сказал:

– А, это ты…

Вот тоже. Застрял там. Ни зубы не почистить, наконец, ничего. Леша растерянно прошелся по комнате, заглянул в мусорную корзину; высунулся в окно. На богато увитых зеленью террасах (это тоже отель?) пожилая пара готовилась к раннему завтраку. Она покуривала в плетеном кресле, как-то легко, невсерьез. Он нес тарелки. Идиллия. Счастье.

Смятая кровать. Ну, посмотрим, не оставила ли его бывшая каких-нибудь трусиков. «На память», ха.

Кир, впрочем, вскоре вышел. Взлохмаченный, как проигравший военачальник, он шел, не глядя никуда, будто на автопилоте. Отрешенный вид. За сонливостью (он всем своим видом буквально кричал: хочу наконец спать и ни о чем не думать!!!) явно проглядывала полная растерянность. Не реагируя ни на что, как зомби, улегся в кровать. В остывшее, мля, ложе любви.

А впрочем, Кирилла отчего-то стало почти жалко. Как только он появился из ванной, по одному его взгляду стало понятно, что он-то точно не был инициатором того, что здесь произошло. Это точно был не его план. Если и план, то не его.

– Ну, герой, как прошло со Светой? – Леша обернулся от окна, почти бравурно. Нет-нет, он совсем не уязвлен. – Было что-нибудь?

Кирилл неопределенно пожал плечами. Это можно было понять: ну естественно.

Леха подумал долю секунды и добавил еще, с цинизмом, с почти истеричным смешком:

– Она все так же страстна?

– Не помню, – сказал Кирилл и мгновенно заснул, по крайней мере, больше не отвечал на вопросы.

Что оставалось делать? – только пойти купаться в море, несмотря на строгие запреты Литовченко! – и Леха полез в дорожную сумку в поисках таких трусов, которые хотя бы издали сойдут за плавки…

А как чинно, «правильно» (тьфу) все начиналось. С первого же дня эти двое – Кир и Света – как будто пытались перещеголять друг друга своим семейным благополучием. Каждый из них… хотя, впрочем, Кириллу ведь это вообще свойственно. Перещеголять. Едва выйдя из минивена на парижскую улицу, он напустил на себя такой вид – помесь аристократизма и небрежного самолюбования, – будто он бывает в европейских столицах через день. И злобный Леша едва удержался от совета – прикусить длинный мундштук, как в «Завтраке у Тиффани». С Олегом Кир… мерялся мундштуками – в этом европейском шике, брендах, топонимах и черт знает еще в чем. Со Светой – в другом повороте темы «Все у меня лучше всех». С оттенком спокойной гордости, звучали серьезные разговоры – вполголоса, не для непосвященных – о том, например, как протекает беременность Яны, у каких врачей она наблюдается, что им надо купить, что сделать…

То, что всегда лежит в подтексте этих петушиных выхаживаний друг перед другом – мужчины и женщины – с преувеличенным «Все у меня лучше всех». Давно знакомых мужчины и женщины. Мужчины и женщины, которые не виделись много лет.

А может быть: мужчины, женщины и еще одного мужчины. Потому что это – со стороны Светы – могло адресоваться и Леше.

Все у меня лучше всех!!! – кричала Света, когда говорила:

– Мне надо посмотреть нетбук для мужа (она упорно называла нынешнего бойфренда «мужем»), он дал адрес салона, сказал, что здесь дешевле…

И они втроем, потому что Леша был в этом чертовом городе безъязычным инвалидом и, проклиная все, тащился тоже, ехали в «Le Forum des Halles», который оказывался обычным торгушником – подземным, с узенькими эскалаторами и солнцем за постаревшим пластиком, ничем не отличавшимся от какого-нибудь молла на заштатной станции Московского метро… А впрочем, отличавшимся, но в худшую сторону. Это уже потом Литовченко, услышав, воодушевится и скажет, что это и есть то самое – чрево Парижа.

Связанные одной цепью. Никак не могли разлепиться…

Или кричал Кирилл, а на самом деле говорил:

– Надо бы привезти Яне хорошие духи, а я не разбираюсь и запахов не чувствую…

И Света воодушевленно помогала. Снимала крышечки с флаконов, нюхала. Брызгала на бумажные полоски. Брызгала на запястье. Нюхала немолотый кофе. (Кирилл нюхал ее запястье. Еще тогда следовало насторожиться.)

– Лично мне нравится «Шанель». Немножко пахнет… мочалкой лыковой мокрой!

Теперь же все переменилось. Леша чутко улавливал новые оттенки. Все они слегка опустошенно разгуливали по знойному Сен-Тропе, не очень понимая, что здесь вообще можно купить – и себе, и на подарок. Торговых центров тут не было; бутики стояли монументально-дорогие, в тяжеловесной роскоши каких-то кованых дверей, пустые, и даже не пытались бороться за покупателя – отступали куда-то в дремотную тень. Приморские лавочки?.. Все странное, бесполезное: эфирные масла лаванды или мака с наивным, и по шрифту, призывом вспоминать Прованс… Какие-то платочки – что подчеркнула Света – неизвестного состава – шелк ли, не шелк…

– Моя жена любит божьих коровок, – задумчиво, и теперь уже точно сам себе, сказал Кирилл, разминая в руках один из платков, густо населенный коровками.

– Я тоже их люблю! – как бы заметила Света, а как бы и с обидой.

«Ага!» – подумал Леша, который, прячась под завесой из платков (кричащий избыток крашеной материи, как перед зданием ООН), тайно скупал магнитики – друзьям в Казань и московским коллегам по точке… А то и – бесхитростно – в Останкино.

Или так. Кирилл внезапно поссорился с Яной. Может, не поссорился, а просто какая-то неприятность случилась, ведь не скажет (потом рассказал: он увидел, что Яна удалила страницу «ВКонтакте», и испугался, что что-то случилось). Во всяком случае, помрачнел и безотрывно перекидывался эсэмэсками, не поднимая глаз, передоверив себя друзьям на светофорах. Так Света почему-то помрачнела тоже. Ходила за ним, насупленная, поникшая… «Ага», – подумал Леша.