Жадность

В принципе Артур и сам не имел ничего против того, чтобы нажиться за счет недополучения банком прибыли. Но, глядя на раскормленные рожи своих сослуживцев, он просто бесился при мысли, что они ходят в банк, чтобы просто украсть и пожрать в столовой. Васканян всегда действовал по принципу: каждый должен получить свой кусок пропорционально способностям и затраченным усилиям, и при этом откровенно ограбленных быть не должно. Но эта публика именно таким грабежом своего работодателя и занималась: выдавала за взятки заведомо невозвратные кредиты, кредитовала (также, разумеется, безвозвратно) свои подставные фирмы и фирмы своих знакомых, неоправданно снижала процентные ставки, пролонгировала сроки договоров, принимала неликвидные залоги, пассивно преследовала неисправных плательщиков, закрывала глаза на недостоверную информацию о заемщиках. Доходило до анекдотов, когда, например, некому буржуину, имевшему в банке депозит, выдавали кредит, он его не возвращал, но проценты по депозиту исправно снимал, а банку в погашение какой-то мизерной части долга передавал непригодное к употреблению имущество. При этом служба безопасности гордо рапортовала, что вот-вот его поймает и прижмет. Рука мыла руку. Так было почти во всех банках, уж больно лакомый кусок – кредиты. Однако «Лавина» явно была бы на очень высоких позициях в рейтинге беспредела, существуй такой рейтинг.

Жаловал этот народец и другие куски. Зная, что обед начинается в час, они еще с одиннадцати засылали гонцов посмотреть: «не накрывают ли еще». Дорвавшись до бесплатной кормежки, они, словно бомжи, набивали себе брюхо до икоты, до отрыжки, до изнеможения. Сметалось все выставленное на стол, сочетаться в их животах могли одновременно самые несовместимые блюда. Все уничтожалось до последней крошки. Некоторые умудрялись даже прилюдно вытирать тарелки куском хлеба, чем облегчали поварам мытье посуды. Добавки к пяти блюдам в «Лавине» предусмотрено не было, что очень расстраивало.

Сотрудники других подразделений обедали очень просто: десять-пятнадцать минут, в темпе, умудряясь решать за столом еще какие-то вопросы. Кредитное управление жрало в молчании в течение минимум получаса. При всем при этом кредитные чиновники не только никогда не поздравляли поваров и официанток с днями рождения или просто праздниками, но и не знали их по именам.

Набив желудки до такого состояния, когда встать из-за стола без посторонней помощи трудно, они доползали до рабочих кресел и бросали на них свои огромные зады. При этом каждый не уставал повторять изо дня в день, что «обед нынче неважный», что у них болит пузо и больше в этой тошниловке они есть не будут и поставят соответствующий вопрос перед руководством.

Вечерком они закупали водочки и неизменно надирались, обильно закусывая докупленными мальчишкой-курьером в ближайшем гастрономе деликатесами. Причем мальчик предоставлял кассовые чеки, и даже находились желающие сложить на калькуляторе цифры и сверить наличие продуктов, дабы проверить, не присвоил ли парень чего. Только разве контрольные весы не завели. За этой трапезой кредитчики были говорливее, и будь у кого желание записать несколько таких бесед на диктофон и положить запись на стол Боброва, можно было бы смело сразу отправлять этих ребят за решетку.

Но президент, очевидно, обо всем знал и никак не реагировал, ибо тоже «пощипывал» на этом участке, а ответственность за невозврат «своих» кредитов перекладывал на этих чиновников, которые с готовностью облачались в вериги, посыпали склоненные в покаянии головы пеплом и самобичевались. Аппетит, правда, даже в такие дни у них не портился.

Что самое смешное – они вполне серьезно рассуждали о том, что банк плохо организован, нет управленческой идеи, менеджерам среднего звена мало делегируют полномочий. Высших чинов банка они критиковали активно, но как-то очень безболезненно для последних. Да и кто будет поносить людей, создавших райские условия для такого содома, каким было кредитное управление.

Панически они боялись только одного человека – вице-президента Белецкого. Белецкий давно и старательно подбирался к контролю за кредитным управлением, поскольку это была единственная неподвластная ему сфера, занятая размещением банковских денег. Все остальное, что зарабатывало, подчинялось только ему. Белецкий был крутым профессионалом банковского дела и до прихода в «Лавину» успешно сам руководил двумя банками поменьше. Он обладал качествами диктатора, на персонал смотрел как на средство производства, платил мало и выжимал из подчиненных максимум. Возвышались и карьерно, и материально только люди, выдерживавшие бешеный ритм, сумасшедшие нагрузки и сносившие хамское обращение. Нельзя сказать, что методы Белецкого были сверхэффективны, но воровство среднего и нижнего звена при нем не процветало.

