Жадность
Шрифт:
Вице-президент по юридическим вопросам Раппопорт. Уникальная личность. Не то что реального юридического образования не имеет, даже самый плохонький диплом себе не купил. На вопрос, почему именно он отвечает в банке за юриспруденцию, Раппопорт скромно отвечает: так жизнь сложилась. А жизнь его вполне удачно складывалась в трехэтажном коттедже по Рублевскому шоссе и в «Мерседесе-500». Средства у Раппопорта появлялись от «решения вопросов» с судами и «сданных» процессуальным оппонентам верных дел. Юридическая служба в «Лавине» была сильна… ни в чем. Раппопорт специально таких себе орлов и подбирал. Сам неуч и любил неучей. За исключением одного своего заместителя, который успешно справлялся с той работой, которую ну никак нельзя было провалить. Но то был не конкурент, ибо имел репутацию совершеннейшего шизоида.
И наконец, соплеменник, первый вице-президент Аванесов. Даром что армянин, но Васканяна невзлюбил искренне и сразу. За недостаточное чинопочитание и шутливые разговорчики о засилии армян в правлении. Комплекс лица кавказской национальности. В свое время Аванесова так тормозили из-за «пятого пункта» в продвижении по административной лестнице, что он до сих пор вздрагивает при упоминании о своей принадлежности к сынам седого Арарата. Он даже болел за ЦСКА в советские времена, а не за ереванскую команду. Армянский коньяк в рот не брал. Он уже начал было забывать о своих опасениях. А тут еще один «вице» той же породы, к тому же не в меру разговорчивый. Будет против. 7:4.
В целом неплохой расклад. Минимум шесть голосов «за» проект получит, в том числе голос президента. Пока неизвестно, правда, чего потребуют от него взамен. Едва ли больше, чем он сможет дать.
14
Заседание было назначено на 14:00. Время тянулось мучительно медленно. Артур устал ходить из угла в угол и забросил попытки занять мозги другими мыслями. Следовало, наверное, в последний раз пробежать глазами текст своего выступления, но старый студенческий принцип «перед смертью не надышишься» четко срабатывал тормозом.
Кое-как Артур дотянул до обеда. Имея вице-президентскую прерогативу приема пищи в собственном кабинете, он предпочитал общий зал. Вот и сегодня он спустился в столовую и обнаружил, что она, как всегда, оккупирована бывшими соратниками по кредитному управлению. Завидев его, они немедленно освободили место и пригласили присоединиться к «своим». Артуру пришлось в течение тридцати минут выслушивать звуки мощной работы челюстей.
Есть ему не хотелось. С трудом он заставил себя проглотить пять ложек рассольника, полкотлеты и три глотка компота. К салату из морской капусты и засохшему пирожному Васканян даже не притронулся. Смущенная таким пренебрежением к еде со стороны вице-президента официантка подошла к нему и тихо спросила, не хочет ли он чего-нибудь другого.
– Хочу, – неожиданно для самого себя согласился Васканян. – Банку кока-колы и кусочек торта «Шоколадница».
Официантка кивнула и поинтересовалась, подать здесь или к нему в кабинет. Кредитники захихикали, истолковав ее последнее предложение превратно. Артур сказал, что заберет торт и колу с собой, и пожелал всем приятного аппетита. Удобно расположившись в своем кресле, он включил приемник и настроился на первую попавшуюся волну, даже не вслушиваясь.
– Артур Николаевич! – Он не заметил, как в кабинет вошла его секретарь Женя, высокая крупная рыжая девушка с некрасивым веснушчатым лицом, зато красивыми зелеными глазами. – Звонили из приемной Боброва: заседание переносится на полчаса в связи с приездом к нему итальянцев, они пытаются наладить финансирование создания центра техобслуживания грузовиков «Ивеко» в Москве.
Артур удовлетворенно посмотрел на девушку. Он ни секунды не сомневался, что секретарь Боброва всего лишь сообщила о переносе заседания, но дотошная и настырная Женя по привычке вытянула из нее всю информацию, хотя заведомо знала, что причина переноса вряд ли заинтересует ее шефа. Когда он проводил с ней собеседование несколько месяцев назад, среди прочих она выгодно отличалась четкой дикцией, умением, не сбиваясь, излагать самые сложные мысли и всегда заканчивать фразы. В ее речи отсутствовали слова-паразиты типа «вот», «так», «ну» и другие, она не терялась и не позволяла повисать паузам. На фоне многочисленных красавиц-претенденток, старавшихся продать только свою внешность и знание иностранных языков, Евгения смотрелась рабочей лошадью, что и было нужно Артуру.
