Жадный Егор
Шрифт:
Он еще не отошел от толкотни на рынке, переодеваний за занавеской и торга с наглыми продавцами, как за дверью раздалось характерное мяуканье. Егор решил не открывать и даже встал, чтобы прибавить звук на телевизоре. Через полчаса раздался звонок в дверь.
– Неужто Мурзик научился звонить? – по привычке спросил Егор вслух.
Звонил не Мурзик, а соседка, баба Шура, из соседней квартиры.
– Егор, кот пришел, мяукает, я уж думала, тебя дома нет, – прошамкала она.
Мурзик, воспользовавшись случаем, тут же просочился в квартиру.
– Спасибо, – сквозь зубы процедил
– Эх, Егор-Егор, жениться тебе пора. Поди, худо одному-то, – запричитала баба Шура.
И тут Егор, видимо, ошалев от одиночества, повел себя совсем несвойственно, он стал плакаться. Кому? Бабе Шуре. Вывалил на бедную старушку все свои горести, и про костюм не забыл добавить.
– Костюм? А, ну, пошли, – соседка решительно взяла Егора под локоток и повела к себе. – От моего Паши, царствие ему небесное, костюм остался. Он ведь незадолго до смерти похудел очень. Прям как ты стал. Мы ему костюм справили, а он и не носил его почти.
Старушка открыла дверь, на Егора пахнуло смесью старости, валокордина и валерьянки.
– Ты проходи, проходи, не стой. Он у меня в шкафу висит, как новенький. – Баба Шура, кряхтя, извлекла из недр шкафа черный кофр на вешалке. – Ты только глянь, – она бережно расстегнула кофр и вытащила на свет божий костюм.
Егор бабы Шуриного восхощения не разделял: костюм был цвета детской неожиданности и пах нафталином.
– Ты примерь, – поспешно произнесла соседка, увидев колебания Егора.
Костюм сел, как влитой. Егор придирчиво рассматривал себя в зеркале. Пиджак был двубортный, а брюки со стрелками заканчивались широкими отворотами.
– Такие разве еще носят? – сомневался Егор.
– А че не носят-то? Это ж классика. Ишь, че удумал, – хохотнула предприимчивая старушка. – Это ж натуральная шерсть, а щас че шьют-то, сплошная синьтетика, будь она неладна, тьфу ты, – произнесла баба Шура в сердцах.
Егор прикинул, что ничего дешевле он не найдет. К взаимному удовольствию скрепили сделку рукопожатием, и Егор унес приобретение домой. Так, с легкой руки бабы Шуры он стал обладателем почти нового костюма из настоящей шерсти.
Факт немодного фасона и неожиданного цвета с лихвой компенсировался ценой. Мурзик, видимо, почуял от обновки запах валерьянки и полез обнюхивать костюм. Егор снял кофр и повесил костюм на балкон, проветриваться. Оставалось потратиться на пару рубашек и новые носки.
Первого сентября Егор Ильич, двадцати двух лет от роду, предстал сначала перед учителями, а потом и пред очами учеников, которые оценили и цвет костюма, и двубортный пиджак с подплечниками, и широкие отвороты.
Классы новенькому по традиции дали самые трудные. Егор Ильич отчаянно потел в костюме из настоящей шерсти, пытаясь угомонить воспитанников. Постепенно втянулся, работал, правда, как и учился, без огонька. Постоянно ждал зарплату и в день выдачи стоял в окошко первым.
Кубышка полнилась, Егор Ильич радовался. Платили копейки, но запросы у Егора Ильича были невелики. Правда, ни коллеги, ни ученики Егора Ильича не любили. Коллеги за непонятную им закрытость и обособленность, ученики за сухость.
Так Егора Ильича и прозвали: Сухарь. В столовой Егора
Ильича тоже не любили, но выражать свою неприязнь в открытую не решались: дочка поварихи училась у Егора Ильича в седьмом классе.Егор Ильич в столовой еду не покупал: дорого. Приносил с собой в судочках суп, чтобы совсем уж не позориться, покупал стакан компота, хлеб можно было брать без ограничений, чем Егор Ильич и пользовался.
Жизнь текла размеренно и однообразно, дни сменялись ночами, за осенью шла зима, так незаметно утекли пять лет. Егора Ильича все устраивало. По вечерам он вел задушевные беседы с Мурзиком, смотрел телевизор, ложился спать в одно и то же время.
У Егора Ильича был день рождения. По такому случаю был куплен торт, а Мурзик получил двойную порцию «вискаса». Праздновал Егор Ильич в полном одиночестве, не считая кота. Спиртное он не употреблял, в еде был непривередлив. Съев кусочек торта отправился спать.
***
У Вали Потушковой по истории была твердая тройка, а по поведению красовалась жирная два. По этому поводу Егором Ильичом в школу были вызваны родители. Папа, солидный мужчина в малиновом пиджаке с широкой золотой цепью на шее, вошел в класс по-хозяйски, присел за парту.
– Я папа Вали Потушковой. Зачем вызывали?
Егор Ильич оробел.
– Так двойка у нее по поведению, – проблеял он.
– Исправим, правда ведь? – папа встал и фамильярно похлопал Егора Ильича по набитому ватой плечу.
– Конечно, конечно, – заверил учитель, подобострастно улыбнувшись.
На следующий день отец Вали зачем-то явился в столовую. Егор Ильич как раз собирался откушать-с и открывал свой судочек.
– Приятного аппетита, – широкая ладонь Потушкова легла на плечу Егора Ильича.
У того сразу пропал аппетит. После занятий Егора Ильича ждали у входа два молодчика и, подхватив несчастного под руки, почти поволокли к черному шестисотому мерседесу. Все произошло так быстро, что Егор Ильич, не успев опомниться, уже сидел внутри.
– Щас будут убивать, – догадался он и на всякий случай зажмурился.
– Егор, у меня к тебе серьезный разговор, – начал отец Вали Потушковой. – Ничего, что я на «ты»?
Егор Ильич понял, что убивать его не собираются, по крайней мере, пока, приоткрыл один глаз и энергично замотал головой.
– Ну, и хорошо. Думаю, мы с тобой поладим. Вася, вези нас в «Фазенду». «Убивать будут в «Фазенде», – догадался Егор Ильич и снова зажмурился, – и надо было мне этой Вале двойку влепить, – жалел он». – В общем, у меня к тебе дело. Я давно к тебе присматриваюсь, и ты мне нравишься, – заключил Потушков.
– Вы мне тоже, – проблеял Егор Ильич.
– Ну, мы же договорились на «ты». Какие между друзьями могут быть церемонии? Называй меня Вова, просто Вова, Вован, – хохотнул отец Вали.
«Когда это мы успели стать друзьями? – удивился Егор Ильич, но предусмотрительно промолчал».
– В общем, у меня к тебе дело, – продолжал Потушков. – Вернее, предложение, от которого ты не сможешь оказаться. «Откажешься тут, – с грустью думал Егор Ильич». – Ладно, все за столом расскажу. Какие могут быть дела на пустой желудок, правда ведь?