Понятно, что всю кредитную братию трудоголик Белецкий разогнал бы в течение получаса. И воровать при нем возможности не было бы. По мере того как процент проблемных кредитов рос, перспектива появления Белецкого становилась все более отчетливой и неотвратимой. Кредитчиков пугали Белецким, Белецкого дразнили обещаниями переподчинить ему кредиты.

В какой-то момент от кредитного управления все чаще стали требовать предоставления отчетности, несколько раз внепланово приходили аудиторы. Кредитчики запаниковали. Прекратить воровать они, конечно, могли. На время. Но научиться работать профессионально – уже точно нет. Читать балансы, разбираться в финансовых отчетах, правильно оценивать залоги, применять современную методику оценки рисков, грамотно составлять график проверки заемщиков – все это ими никогда не делалось. И учиться было поздно. А просто свернуть деятельность в глазах Белецкого и иже с ним означало бы фактически расписаться в своем поражении.

На кого-то надо было делать ставку. И вот на одной из вечерних посиделок, не сопровождаемой на сей раз алкогольными возлияниями, собрались семь-восемь кредитных аксакалов и стали думать превеликую думу, как от супостата Белецкого спасаться. Все дружно признались в своей неспособности противостоять ему, а потому необходимо найти козла отпущения, дать ему возможность начать воплощать какую-то реальную кредитную политику, в случае удачи приписать успехи себе, а неудачи – свалить на него. И все сошлись на кандидатуре Васканяна. Молод, грамотен, удачлив. За это они его терпеть не могли, а потому не боялись подставить. Вполне сойдет за молодого реформатора, которому кредитное управление поверило, за которым оно пошло, а он… Там будет видно.

7

Но вес у Васканяна был слишком невелик. Поэтому для начала решили его приподнять на должностной лестнице. Начальника залогового отдела выгнали за старые грехи, о которых он и думать уже забыл. И сами же порекомендовали Артура на эту должность, о чем ему и сообщили. Каждый из тяжеловесов кредитной службы не преминул приписать заслугу лично себе.

Через некоторое время Васканяна вызвал начальник управления, пожилой, умудренный опытом человек, который очень много «откатил» себе на старте банковской деятельности, а теперь всерьез заботился о безупречности репутации.

– Артур Николаевич! – твердо и торжественно начал начальник. – У меня для вас две новости: хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что все управление по достоинству оценило вашу энергию и находчивость. Плохая же состоит в том, что благодаря этим качествам на вас решено взвалить разработку проекта реформирования кредитной деятельности.

В прошлом начальник кредитного управления был заместителем секретаря комитета комсомола по идеологии крупного советского металлургического комбината. Поэтому «звонил» он всегда складно, а реальные проблемы умел прятать за, казалось бы, безобидными формулировками. «Реформирование» в данном случае означало: нам каюк, парень, и тебе вместе с нами; вытаскивай как знаешь. Все это Васканян понял. И сразу же согласился. Ибо Белецкий был и ему несимпатичен. Лучше жить с ворами, чем с этим гестаповцем. Между прочим, тогда в России подобное мнение распространялось на всю общественную жизнь. К суровым нравам потянуло позднее.

Высокое доверие Артур оправдал, и большого труда это ему не составило. «Реформирование» свелось к нескольким простым действиям. Вести себя потише. Перестать пить на работе. Перестать выдавать совсем уж необеспеченные кредиты. Начать гонять простых неисправных должников и хотя бы «совестить» привилегированных. Заодно внятно прописать и упростить технологию рассмотрения кредитных заявок.

И уже три месяца спустя начальник кредитного управления гордо доложил правлению об успехах. Процесс вышибания старых забытых долгов пошел живее: отобрано у недоимщиков почти два миллиарда рублей. Процент проблемных кредитов упал до показателя двадцать пять процентов против тридцати. Аудиторы оценили степень ликвидности залогов как «ниже средней» (против «неудовлетворительной» по результатам предыдущей проверки). Все достижения, само собой, начальник приписал себе и своей старой гвардии.