– Что
еще хорошего?– Ничего плохого или срочного.
Повернулась и вышла. Идеальный секретарь. Интересно, сколько можно будет ей прибавить по истечении полугода ее пребывания в должности. До этого момента в «Лавине» о прибавках говорить нельзя, если тебя, конечно, не повысили. Исключение составлял только сам Артур, получивший прибавку после аферы с сантехникой. Разумеется, можно доплачивать ей из своего кармана, но это принципиально неверно по нравственным соображениям. И, подумав так, Васканян с удовлетворением почувствовал себя кондовым управленцем, напитанным корпоративным духом…
15
Зал, где обычно проходили заседания органов управления «Лавины», был удивительно безыскусно обставлен: голые серые стены, выцветший зеленый ковролин, огромный четырехугольный стол на двадцать персон с соответствующим количеством стульев, наглухо задернутые коричневые шторы на окнах – и все. Более ни единого предмета. Все в расчете на то, чтобы участники общих собраний акционеров, советов директоров и правлений не отвлекались на посторонние вещи и старались поменьше говорить, чтобы поскорее вырваться из этой скучной атмосферы и убогого интерьера. Вероятно, красивых женщин ни в один из органов управления не допустили по той же причине: чтобы на них нельзя было отвлечься. Но все равно находились умельцы, ухитрявшиеся занять себя созерцанием рисунков на чужих галстуках…
Бобров вошел в зал, когда все остальные члены правления уже расселись и вели оживленную беседу, разбившись на группы по интересам.
– Все собрались? – Бобров с шумом бухнулся в свое кресло. – Тогда давайте начинать, раз уж мы потеряли время.
«Мы, Николай Второй, потеряли наше время на твое, народ, благо». Звучало это примерно так.
– Что у нас на повестке дня? – Президент посмотрел на первого вице-президента Аванесова.
Аванесов ни черта не понимал в банковской деятельности, но был опытным аппаратчиком, был в доверительных отношениях с некоторыми акционерами и, главное, был вхож в Центральный банк. Работал, так сказать, мостом для Боброва в ту часть внешнего мира, которая не приносила денег, но была не менее важна. В повседневной жизни он всегда вел протоколы всех заседаний, формировал их повестку, подписывал все в качестве секретаря собрания и каждую бумажку тщательно оформлял и хранил. Ему доставляло физическое удовольствие сшивать протоколы, писать «прошнуровано, пронумеровано и скреплено печатью банка N листов» и ставить на это все подписи и печати. Уникальная личность.
– На повестке дня, – со значением возвысив голос, завел свою шарманку Аванесов, – два пункта. Первый вопрос: маркетинговая политика банка. Второй вопрос: создание ФПГ. Третий вопрос…
– Постой! – удивился Бобров. – Какой к черту третий вопрос, когда сам сказал, что всего два пункта повестки. Заговариваешься? Или стареешь?
– Третий вопрос, – растерялся Аванесов, – как обычно, разное…
– Разное – заразное! – тихо, но внятно проскрипел Белецкий.
Знающие ситуацию члены правления не сдержали смеха. Под «разным» Аванесов тащил в повестку дня приобретение автомобиля для хозяйственной службы. По логике, это должен был делать Семенников, но машина фактически предназначалась для нужд одной его сотрудницы, любовницы Аванесова, которая, по слухам, чем-то от него заразилась и отлупила. Теперь вот надо было «извиниться».
– Чего такое? – недовольно посмотрел на Белецкого Бобров.
– Секс в автомобиле – удел несовершеннолетних американцев! – не унимался Белецкий, и все с удовольствием наблюдали, как багровеет Аванесов.
– Закончили! – скомандовал Бобров, едва скрывая улыбку. До него тоже дошло, о чем речь.
– Я бы сказал тоньше: кончили… – Белецкий добил Аванесова.
Васканяна эта перепалка не радовала. Он был бы не против поменяться местами с вопросом о приобретении автомобиля. Его правление обсуждало бы часа полтора, подтверждая закон Паркинсона: чем менее значим вопрос, тем дольше его будут обсуждать. Кто-то поговорил бы из-за недостатка человеческого общения, кто-то из-за любви к дискуссиям как таковым, кто-то искренне возмутился бы неоправданной тратой средств, кто-то не упустил бы шанса довести Аванесова до белого каления. Вон Белецкий уже начал.