Жак-фаталист и его Хозяин
Шрифт:
Полицейский: «Вы лжете! Вы пирожник, ибо тот, кто спит с пирожницей, – это и есть пирожник. Вставайте, одевайтесь и следуйте за мной!»
Пришлось повиноваться: его привели сюда. Министр, узнав о проделке управляющего, одобрил поступок полицейского, который должен прийти за ним сегодня в сумерки, чтобы из этой тюрьмы препроводить его в Бисетр, где благодаря экономии наших администраторов он будет получать свою порцию хлеба, унцию говядины и сможет пиликать на виолончели с утра до вечера…
А что, если и мне тоже приложить голову к подушке в ожидании, когда Жак и его Хозяин проснутся? Как вы полагаете?
На
Жак, его Хозяин и прочие путешественники, остановившиеся в том же доме, надеялись, что к полудню небо прояснится; но ничуть не бывало; и так как ручей, отделявший предместье от города, настолько надулся и разбух от дождя, что опасно было переправляться через него, то те, чей путь лежал в этом направлении, решили лучше потратить день и переждать. Одни принялись беседовать, другие – ходить взад и вперед, высовывать нос наружу, разглядывать небо и возвращаться обратно, ругаясь и топая ногами; некоторые разговаривали о политике и пили, многие забавлялись игрой, а остальные курили, спали и бездельничали. Хозяин сказал Жаку:
– Надеюсь, что Жак вернется к рассказу о своих любовных похождениях и что небо пожелает продержать меня здесь в дурную погоду достаточно долго, чтобы не лишить удовольствия дослушать их до конца.
Жак. Небо пожелает! Никогда не знаешь, чего оно желает и чего нет, да и само оно, быть может, этого не знает. Мой бедный капитан, которого уже нет на свете, повторял мне это сотни раз; и чем дольше я живу, тем больше признаю, что он прав… За вами дело, сударь!
Хозяин. Помню. Ты остановился на экипаже и лакее, которому лекарша разрешила отдернуть полог кровати и поговорить с тобой.
Жак. Лакей подошел к постели и сказал мне: «Ну, приятель, вставайте, одевайтесь и едем». Я ответил ему из-под одеяла, не видя его и не показываясь ему на глаза: «Не мешайте мне спать, приятель, и уезжайте».
Лакей возражает, что у него есть приказ от его хозяина, что он должен его исполнить.
«А ваш хозяин, распоряжающийся незнакомым ему человеком, распорядился ли уплатить то, что я здесь задолжал?»
«С этим уже покончено. Торопитесь: вас ждут в замке, и поверьте, вам будет там гораздо лучше, чем здесь, если только вы оправдаете возбужденное вами любопытство».
Я даю себя уговорить: встаю, одеваюсь, и меня ведут под руки. Я уже простился с лекаршей и собрался сесть в экипаж, когда эта женщина, подойдя ко мне, дернула меня за рукав и попросила отойти с ней в угол комнаты, чтобы сказать мне несколько слов.
«Вот что, друг мой, – заявила она, – вы, кажется, не можете на нас пожаловаться: доктор спас вам ногу, я хорошо ухаживала за вами, и я надеюсь, что вы не забудете о нас в замке».
«А что я могу для вас сделать?»
«Попросить, чтобы моего мужа пригласили вас перевязывать. Там куча народу. Это лучшая клиентура в округе. Сеньор – человек щедрый; он хорошо платит, и от вас зависит составить наше счастье. Муж несколько раз пытался туда проникнуть, но безуспешно».
«Разве в замке нет лекаря, госпожа докторша?»
«Конечно, есть».
«А будь этот лекарь вашим мужем, приятно ли было бы вам, если б ему повредили
и выжили его оттуда?»«Этому лекарю вы ничем не обязаны, а моему мужу, кажется, кое-чем обязаны: если вы, как раньше, ходите на обеих ногах, то это – его рук дело».
«А если ваш муж сделал мне добро, то я, по-вашему, должен сделать другому зло? Будь хотя бы это место свободным…»
Жак собрался продолжать, когда вошла трактирщица, держа на руках завернутую в пеленки Николь, целуя ее, жалея, лаская и причитая над ней, как над ребенком:
– Бедная моя Николь! Она всю ночь напролет провизжала. А вы, господа, хорошо спали?
Хозяин. Отлично.
Трактирщица. Тучи заволокли небо со всех сторон.
Хозяин. Очень досадно.
Трактирщица. Господа далеко едут?
Жак. Мы сами не знаем.
Трактирщица. Господа следуют за кем-нибудь?
Жак. Мы ни за кем не следуем.
Трактирщица. Господа едут или останавливаются в зависимости от дел, встречающихся им по дороге?
Жак. У нас нет никаких дел.
Трактирщица. Господа путешествуют для своего удовольствия?
Жак. Или для своего неудовольствия.
Трактирщица. Желаю вам первого.
Жак. Ваше желание не стоит выеденного яйца; будет то, что предначертано свыше.
Трактирщица. Ага! Значит, женитьба?
Жак. Быть может, да; быть может, нет.
Трактирщица. Будьте осторожны, господа. Тот человек, что находится внизу и что так зверски обошелся с моей бедной Николь, вступил в нелепейший брак… Дай, бедная собачонка, дай я тебя поцелую; и обещаю, что ничего подобного больше не случится. Видите, как она дрожит всем телом?
Хозяин. А что особенного в женитьбе этого человека?
На этот вопрос хозяйка отвечала:
– Там, внизу, какой-то шум; пойду сделаю распоряжения и вернусь, чтобы вам рассказать…
Муж ее, устав кричать: «Жена! Жена!» – поднимается наверх, не замечая, что за ним следует его кум. Трактирщик сказал жене:
– Какого черта ты здесь околачиваешься?
Затем, обернувшись, он заметил кума:
– Вы принесли мне денег?
Кум. Нет, куманек, вы отлично знаете, что у меня их нет.
Трактирщик. У вас нет? Я сумею смастерить их из вашего плуга, ваших лошадей, ваших быков и вашей кровати. Как, негодяй!
Кум. Я не негодяй.
Трактирщик. А кто же ты? Ты нуждаешься, не знаешь, чем засеять поле; твой помещик, которому надоело тебе одалживать, не хочет больше ничего давать. Ты приходишь ко мне; эта женщина за тебя вступается; проклятая болтушка, причина всех совершенных мною в жизни глупостей, уговаривает меня ссудить тебя; я даю тебе в долг; ты обещаешь вернуть и десять раз увиливаешь. Но будь покоен, я канителить не стану. Вон отсюда!
Жак и его Хозяин собрались было походатайствовать за беднягу, но трактирщица, приложив палец к губам, подала им знак, чтоб они молчали.
Трактирщик. Вон отсюда!
Кум. Все, что вы сказали, куманек, сущая правда; но правда также и то, что судебные приставы сейчас находятся у меня и что через несколько минут мы будем доведены до нищенской сумы – моя дочь, сын и я.
Трактирщик. Этой участи ты и заслуживаешь. Зачем ты приходил сегодня утром? Я бросаю доливку бочек, выхожу из погреба, а тебя нет. Вон отсюда, говорю тебе!